Интервью Ноама Хомского
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2010
“Разъединенные Штаты”: книга отчаяния, книга надежды#
Интервью Ноама Хомского[1] Марку Фортье и Луи-Фредерику Годе
Перевод с французского Л. Пружанской
Ноам Хомский принял нас в своем кабинете в Массачусетском технологическом институте в Бостоне. Несмотря на свою известность и занятость, Хомский держится просто и приветливо, что, впрочем, свойственно многим американцам. C присущей ему живостью он комментирует нынешнюю действительность. Речь идет о Великой депрессии 1929 года, нынешнем кризисе и книге Владимира Познера “Разъединенные Штаты”, актуальность которой сегодня ни у кого не вызывает сомнения.
Довоенное детство Хомского прошло в Нью-Йорке. Тогда же в Нью-Йорке жил и Владимир Познер. В его записках особое внимание уделено Гарлему. Хомского искренне удивляет, что писатель решил поселиться в этом черном районе.
Ноам Хомский. Это нешуточное дело — жить рядом с гарлемскими черными! Гарлем был крайне опасным, но одновременно одним из самых интересных мест в Нью-Йорке. Там процветали литература, искусство, музыка. Тогда даже говорили о “гарлемском ренессансе”. Многие белые переселялись в этот район. Впрочем, тамошняя культурная жизнь соседствовала с чудовищной нищетой.
Большинство моих близких родственников — из Нью-Йорка. Поэтому о нищете в годы Великой депрессии я знаю не понаслышке. Мой дядя, владелец газетного киоска на Манхеттене, оказал на меня большое влияние. Хотя дядя не окончил даже начальной школы, для меня он навсегда остался одним из самых образованных людей. На жизнь он тоже зарабатывал особым образом: рузвельтовская “Программа поддержки трудовых проектов” финансировала создание рабочих мест. Государство вкладывало деньги в инфраструктуру города, строительство зданий, дорог и поддерживало малый бизнес. Дядя был инвалидом, благодаря чему его бизнес попал в список финансируемых проектов.
В киоск он пристроил работать почти всю семью. В сущности, его дело нас и кормило. Я тоже подрабатывал. Пропадал там днями и ночами. Вокруг кипели страсти. Скольким жарким политическим дискуссиям я был свидетелем, сколько мнений услышал! Я тогда общался с анархистами, бывал, например, на собраниях организации “Fraye Arbayter Shtime”[2]. Там было тесно, но атмосфера царила душевная! В то время на 4-й авеню развелось множество книжных лавок, которые в основном торговали анархистской литературой. Многие мои родственники либо состояли в коммунистической партии, либо были так называемыми сочувствующими. А дядя, напротив, был антикоммунистом, но при этом крайним левым. Впрочем, это неважно. Спроси вы у моей прокоммунистически настроенной родни, что они думают о Сталине, в ответ услышали бы: “Это великий человек!” На самом деле, они о Сталине почти ничего не знали. Для них коммунизм был не мечтой, а вполне конкретным способом решения насущных проблем. Иными словами, их волновало то, что касалось их напрямую: гражданские права, профсоюзное движение и так далее.
Мои тетки работали на швейных фабриках, а двоюродные братья — на заводах. Тем из них, кого уволили, нужно было как-то жить. Вот почему все они активно включились в создание профсоюзов, которые оказывали поддержку рабочим. Например, в 30-е годы безработным швеям помогали организации, связанные с профсоюзами. После страшного пожара, который уничтожил швейную мастерскую в 1912 году, влияние Международного профсоюза швейных работниц возросло. В то время такое случалось нередко. Все знали, что работниц этих мастерских нещадно эксплуатируют. Швеи, которые были внутри в момент пожара, сгорели заживо. Профсоюз тогда ничем не мог помочь работницам. Это событие породило волну возмущения, люди осознали, что профсоюзы необходимы. Позже, в годы Великой депрессии, профсоюзы действительно пришли на помощь рабочим и поддержали их.
Далее см. бумажную версию.