О книге Анатолия Гелескула “Огни в океане”
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2011
…жребий твой высок#
Наталья Ванханен
“По-королевски,
без фальши”
О книге Анатолия Гелескула “Огни в
океане”
Вышла книга избранных переводов с
испанского и португальского Анатолия Гелескула.
Уже стало общим местом, что переводчик —
это голос за кадром. Он невидим, незаметен, мало известен. Он вроде как даже
обязан к этой своей “шапке невидимке” тянуться: говорить-то следует поэтам,
которых он переводит, не ему самому.
Или вообразите только: прославленный
артист кукольного театра! То есть бывает, конечно, взять хоть Образцова,
однако, как правило, человек, говорящий то голосом Пьеро, то Коломбины, зрителю
лично не знаком.
Нет, не в обиду будь сказано поэтам,
классикам и современникам — я вовсе не сравниваю их с ведóмыми
марионетками. И все же они зависимы, и весьма зависимы от человека, берущегося
передать самую суть их высказывания на чужом языке, который зачастую иначе
организован, имеет иную мелодику и наполнен другими ассоциациями.
Как, например, русскому, никогда не
видавшему Испании, понять испанскую пословицу, в буквальном переводе звучащую
так: “Если река шумит, значит, вода в ней есть”? (Означает она то же, что наше
“Нет дыма без огня”.) А что, спросит он, в реке может не быть воды? И разве
река непременно должна шуметь? Вон Нева или там Волга — воды залейся, а тихо.
А невдомек ему, что реки в Испании ничуть
не похожи на наши. Обычно они капризны и переменчивы: подтаял снег в горах —
наполнились, пришла засуха — обмелели, а то и вовсе высохли, хоть бери метлу и
подметай русло, если охота.
Это я к тому, что при слове “река” у
испанца и у русского возникают совершенно разные ассоциации. А что в поэзии
важнее ассоциаций? Мысль? Музыка?
Музыкантам и живописцам повезло больше —
их искусство, как известно, перевода не требует. Композитору, тем не менее, важен
исполнитель. Многим, наверное, приходилось слышать на концерте возмущенный
шепот: “Господи, что он играет! Он же ничего не понял!” Или, напротив, ловить
завистливое восхищение: “Ведь совсем ребенок исполнитель-то. Что он может в
этих чувствах понимать? А ведь как точно сыграно! Поразительно!”
Заблуждается тот, кто думает: выучу
немецкий, прочту Рильке в подлиннике, без всяких посредников. Да, прочтет, если
вообще привык и умеет читать поэзию — свою, родную. Прочтет, если сумеет
вникнуть в мир иноязычной поэзии, в мир самого Рильке. А нет — иноязычный поэт
так и останется за семью печатями. Даром что язык выучил.
Переводчик — толкователь, интерпретатор,
исполнитель стихотворения на другом языковом инструменте. Чем этот исполнитель
тоньше и виртуознее, тем больше у нас возможностей получить на родном языке
настоящего Рильке или Шекспира.
Анатолия Гелескула не надо представлять
читателю. Он стал первым лауреатом премии “Мастер” в области перевода, да,
впрочем, не в премиях тут дело. Его Лоркой зачитывались уже в шестидесятых:
“Цыганский романсеро” стал для целого поколения открытием — в самой русской
поэзии появился новый звук, новая образность, иной мир для нас распахнулся,
трагический и прекрасный. Настоящий.
По-испански “настоящий” — “real”. И
“королевский” так же точно. Реалом называлась старинная испанская монета.
Почему, понятно. Человек пробовал золотой на зуб: “real o no”, то есть
королевским монетным двором отчеканено или фальшивка? Таким образом,
“по-настоящему” означает “по-королевски”. Анатолий Гелескул и одаривает нас
иностранной поэзией в своих переводах — по-королевски, без фальши.
“Огни в океане” — четвертая книга его
избранных переводов. В 1993 увидел свет сборник “Темные птицы”, включавший его
переводы из испанской, французской, немецкой, португальской, польской поэзии.
Пять тысяч экземпляров разлетелись мгновенно, эту книжку давно уже невозможно
достать. В 2006 вышло расширенное “Избранное” — переводы Гелескула в серии
“Мастера перевода”. Год назад отдельной книгой появились его переводы польской
поэзии — работа поразительная не только по качеству, но и по объему: мы-то,
испанисты, грешным делом числили его в основном по своему ведомству, а тут
оказалось, что Польша значит в его жизни не меньше, чем Испания!
И вот наконец — и впервые! — книга переводов
только испано-язычной и португало-язычной поэзии. Впрочем, нет, не совсем. Есть
ведь еще и галисийская поэтесса Росалия де Кастро. Точнее, наверное, было бы
выразиться так: поэзия Пиренейского полуострова и стран, вовлеченных в его
орбиту.
