С Ириной Балахоновой, главным редактором издательства “Самокат”, беседует Наталья Мавлевич
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2011
Наши интервью
Новые детские книги — мосты между взрослыми и детьми
Вы видели когда-нибудь, чтобы человек ехал на самокате и на ходу читал книжку? Ну, разумеется! Сумасшедший самокатчик — эмблема одного из лучших и едва ли не самого смелого из российских детских издательств. Не боясь ухабов и непроторенных дорожек, оно на свой страх и риск доставляет читателям тщательно отобранные новинки детской литературы. В каталоге “Самоката” немало переводных книг, и многие из них имеют самое прямое отношение к проблемам сегодняшней семьи. О том, как эти проблемы преломляются в современной западной литературе, адресованной младшим поколениям, Наталья Мавлевич побеседовала с главным редактором издательского дома “Самокат” Ириной Балахоновой.
Наталья Мавлевич. Взрослые всегда старались оберегать мир ребенка от всего, что может повредить его неокрепшей психике, поколебать его веру в людей, доверие к взрослым и безусловное уважение к родителям. Но в последние десятилетия что-то изменилось в европейской детской литературе, поменялся ее тон и значительно расширилась тематика. С детьми заговорили о вещах совсем не детских. Это относится ко многим книгам вашего издательства. Как принимают их российские читатели?
Ирина Балахонова. Действительно, такая, условно говоря, новая литература для детей появилась на Западе примерно в 70-е годы ХХ века и все больше развивается. Писатели заговорили с детьми, причем иногда совсем маленькими, на такие прежде запретные темы, как развод родителей, смерть, тяжелая болезнь. Справедливости ради надо сказать, что и отечественные авторы уже в 90-е годы стали открыто упоминать о многом, что прежде было табу. Достаточно назвать книги Екатерины Мурашовой, еще тогда, в 90-е, переведенные на немецкий язык, но таких писателей у нас немного. Что касается того, как принимают читатели попытки откровенно говорить с детьми о проблемах современной семьи, то нужно уточнить, кого мы имеем в виду. Читатели-дети принимают легко, а вот у взрослых такая тенденция часто вызывает протест. Взять хотя бы замечательную книгу австрийской писательницы Кристине Нёстлингер “Само собой и вообще”, переведенную с немецкого Верой Комаровой. В ней дети страдают, оттого что их родители расстаются. Мне приходилось слышать неодобрительные отзывы: дескать, говоря о разводе, вы вырабатываете у детей неправильные стереотипы. И уж совсем не принято у нас упоминать в детских книжках о смерти. Не дай бог, травмируешь ребенка!
Н. М. Странно, что на родине Толстого тема смерти затушевывается.
И. Б. Конечно. Русская классика, в том числе та, которую изучают в школе, вообще не похожа на сахарный сироп. И когда в спорах с библиотекарями мне не хватает аргументов, я прибегаю к последнему, говорю: “Вы же даете одиннадцатилетнему ребенку в руки ▒Капитанскую дочку’, и вас ничего не смущает!” Но таковы особенности постсоветского сознания — важно не содержание, а подпись под текстом. Есть авторы безусловно правильные, а есть неправильные.
Н. М. Иными словами, в книге для детишек все должно происходить на фоне идеальной семьи, это как в школьных задачках по физике: в расчете на идеальные условия, без учета трения и отклоняющих векторов.
И. Б. Между тем идеальных семей не бывает. Если вернуться к теме развода, то надо понять вот что: дети всегда склонны винить в том, что родители расстаются, себя, это вам любой психолог скажет. Им надо помочь понять, что же происходит. Иногда это и самим взрослым нелегко сделать. Вот вам живой пример. Недавно я получила от знакомых благодарность за уже упоминавшуюся книгу Кристине Нёстлингер. Их близкие родственники находились в процессе мучительного развода, а дети бились в клетках, которые создали им родители, и ни те ни другие не умели разрешить ситуацию. Вообще у таких авторов, как Нёстлингер или УльфСтарк, один из лучших шведских писателей, пишущих для детей, и один из наших любимейших авторов (мы издали три его книги в переводе Ольги Мяэотс), можно увидеть неожиданный поворот извечной темы конфликта поколений. Очень часто младшие герои стремятся понять старших и даже заботятся о них. У нас все больше пишут о том, что взрослые должны понять ребенка, а вот о том, что они сами нуждаются в понимании с его стороны, как-то не думают.
