Главы из романа
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2011
Перевод Вера Дьяконова
Фруде Грюттен#
Песни пчелиного улья
Главы из романа
Эти истории начинались в действительности, а закончились вымыслом. Книга — не портрет настоящей Многоквартирки в городке Одда, и любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайно.
Давиду и Майклу
We could dream, and keep bees[1]. Ван Морриссон |
Монстр
ПОСРЕДИ фьорда ты начинаешь блевать. Ты склоняешься через перила, выворачивая внутренности наружу, и содержимое желудка разлетается по черному борту парома. Ты думаешь. Как хорошо быть одному на палубе. Остальные пассажиры сидят в салоне, они курят и едят черствые булочки, ты думаешь о теплых хот-догах и снова блюешь. Ошметки непереваренной еды остаются во рту. Ты идешь в туалет умыться и сполоснуть рот. В зеркале твое бледное лицо. Ты думал, что изменишься. Что-то прорастет вместе с ребенком, что-то, о чем ты до сих пор не подозревал, незнакомое чувство, которое наполнит тебя и сделает другим человеком. В родилке ты стоял и ждал, что нахлынут чувства, ждал, как что-то новое вырастет в тебе. Но ничего не случилось. Твоя девочка плакала и ликовала, но с тобой ничего не случилось. Ты ничего такого не почувствовал, не ощутил ничего, когда впервые сидел с младенцем на коленях, ты не заметил ничего, кроме легкой тошноты и головной боли. Ты стоял у окна, смотрел, как из серых туч снег падает в черную воду фьорда. Снег, снег, снег. Небо брызжет молоком. Теперь ты выпал из мира. “Монстр, — подумал ты, впервые увидев ребенка. — Монстр”. Ты видел, как ребенок выходит из нее, будто из нее вываливаются внутренности, выворачивая ее изнанкой наружу, а тебе совсем не хотелось видеть свою девочку с изнанки. На курсах для беременных показывали фильмы, но ты отворачивался, тебя тошнило от одной мысли, тебе становилось плохо, да тебе и было плохо с самого начала ее беременности, тебя тошнило, ты беспокоился. Тебе плохо от одних воспоминаний. На твоих глазах дети появились у брата, и ты даже сидел с ними, когда брат приезжал домой в отпуск, и тогда ты думал, что сам не будешь заводить детей никогда. Твои друзья становились отцами и взахлеб рассказывали, как это здорово. Ты отмечал с друзьями рождение их детей и слушал их рассказы о том, как они перерезали пуповину, как потом мыли и одевали малыша. А тебя тошнило, и ты ничего не смог. Акушерка поднесла к тебе ребенка, чтобы ты перерезал пуповину, но ты отвернулся, покачал головой, ты не хотел его видеть. Даун. Ты думаешь — надо бы поплакать, поплакать на этом долбаном пароме, дать волю слезам, они должны появиться, но слез нет. Ты ничего не чувствуешь. Может, слезы помогли бы, помогли бы почувствовать. Почему тебе не плачется? Почему не приходят слезы? Ни одной слезинки. Ты думаешь, черт возьми, почему не получилось заплакать, когда ребенок родился, это было бы к месту, слезы были бы кстати, приложением к родам. Но ты просто стоял там в родилке и думал, что жизнь перевернулась с ног на голову. И все из-за ребенка. Дауна. Снег все еще валит, огромными хлопьями, плотно, сплошной стеной. Почти невесомый, он падает в воду. У тебя дрожат руки. Беременность превратила ее в воздушный шар. У нее отекло лицо и тело. Ты часто об этом думал, когда она была беременной, она стала другой, это не та девочка, в которую ты влюбился. Ты нашел несколько ее фотографий прошлого года, когда начинался ваш роман, смотрел на эти фотографии, чтобы убедиться, что не ошибся, что она не всегда была такой. На одной фотографии она стояла у моря, держа в руках бутылочку с маслом для загара, светлые волосы, красное бикини, июньский свет падает на твою девочку. На всех фотографиях она была ослепительно красива, настолько красива, что ты задыхался. Ты спускаешься к машине, садишься в нее и ждешь, когда паром пришвартуется. Снегопад закончился, хлопья снега все еще опускаются на землю, но он уже не такой плотный. Ты думал, только у старых родителей рождаются такие дети, что дети бывают умственно отсталыми только у старых матерей. Врач отвел тебя в другую комнату и объяснил все про синдром Дауна. Ты не слушал, сидел и смотрел на ребенка. Косые глаза. Открытый рот. Деформированные уши. Паром швартуется. Тебя все еще немного тошнит. Ты срыгиваешь. Больше ты ничего не чувствуешь. Ты заводишь двигатель и выезжаешь на берег. Перед трассой ты не знаешь, какую выбрать полосу. Ты об этом не задумывался. В голове гудит. Ты занемел. Включаешь левый поворотник, но поворачиваешь направо. В этот момент мимо со свистом проносится машина, ты содрогаешься, ты ее не видел, резко тормозишь, топишь в пол педаль тормоза, и белая машина проскальзывает мимо, а шофер сигналит, все происходит молниеносно, едва-едва успел, а все могло быть просто ужасно. Ты заезжаешь на заправку и ждешь, пока проедут остальные машины с парома. Думаешь: чуть-чуть — и была бы авария, так мало нужно. Десятые доли секунды. Черт возьми. Пронесло. И ты думаешь, что мало уехать. Надо ехать куда-то. До тебя только сейчас это дошло. Ты думал только о том, чтобы сбежать. Ехать, ехать. Прочь, прочь. От ребенка, орущего дома в Многоквартирке. Ребенка, будящего тебя по ночам. Ребенка, который срет и ссыт. Ребенка, который уменьшил тебя до персонажа второго плана в твоей собственной жизни. Ты смотришь на себя в зеркало. Монстр, думаешь ты, монстр. И ты плачешь. Ты больше не можешь совладать с собой. Ты плачешь, как младенец. Слезы текут. Ты всхлипываешь и шмыгаешь носом. Плачешь, почти как баба. Пытаешься взять себя в руки, открываешь дверь, заливаешь полный бак. Входишь на заправку и платишь, а слезы текут. Девушка за прилавком смотрит на тебя, но ничего не говорит. Ты возвращаешься к машине. Выезжаешь на дорогу, включаешь левый поворотник и снова заезжаешь в очередь на паром. Тормозишь и становишься в очередь за трейлером, который, как тебе кажется, уже давно пора помыть. Билетер не реагирует, хотя это тот же парень, у которого ты покупал билет на другой стороне фьорда. Ты медленно заезжаешь на паром и поднимаешься на палубу. Небо прояснилось, небольшой просвет в снеговых тучах. Ты стоишь один на ветру, пока меняется шум мотора, ты замечаешь, как низкий гул переходит в более высокий звук, когда двигатель включается и паром снова выходит во фьорд.
Далее см. бумажную версию.