Стихотворения. Перевод Алёши Прокопьева
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 4, 2011
Перевод Алёша Прокопьев
Альфред Лихтенштейн#
А ну-ка я надену канотье…
Стихотворения
Прогулка
В мир тесный входит вечер и раздвигает тень
Тьмой шелковой, луною. Дорожки клонит в лень.
И опиумный ветер — уже в полях, но тих.
Крылами серебрится вдруг пара глаз моих.
Я словно стал планетой, и города — внутри.
Вокруг горят, клубятся и реют фонари.
И небеса от свечки своей зажглись сей миг.
…И там пылает, ходит мой человечий лик…
Пасмурный вечер
В размытом плачем мокром месте тучи —
В гнилых разрывах — промокаем ватой
Зеленый лучик. Дьявольски текучи
Дома, их облик — злой, одутловатый.
Зажглись желтушные огни-посланцы.
Жена здесь, чада, тучный спит папаша.
Накрашенные девки учат танцы.
В театре лицедеи, сволочь наша.
Визжат сатирики, душ инженеры:
День умер. Весь… Осталось только имя!
В зрачках девицы — блеск, легионеры…
Стремится дама всей душой к любимой.
Cтрах
Лес и поле — всё в осколках, в щепках.
Город газом туч заволокло.
Все умрем. Всё так некрепко.
Счастье хрупко, как стекло.
Черной жижей — время по паркету,
Аромат духов — болото зла.
Выстрелы — из пистолета —
Слышишь? Голова цела?
Атлет
В тапочках растрепанных ходил он
По каморке, взад-вперед-обратно,
В крохотном своем жилище.
Размышлял о сказанном в газетах,
О событиях — в вечерней прессе.
И зевал печальною зевотой,
Так зевать мог только прочитавший
Нечто странное, настигнут мыслью,
Что гусиной кожей — трус отпетый,
Что отрыжкой — записной обжора,
Схватками — беременная тетя…
Может быть, была зевота знаком,
Что пора уже и спать ложиться.
Только мысль его не отпускала.
И тогда он начал раздеваться…
А раздевшись, взялся за гантели.
Песни Берлину
1
Мой скотский брат, Берлин, ты самоцвет.
Фонарный свет твой острый, как колючки.
Когда лечу во тьме сквозь яркий бред
За каждой юбкой, каждой толстой злючкой.
Пьянею вмиг: подмигиванья, шашни.
И обсосавши месяц-леденец —
Луч дней, — обрушился закат на башни,
Пылает лампочкой лицо в багрец.
2
Берлин, нескоро я вернусь сюда.
Безрадостны другие города.
Буду сидеть на горочке один.
И на березе вырезать: БЕРЛИН.
Прощай Берлин, твой наглый свет химеры.
Прощайте улицы, мои аферы.
Ну кто другой здесь вынес столько мук?
Прощайте кабаки. Ваш вечный друг.
3
Пусть ветром благостным несомы, люди,
Блаженные, парят, и мир на лицах.
Но мы, гнилы, отравлены, не будем
Лгать о жильцах небес или жилицах.
По улицам шатаюсь незнакомым.
Дни, полые внутри, крошатся мелом.
Ты, мой Берлин, ты опиум с содомом.
Как больно! Я с тобой — душой и телом.
Capriccio
Так хочу умереть я:
Пусть будет темно и дождливо.
Лишь бы не чувствовать тяжести облаков,
Которые все еще окутывают небо
В мягкий бархат.
Черными лениво зеркалами
Обтекают улицы дома, и фонари
Повисли бисером над асфальтом.
Серебристой мошкарой летучей
Звезды роятся вокруг месяца.
И я где-то там. Посреди. Серьезно
И немного глупо, но со знаньем дела
Изучаю изысканные небесно-голубые ножки
Дамы, в тот самый момент, когда из-под машины
Красным мячиком вылетает
Моя отрезанная голова,
И катится прямо к ней…
Дама еле слышно ругается. Кончиком
Высокого каблука
Брезгливо сталкивает голову
В сточную канаву.
Carrière
Две малые пташки скачут у ручья.
Коль ты крылат — зачем ходить учиться?
Вот господин мечтает об авто,
А хочет среди звездочек лучиться.
Лифт часто не работает у нас.
Пыхтя, по лестнице шагают строем.
Поэт — тот падает в подвал подчас.
Лишь тот, кто трудится, вершин достоин.
Сумерки
С прудом играет мальчик у воды.
И ветер весь запутался в осине.
Пропитой бабой небо — жди беды, —
С потекшим гримом, мертво-бледно-сине.
Согнувшись, опираясь на клюки,
Калеки в поле разболтались сладко.
Поэт-блондин рехнется все-таки.
О даму спотыкается лошадка.
К окну прилип дородный господин.
Идет подросток к пухленькой ломаке.
Обулся клоун и сидит один.
Кричит коляска. Лаются собаки.
Возвращение в родную деревню
Когда я был мальцом, весь мир был — пруд,
Бабуля, крыша красная, волов
Из хлева рев, и заросли лесные.
И всюду зелень радостных лужаек.
Там сладко было так мечтать о далях.
И быть ничем, лишь только светлым ветром,
И птичьим щебетом, и книгой сказок.
Свистела вдалеке змея-чугунка…
Смерть мира
Комочек ветра — трупной губкой по
Зеленой коже мира. Вставших рек —
Грохочущей железки — полотно
Еще скрепляет мир, осевший в снег.