Н. М. Похоже, мы живем в мире инфантильных взрослых и рано взрослеющих детей…
И. Б. Во всяком случае, проблемы взрослых зачастую родом из детства, и у нас многие люди эти свои проблемы вовремя не осмыслили и не решили. В силу разных причин, связанных даже и с историческими условиями, в которых они жили, когда были детьми, решить их нередко было просто невозможно. И вот они живут дальше, внешне выглядят взрослыми, и уже свои дети у них подрастают, а на самом деле они глубоко инфантильны. Наступает время, когда такие “недозревшие взрослые” опять сталкиваются с недопонятым, недодуманным через проблемы собственных детей. А чтение хорошей подростковой литературы позволяет возвратиться к этим нерешенным вопросам и ответить на них в диалоге с ребенком.
Н. М. Само понятие литературы для подростков возникло сравнительно недавно. С чем, на ваш взгляд, это связано?
И. Б. Тому было несколько причин. Во-первых, на Западе довольно давно столкнулись с тем, что так заботит сегодня нас: резко сократилось количество читающих детей. Литература, которую им предлагали прежде, то есть либо нарочито “детская”, либо морализаторская, либо взрослая классика, перешедшая в разряд детского чтения, стала им неинтересна, утратила связь с их реальной жизнью. С другой стороны, западный рынок понял, что ребенок любого возраста, в том числе подросток, тоже может быть его потребителем, что с ним можно разговаривать, создавая качественный продукт, который отвечал бы его насущным потребностям, и что этот продукт может приносить реальный доход.
Н. М. Значит ли это, что такая литература изготавливается по мерке потребителя и по социальному заказу?
И. Б. Разумеется, нет. То есть в этой области, как и в любой другой, подвизается немало изготовителей книг, которые пытаются попасть в струю или в рамки той или иной издательской серии. Но мы выбираем книги прежде всего исходя из их художественной ценности. Да, можно выстроить книги по тематике: о том-то и о том-то… Но это не значит, что издатели решили и заказали: надо написать книги на такие-то темы. Все сложнее. Если автор по-настоящему хорошей книги — а читатель, особенно подросток, всегда отличит искренность от фальши — пишет, к примеру, о больных или одиноких детях, значит, ему важно высказаться. Несколько лет назад мы издали книгу француженки Мари-Од Мюрай “Oh, boy!”…
Н. М. За перевод которой Наталья Шаховская получила премию Гильдии переводчиков…
И. Б. Да. Так вот, эта книга вызвала самые горячие споры среди критиков. В частности, было и такое обвинение: она написана как популярный учебник толерантности и явно по заказу. Но потом Мари-Од приехала в Москву на книжную ярмарку, читатели и критики увидели ее.
Н. М. Я тоже видела. Она сама похожа на трудного подростка. Пришла в какой-то хулиганской кепочке набекрень, села на угол стола и, болтая ногами, принялась рассказывать о своих пристрастиях.
И. Б. А критик, который обвинял ее в ангажированности, стал свидетелем такой сцены. Мари-Од воспользовалась тем, что ярмарку посетил министр экономики Франции, вцепилась в его руку и не выпускала, пока не высказала все, что она и целое объединение детских писателей думают о политике правительства в отношении детей эмигрантов, которых тогда высылали из страны. И критику стало ясно: то, что пишет Мюрай, отражает ее человеческую позицию. “Oh, boy!” оказалась первой и чуть ли не единственной детской книгой на русском языке, где среди героев есть гомосексуал. Там, в центре повествования, дети, у которых погибли родители, и их опекуном становится сводный брат, вот этот самый гей-пофигист, которому даром не нужны никакие детки. Образ явно утрированный, в духе Мюрай. Она не задается целью принять или заклеймить такой образ жизни, книга о другом. О том, может ли человек, слабый маргинал, повзрослеть и взять на себя ответственность за детей.
Н. М. Бросается в глаза, что среди книг, которые вы издаете, очень много скандинавских. УльфСтарк, Анника Тор, Юн Эво, Мария Парр — шведские, норвежские авторы. Это потому, что у “Самоката” сложились более тесные отношения со скандинавскими издателями?
