Перевод Марии Аннинской
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2011
Перевод Мария Аннинская
Жак Стернберг#
Жуткие истории
Перевод
Марии
Аннинской
Зеркало
Я проходил перед ним каждый вечер. Оно
поджидало меня справа от обувного магазина. Это уже стало ритуалом: я
останавливался, замедлял шаг и смотрелся в него.
Зеркало посылало мне странное отражение,
— деформированное, необычайно вытянутое и тощее, с лицом, наполовину съеденным
какой-то разновидностью рака, — и всякий раз в течение нескольких секунд я
испытывал удовольствие от охватывавшего меня изумления. Немного дальше меня
ждало нормальное зеркало, с нормальным отражением, и я снова испытывал
удовольствие, увидев себя нормальным.
И вот прошло всего-навсего года два,
наверное, на меня вдруг напала беда. Должно быть, она давно меня караулила,
затаившись в этом самом зеркале. Однажды вечером совершенно неожиданно
нормальное зеркало послало мне отражение в точности такое же, как кривое, и я
увидел в нем свое вытянутое, изможденное, искаженное лицо.
Я стремглав бросился по улице, нашел
другое зеркало, потом еще и еще какие-то витрины. В них мое отражение было
обезображено различными предметами роскоши, складками тканей и прочими дорогими
товарами, но не настолько, чтобы скрыть страшную и невероятную явь.
Наконец я ворвался в какой-то магазин,
поймал испуганный взгляд продавщицы, а за ее спиной увидел в зеркале свое
отражение и, вопреки здравому смыслу, вынужден был признать очевидность
свершившегося. Это даже показалось мне не лишенным определенной логики…
Никому ведь никогда не придет в голову
оспаривать закон, согласно которому отражение в точности повторяет черты и
контуры отражаемого предмета… Это физический закон, доказанный и проверенный.
Но, выходит дело, существует и обратный закон, закон-насмешка, бесспорный и
непреложный, согласно которому предмет неизбежно принимает черты и контуры своего
отражения. Я попал в ловушку и стал живым доказательством этого закона.
Детские
воспоминания
ЭТО была всего лишь фотография.
Обыкновенная, пожелтевшая от времени да впридачу еще плохо снятая. Я никогда не
вынимал ее из аляповатой золоченой рамки, которая много лет висела у меня в
комнате, в углу.
На этом снимке мне, наверно, лет
шесть-семь. Мне всегда говорили, что это напоминание о моем детстве. Лица на
снимке не видно. Я стою лицом к кирпичной стене, образующей угол. В стене —
маленькая дверца, почти наверняка зеленая. За стеной — другая стена. А за ней —
третья, огромная слепая стена дома без окон. Почему я не выбросил эту
фотографию? Должно быть, из-за чередования стен, однообразно гладких и мрачных.
Хотя о настоящей причине я догадался
много позже.
Как-то вечером, блуждая в незнакомой
части города, я очутился именно в том месте, которое можно увидеть на
фотографии. Дверца в стене действительно оказалась зеленой. Лицом к стене стоял
какой-то мальчик. На вид ему было лет шесть или семь. Лица не было видно.
Никаких сомнений: это был тот самый мальчик, что стоит лицом к стене на моей
фотографии. Я всегда думал, что на фотографии — я. Оказывается, нет, и теперь
это стало совершенно очевидно. На фотографии запечатлен другой ребенок,
совершенно мне не знакомый, стоящий на фоне кирпичной стены…
И мне не нужно было толкать маленькую
зеленую дверцу, чтобы узнать, чтó ждет меня за ней.
Памятник
ПОДОБНО большинству памятников, он
установлен посреди сквера.
Он сделан из камня и бронзы, как и все
памятники.
И, как почти все памятники, окружен
цветочными клумбами и гранитными тумбами.
На постаменте стоят мужчины с мечом и
напряженными мускулами и безутешные плакальщицы. Этим он тоже не отличается от
других памятников.
В целом можно подумать, что это самый что
ни на есть обычный памятник, пока взгляд не перебежал к надписи, выбитой по
кругу на цоколе.
И вот читаешь одну единственную фразу:
“Живущим. Всем тем, кому предстоит день за днем, в скорби, прожить свою жизнь”.
Возвращение
ОДНАЖДЫ они вернулись на Землю.
Они рассказали нам, что мы не животные, и
не духи бесплотные, и даже не человеческие существа. Мы — роботы.
Роботы из плоти и крови, потому что
именно из этой материи они нас сделали. Они сотворили нас по своему образу и
подобию, но довольно грубо, наспех, обойдя вниманием детали. Людьми на всей
планете были они одни, но улетели с нее в незапамятные времена. И оставили
Землю нам. Просто им было все равно, к тому же они сделали нас изобретательными
и предприимчивыми, а заодно наделили честолюбием, трудолюбием и профессиональной
сознательностью. Много веков подряд, сами того не ведая, мы были арендаторами
этой планеты.
И вот они вернулись.
И в безучастном взгляде, которым они на
нас взирали, не было ни благодарности, ни снисхождения.
Замысел
СЦЕНА представляет собой ничто. Действие
происходит нигде. Впрочем, и действия-то никакого нет. Персонажей тоже нет.
Само собой, никто ничего не говорит.
Занавес еще не поднялся, потому что он в
химчистке.
Трудно сказать, полон зал или пуст: он
еще не построен. И в данный момент неизвестно, будет ли. Возможно, однажды это
все же случится, кто знает?
Что касается автора, то нынче утром он
задумал пьесу. А днем — взял да и помер.
(Далее см. бумажную версию.)