Сам переводчик в предисловии, как всегда
с гелескуловской образностью, говорит об особенностях этой оконечности Европы,
о древности и культурной бездонности полуострова, о его камнях и корнях. Корни у испанской поэзии такие же
глубоко уходящие в почву, как и у растений этой выжженной каменистой земли. В
книге есть заметки переводчика о каждом из переводимых поэтов — он называет их
заметками на полях. В одной пересказан разговор поэта Мигеля Эрнандеса со
скульптором Альберто Санчесом. Оба они, тогда совсем молодые люди, бродили по
полям в окрестностях Мадрида, в окраинном районе Вальекас (теперь там никаких
полей — город), срывали пахучие стебельки тимьяна, удивляясь, какой длинный и
причудливо изогнутый у него корень — как жизненный путь человека. Вот только
редко какая жизнь издает такой аромат, заметил Мигель Эрнандес.
Переводы Анатолия Гелескула доносят до
читателя аромат Кастилии и Андалусии, дух времени, запах и звук минувших веков.
Он так говорит с нами словами Кеведо и Гарсиласо, языком монаха-кармелита,
мистика и мученика, а главное, поэта — Сан Хуана де ла Крус, что, кажется, он
знал всех этих людей и они рассказали ему обо всем самом главном. А главным
всегда остается одно и то же — любовь, смерть, вера, — как бы мы ни порывались
легкомысленно об этом забыть.
Кстати, если бы “заметки на полях” были
изданы отдельным изданием, вышла бы самостоятельная, бесконечно интересная
книга — столько в них неожиданных наблюдений, глубокого понимания слова, а
порой и невероятной эрудиции. Я уж не говорю о живом языке и вспыхивающих тут и
там блёстках юмора. Чего стоит, например, остроумная находка в авторском
предисловии — перевод стихотворения немецкого поэта Моргенштерна:
Беседа рыб
—
— — — — —
—
— — — —
—
— — — — —
—
— — — —
Перевел
А. Гелескул
И в стихах, и в прозе Гелескул верен
поэзии. Знаток и переводчик Хименеса, он приводит его слова: “Мы слабы, когда
слабеет в нас поэзия жизни. Давайте же доверять нашей подлинной силе”. Вольное
дыхание поэзии живет в этой книге, созданной на протяжении почти что полувека.
В нее включены не только знакомые нам стихи и переработанные варианты уже
известных стихотворений — Гелескул из тех немногих, у кого творческий процесс
никогда не затухает, а всякий вариант не окончателен, — но и совершенно новые
работы последних лет. И всегда забываешь, что перед тобой перевод. Просто
читаешь прекрасные стихи:
Эта жизнь моя,
камешек легкий,
словно ты. Словно ты,
перелетный,
словно ты,
скиталец убогий,
сирота проезжей дороги;
словно ты,
певучий клубочек,
бубенец дорог и обочин…
Это Леон Фелипе Камино, ХХ век. До чего
же по ритму, по звуку это близко к подлиннику! Я слышала, как песню на эти
стихи, по-испански разумеется, пел Пако Ибаньес, легендарный бард, вроде нашего
Окуджавы или Галича. Одно существенное отличие: он, как правило, пел не свои
слова, а сочинял мелодии на стихи известных поэтов. Так вот, по-моему, перевод
этого стихотворения точно ложится на музыку Пако. Случай редчайший, ведь для
музыкальных произведений обычно приходится “подгонять строку”, делая так
называемый эквиритмический перевод. Леон Фелипе — одна из ранних работ Анатолия
Гелескула, и чуть ли ни первая его публикация. Она попалась на глаза Анне
Ахматовой, и та пришла в восторг. Правда, переводчик уверяет, что ее восхитил
не “камешек”, а другое стихотворение, которое ему самому, кажется, нравилось
меньше. Называется оно “Дознание”:
…И кто-то приказал мне: — Говори!
Припомни всё. Припомни, что ты видел…
“Должно быть, что-то ей там лично
оказалось близким”, — говорил Анатолий Михайлович. Как бы там ни было, вскоре
состоялось их знакомство.
Много лет переводчик посвятил собиранию и
переводу народной испанской песни, которую всегда считал родником, питающим
поэзию Испании. В этой книге испанские песни стали важным, заключительным
разделом. Переводить их трудно, почти невозможно. Потому что, как бы поточнее
выразиться, нет никаких формальных зацепок: стон и вздох — какими словами их
передать?
Пройдет и моя любовь,
пройдет и моя беда,
и слезы мои пройдут,
и все пройдет навсегда.
Книга названа “Огни в океане”. Почему?
Ответ в словах того же Леона Фелипе: “Поэзия для меня — лишь система световых
сигналов. Костры, которые мы зажигаем во тьме, чтобы кто-то нас видел, чтобы
нас не забыли… Такова моя эстетика — эстетика корабля, блуждающего в тумане.
Сегодня, как никогда, поэзия для меня — организованное и организующее пламя,
знак, зов и зарево бедствия”.
Прочитав это, я сказала Наталье
Малиновской, составителю и комментатору книги:
— Ну да, понятно: кругом туман, а тут
вдруг свет, ясность какая-то.
— Да нет же, — отозвалась она. — Просто в
океане думаешь, что ты — один. А оказывается — нет.
# ї Наталья Ванханен, 2011
Анатолий Гелескул. Огни в океане. Переводы с испанского и португальского / Сост. Н. Р. Малиновская. — М.: Центр книги ВГБИЛ имени М. И. Рудомино, 201