В дождливом кроме, в крохотной стране,
Последний город — гордый, жесткий, злой.
И череп криво — помолись-ка мне! —
На труп возлег, на черный аналой.
Моя смерть
Полугорсть моей жизни.
Где она выпадет из ладони?..
Я, как женщина, шагаю мелко-мелко.
Вечер разогнал мои сны.
Спать не приходит на ум.
А ну-ка я надену канотье…
А ну-ка я надену канотье!
Дождь в синеву отмыл закат от скуки.
Как мир горит! Забывши о нытье,
Иду хороший, смирный — руки в брюки.
Пусть утро на меня с камнями — в крик —
Набросится, полуживого муча.
Я ринусь в ночь! Я счастлив в этот миг!
А фонари! А девочки — мяуча!
Граната
Сначала — скупо — барабанный бой
Приносит взрыв, гром, треск в день голубой.
Потом шипение, как взмыла вверх ракета.
Свист рельс. И страх. И тишина. И где-то
Вдруг вдалеке дым, туповатый стук,
И эха странный жесткий темный звук.
Поездка в сумасшедший дом
Как жирно рельсы в линии сплошные
Слились — мимо домов, мимо гробов.
Бананы на углу, углы смешные.
Пусть тешатся, не расшибали б лбов.
Растерянные человекозвери
По резкой, мерзкой улице скользят.
Летят трудяги с фабрик, ржавы двери.
Как в лабиринт, устало входишь в сад.
И, запряженный вороными, зябко
Змей-катафалк расслабленно трусит.
И небо по-над городом — как тряпка…
Геройски и бессмысленно висит.
Пейзаж
Как из кастрюли кости — страх берет, —
Лоснятся мерзко улицы в обед.
Тебя не видел я сто тысяч лет.
Девчонку мальчик за косы дерет.
Собаки спят в грязи, им все равно.
Пойти б с тобой под ручку вечерком.
Оберточной бумагой — неба ком,
Где солнце — масла жирное пятно.
Операция
Врачи рвут женщину, в лучах блестит резец.
Разрыв открыт, зияет красным. Кровь, густа,
Вином льет темным в белый таз. Видна киста,
На солнце — розовая. Серо, как свинец,
Свисает голова. Рот впал. Подобно псу,
Хрип издает. Желт подбородок, остр.
Сиделка в холодке, как дружелюбный монстр,
Сосредоточенно вкушает колбасу.
Пейзаж (по мотивам одной картины)
Ветвями тьму рассыпал узкий ствол —
Сияет мрак вкруг нищенских крестов.
Земля чернее вытянулась в ров.
Как месяц мал, медлителен и гол!
А рядом с ним качает парой крыл
Аэроплан повадки щегольской.
И грешники глядят на них с тоской,
Повылезав из сумрачных могил.
Пейзаж с луной
Желтый глаз вверху как мама, с лаской.
Синей скатертью ночь, легкий шелк.
Ясно только, что дышу, хоть сказкой
Стал теперь я, книжка-малышок.
Зданья ловят в окна сны-подарки,
Спящие — карандаши иль кто?
Божьими коровками по ярким
Улицам ползут авто.
Ночь
Мечтательно жандармы стоят под фонарями.
Прохожего завидев, заводит нищий песню.
Могучие трамваи стоят, а ты хоть тресни,
Авто упали к звездам и там парят над нами.
Вокруг домов суровых гуляют проститутки,
Меланхолично задом вертя, как по науке.
Лежат осколки неба на жизни жалкой скуке…
Котов ночные звуки и жалобны, и жутки.
Туман
Мир мягко расплывается в туман.
Деревья обескровленные — в дым.
Лишь тени там, где крикнул аноним.
Сверкающие чудища — обман.
И фонари в такой вот вечер мирный
Жужжат, как в банке пойманная муха.
И месяц, где-то с краю тлея сухо,
Сидит, паук, на удивленье жирный.
А мы, лишь к смерти годные, пустыню —
Шагая вхруст — решили превозмочь.
Печально белые глаза разиня —
Как шпики — в набухающую ночь.
Точка
Сквозь голову померкшую — шары
Блистающие улиц. Больно, жуть.
Мне скоро умереть, уйти, уснуть.
Колючки плоти, как же вы остры!
Ночь плесневеет, луч — фонарный яд —
Зеленой грязью скоро все зальет.
В кулечек сжалось сердце. Кровь как лед.
Мир рушится. Глаза в куски летят.
Пророчество
Вдруг придет — я верю знакам —
С севера дыханье смерти.
Пахнет трупами, бараком.
Всем погибель, всем, поверьте.
Потемнеет неба сгусток,
Когти там чумы-злодейки.
Разорвутся с громким хрустом
Лицедеи, лицедейки.
На конюшне взрывы алы.
Мухи — даже те вспотели.
В воздух гомосексуалы
Полетели из постели.
Треснут стены. Тухнет зверско
Рыба в речке, стоероса.
Все погибнут богомерзко.
Омнибус летит с откоса.
Летний вечер
Все разгладилось, забылось,
Стало легким, зыбким — спит.
Свято небо город с облак
Тихим дождичком кропит.
В обувном все так стеклянно.
Пусто в булочной. И тут.
За фантомом удивленно
Люди улицей бредут.
…Меднорожий кобольд скачет
Крышей, всё скорей, скорей.
Девочки чуть слышно плачут,
Отделясь от фонарей.