Non-fiction c Алексеем Михеевым
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2010
Информация к размышлению
Non-fiction
с Алексеем Михеевым
В 2008 году увидела свет книга профессора Тель-Авивского университета Шломо Занда Кто и как изобрел еврейский народ, тут же попавшая в список бестселлеров в Израиле (где оставалась в течение 19 недель) и очень быстро переведенная не только на ведущие европейские языки, но также и на японский, арабский и индонезийский; в начале 2010-го она вышла и по-русски (перевод с иврита Михаила Урицкого.-М.: Эксмо. — 544 с. — Серия “Подлинная история”). В предисловии редактор русского издания Александр Этерман пишет, что появление этой книги в буквальном смысле слова спасло исследователей еврейской истории, болезненно переживавших нынешнее катастрофическое состояние этой научной дисциплины; по его мнению, профессор Занд легко и изящно сбросил идеологическую маску с еврейской историографии и отправил классические монументальные труды по истории Израиля туда, где уже давно пребывают средневековые опусы по физике, химии и астрономии, — в архивы, представляющие интерес исключительно для историков науки; после выхода этой книги скучно на кафедрах израильской истории — а таких кафедр в мире сотни — не будет. Что вполне вероятно — ведь Шломо Занд подвергает ревизии те исторические положения, которые в массовом сознании давно обладают статусом неоспоримых и аксиоматичных.
Провокационно звучит уже само название книги: действительно, как можно изобрести “народ”? По Шломо Занду, не просто можно: подобное “изобретение” является не исключением, а правилом. После Первой мировой войны и распада европейских империй сразу у многих народов возникла потребность в национальном самоопределении (чтобы подтвердить право на самостоятельную государственность), и они стали “выстраивать” свою предшествующую историю. Процесс самоопределения еврейской нации шел параллельно с аналогичными процессами у венгров, словаков, прибалтов и так далее. Впрочем, еврейский народ в этом ряду стоял, конечно, особняком: плюсом для него было наличие реальной многовековой истории (отраженной в Ветхом Завете), а минусом — отсутствие собственной территории. Что, собственно, и определило тогдашние прагматические задачи историков: подтвердить, что европейские евреи действительно являются потомками древних “колен израилевых”, а следовательно, могут с полным основанием претендовать на построение своего государства на тех землях, откуда они были изгнаны и которые — следуя исторической справедливости — должны быть им возвращены. В конечном счете так и произошло: и хотя образование Израиля было, по сути, оплачено страшнейшей трагедией Холокоста, но в итоге независимое еврейское государство возникло, и именно в Палестине.
Впрочем, само “изобретение” народа не вызывает у автора книги протеста: он исходит из того (увы, непреложного) факта, что всякая история не может объективно описать прошлое и описывает поэтому прежде всего время, в которое она создается: то, как мы видим историю, свидетельствует больше о нас самих, чем о событиях и людях давно прошедших эпох (в этом смысле не только Россия, как принято считать, но и любая страна — страна с непредсказуемым прошлым). Под вопрос Шломо Занд ставит прежде всего методологию этого “изобретения”, считая, что в основе ее лежит подход не научный, а скорее мифологический; он же пытается взглянуть на историю холодными и непредвзятыми глазами ученого-исследователя.
Сомнения автора можно свести к двум основным факторам: собственно историческому и этническому. Рассматривать Ветхий Завет как историческое повествование, по его мнению, не вполне корректно: ведь при передаче через много поколений корпус этих текстов наверняка подвергался корректировке; во всяком случае, сегодня мы не можем, пользуясь исключительно текстами, отделить описание реальных событий от изложения более поздних (и, как следствие, уже скорее мифологических) представлений об этих событиях (таких, как исход из Египта или завоевание Ханаана). Вопросы у Шломо Занда возникают в связи с отсутствием других, внетекстовых, исторических свидетельств: например, археологических. Но самым сомнительным для него является представление об этническом единстве народа, веками пребывавшего в изгнании и рассеянии, но сумевшего сохранить при этом генетическую чистоту. Шломо Занд пытается показать, что (вопреки устоявшимся представлениям) евреи в изгнании вели активную миссионерскую деятельность, результатом чего стало обращение в иудаизм многих языческих племен — от североафриканских до северокаспийских (объединившихся на определенном историческом этапе под флагом Хазарии, принявшей иудаизм как государственную религию). И, следуя версии Артура Кестлера, он считает, что именно жители Хазарии, двинувшись после распада этого государства со своих земель на восток, расселились на украинских, польских и литовских землях и стали предками восточноевропейских евреев.
Собственно, именно этот народ, по Шломо Занду, и явился субъектом того самого “изобретения”, присвоив себе древнюю историю, к которой имел скорее косвенное отношение — поскольку этнически был уже продуктом многовекового смешения. Попытки же вывести этнически чистые еврейские признаки (на базе модной в начале ХХ века евгеники) закончились неудачей (причем Шломо Занд не забывает упомянуть, что сама идея поиска этнически гомогенных расовых признаков у народа, манифестирующего себя избранным, после трагических уроков прошедшего столетия выглядит более чем сомнительно). И шокирующе парадоксальная гипотеза Шломо Занда состоит в том, что на роль действительных наследников древних иудеев могут с большим (нежели евреи) основанием претендовать те семитские народности, которые не покидали родную ближневосточную землю и, соответственно, в бóльшей степени сохранили этническую чистоту — иными словами, палестинцы! Да, историографам, действительно, судя по всему, скучно не будет… Завершает же Шломо Занд свою сенсационную книгу размышлениями о состоянии социальных, политических и этнических отношений в современном Израиле.
В прошлом году вышел русский перевод еще одной книги (точнее, брошюры) на непростую еврейскую тему: Два корня и формы евреененавистничества прфессора социологии Франкфуртского университета Вальтера Зульцбаха (перевод с немецкого Аллы Глебовой. — М.: издательство “Европа”. — 104 с. — Серия “Холокост”). В этом издании, появившемся вскоре после Нюрнбергского процесса, анализируются в первую очередь социальные причины того явления, которое в обиходе чаще именуется другим термином: антисемитизм. Зульцбах анализирует исторические корни антисемитизма, существовавшего во многих обществах, выделяя, в частности, евреененавистничество первичное (традиционное и иррациональное — ненависть к еврею именно как к еврею) и вторичное (ненависть к еврею как к любому другому чужаку — сопернику и конкуренту). Понятно, что во втором случае антисемитизм является частным (хотя и наиболее распространенным) случаем такого более общего явления, как ксенофобия.