И. Б. Нет. Просто в скандинавских странах действительно больше книг для подростков, многие успели стать классикой. Из наших последних я бы отметила книгу норвежца Юна Эво “Солнце — крутой бог”. Кстати, ее переводчица, Любовь Горлина, разделила премию с Натальей Шаховской. Шестнадцатилетний герой романа хочет стать взрослым и составляет список вещей, которым ему надо для этого научиться, но взрослеет благодаря совершенно другим обстоятельствам. Один из этапов взросления — помощь отцу, которого мальчик сначала подозревает в супружеской измене, но вскоре узнает, что отец болен раком, боится болезни и замыкается в ней. В скандинавских странах много талантливых писателей, бесконечно внимательных к тому, что происходит с подростками. И пишут они максимально честно, без соплей, что подкупает и взрослых, и юных читателей.
Н. М. Возможно то, что в нашей детской литературе еще довольно мало аналогичных книг, — следствие советского воспитания. Рискованные темы не становятся органичными для писателей, их подсознательно продолжают считать недетскими.
И. Б. И это несмотря на то, что есть проблемы, которые буквально бросаются в глаза. В России, где не только мужской, но и женский алкоголизм становится национальным бедствием, разрушает семьи, эта тема никак не присутствует в книгах, адресованных детям. А в книге ЭндреЛюндаЭриксена “Осторожно, Питбуль-Терье!”, переведенной с норвежского языка Ольгой Дробот, сошлись два героя-горемыки: у одного отец пьет, у другого мать страдает депрессией. Еще одна животрепещущая тема — свободные и вместе с тем уважительные отношения в семье. Одна из наших последних книг — переведенная со шведского Александром Туревским — повесть Мони Нильсон-Брэнстрем “Цацики идет в школу”. Я бы определила ее как книгу про абсолютную любовь. Мать семилетнего героя, рок-певица, назвала его в честь своего любимого греческого блюда. Папа у Цацики — грек, но он его никогда не видел. Он плод этакой курортной любви. Влюбляется мальчик, влюбляется мама, и они обсуждают друг с другом свои сердечные дела. Я опасалась, как воспримут эту новинку, а она, непонятно почему, оказалась очень востребованной. Вообще судьбу книги невозможно предугадать, иначе все издавали бы только хиты.
Н. М. Я вспоминаю первую книгу, выпущенную издательством “Самокат” и тоже переведенную Натальей Шаховской, — повесть “Собака Пес” французского писателя и педагога Даниэля Пеннака. Вот это был ошеломительный успех!
И. Б. Это история девочки, которую родители кормят, одевают, выполняют все ее прихоти, но при этом в упор не видят других и не научили этому ее. Положение, очень характерное для современной семьи.
Впрочем, отношение к детям и у нас постепенно начинает изменяться — взрослые все больше видят в них отдельные, самостоятельные личности, пытаются наладить диалог как с равными. Хочется верить, что в этих изменениях есть и наша заслуга, не напрасно мы на протяжении семи лет издаем книги, затрагивающие вопросы взаимопонимания между поколениями, вообще между совершенно разными людьми, которые должны научиться уважать и слышать друг друга. Раз уж наше государство тут пока бессильно, роль просветителей, строителей незримых мостов между взрослыми и детьми, между культурами, играют педагоги, издатели, правозащитники.
Н. М. Если попробовать найти что-то общее, свойственное буквально всем книгам новой детской литературы, то это, пожалуй, как раз и будет внимательное отношение к личности, взрослой, ребячьей или даже собачьей, то самое умение видеть и понимать другого. Этот другой может говорить на другом языке, жить по другим обычаям, быть чудным, больным, толстым, угрюмым, нервным… Все это называется словом, ключевым для современной цивилизации и так плохо приживающимся у нас, — словом “толерантность”.
И. Б. Не в слове дело, слова можно найти и другие, сказать “сопереживание”, “сочувствие”, “человеколюбие”. В любом случае, с детьми надо начинать не с терминов, а с ситуаций, вызывающих в них сопереживание. Сегодня в мире многие понятия сместились. Например, понятие о силе стало совсем не таким, каким оставалось на протяжении многих веков. Сила интеллекта стала важнее физической силы, умение хорошенько врéзать и дать сдачи отошло на второй план. Об этом у нас тоже есть книжка, предназначенная для семейного чтения, — “Как стать настоящим львом” ХансаЦипперта, перевод с немецкого Евгения Воропаева. Она очень смешная, но, по существу, это попытка изложить гуманную позицию современного общества. Герои книжки: папа-лев, альфа-самец, хищник, привыкший все решать силой, и львенок-вегетарианец, которому отвратительно всякое насилие. Как им ужиться?
Н. М. И что, уживаются?
И. Б. В конечном счете — да. Это же все-таки детская книжка!