Non-fiction c Алексеем Михеевым
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2010
БиблиофИЛ#
Информация к размышлению
Non-fiction
с Алексеем Михеевым
Книг, специально посвященных теме смерти, выходит не так много, и выполняют они обычно вполне определенные прагматические функции. Например, психотерапевтическую: когда книга адресована больным (особенно со смертельным диагнозом), нуждающимся в избавлении от чувства страха — и вообще в психологической адаптации к своему состоянию; из последних переводных изданий это, например, книга Ирвина ЯломаВглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти (М.: Эксмо, 2008).
Другой, появившийся не так давно тренд — это книги, ориентированные на детей. Они тоже, по сути, выполняют психотерапевтическую функцию, но с той разницей, что главная их цель — избавить детей от страха не столько перед собственной смертью, сколько перед смертью близких. Для совсем маленьких выпускаются книги с забавными картинками: такие, как шведская Книга о смертиПерниллыСтальфельт или датская Как дедушка стал привидением Кима ФупсаОкесона и ЭвыЭриксон (обе вышли в издательстве “Открытый Мир” в переводе Марии Людковской). Особое место занимают мистико-эзотерические книги — в частности, те, где посмертный мир реконструируется, например, на основании впечатлений пациентов, перенесших состояние клинической смерти (это прежде всего неоднократно переиздававшаяся в последние годы Жизнь после жизни РэймондаМоуди).
Значительно меньше изданий, в которых ставятся связанные с этой темой философские и концептуальные вопросы. Такова, например, книга английского специалиста по Библии и истории раннего христианства Тома Райта Главная тайна Библии: Смерть и жизнь после смерти в христианстве (перевод с английского М. Завалова. — М.: Эксмо, 2009. — 384 с. — Серия “Религия. Настоящее христианство”). В оригинале эта книга называется совершенно иначе: SurprisedbyHоpe — но я отчасти понимаю издателей, снабдивших русский перевод более простым и ясным (хотя и слегка прямолинейно-пафосным) заголовком. Дело в том, что русский аналог, который бы достаточно адекватно и полно передавал английское название, найти довольно трудно (если вообще возможно). Буквальные варианты перевода: что-нибудь типа Удивленные надеждой или Удивление от надежды — выглядят несколько странно и не вполне понятны; для объяснения же требуется отдельный комментарий. Суть в том, что слово надежда имеет здесь отчетливо терминологический (а точнее, религиозно-терминологический) характер: это Надежда из классической триады Вера — Надежда — Любовь, со всеми соответствующими в данном контексте смыслами и коннотациями. Да и слово удивление здесь означает скорее не эмоциональную реакцию, а некую потенциальную возможность неожиданных форм воплощения Надежды.
Надежда в толковании Тома Райта непосредственно связана с воскресением Христа — событием, которое дало христианам надежду на то, что и их после смерти также ждет воскресение. А занят Райт в своей книге прежде всего анализом разных — присутствующих в сознании верующих — представлений о формах грядущего воскресения. И характерно, что в заголовках и подзаголовках первой части книги несколько раз встречается слово сумятица: сумятица в умах и сумятица представлений.
Главная сумятица, по мнению Райта, связана с прочно устоявшимися представлениями о “нематериальном” характере “жизни после смерти”, о том, что человека ждет в лучшем случае некое “бесплотное” существование. Собственный анализ библейских текстов дает Райту основания утверждать, что подобное толкование Нового Завета ошибочно. Райт говорит, что в Библии содержатся указания на то, что “воскресение” должно толковаться не как “перенесение спасшихся душ” на некие “небеса”, а как преображение, особая трансформация нашего материального мира и перевод его в новое качество: мир “после воскресения” будет, согласно Райту, хоть и иным, но тоже материальным. А каким конкретно — этот вопрос как раз и имеет отношение к Надежде, той Надежде, воплощение которой может быть для нашего обыденного сознания неожиданным (surprised).
Для Райта оказываются равно неприемлемыми радикальные мировоззренческие позиции. С одной стороны, он подвергает критике пассивную (аскетическую) жизненную стратегию, подразумевающую отказ от активного участия в делах материального мира (поскольку он заведомо греховен) и надежду на грядущее чисто “духовное” воскресение праведника на неких абстрактных “небесах”. Однако он столь же критичен и по отношению к стратегии либеральной, согласно которой наше поведение в материальном, “тварном” мире может быть свободным от запретов и табу (поскольку мир этот носит “промежуточный” характер), а Надежда толкуется как ожидание посмертного “всепрощения” и, соответственно, того же воскресения в новом качестве в свободном от грехов “духовном” мире. В ироничном разделе Вместо эпилога Райт излагает эти позиции в форме пересказа пасхальных проповедей двух воображаемых пасторов: пастора Прямолинейного и пастора Сладкоголосого.
Особый интерес представляет анализ различных представлений о рае, чистилище и аде как о неких местах посмертного пребывания. Райт утверждает, что эти представления не имеют прямого отношения к проблеме воскресения, поскольку описывают гипотетические формы “жизни после смерти”; воскресение же, по Райту, не есть “жизнь после смерти”, но это жизнь после “жизни после смерти”. Главным же пунктом концепции Райта является то, что описанное в Библии воскресение Христа нужно толковать не только как свидетельство ожидаемого (пассивно) “всеобщего” воскресения, но прежде всего как знак того, что его подготовка уже началась — и требует она работы (активной) по переустройству нашего материального мира на началах справедливости и красоты. Согласно Райту, не люди после смерти поднимутся на воображаемые “небеса”, чтобы обрести новую жизнь в прекрасном “духовном” мире, а напротив (и именно об этом, по сути, говорится в Новом Завете), Иисус спустится с “небес” на землю, чтобы преобразовать мир “тварный”. Мир же при этом должен быть готов к такому преобразованию, а деятельность по его правильной “подготовке” и становится, таким образом, настоящей жизненной сверхзадачей истинных христиан.
Заметим, что подобная позиция диаметрально противоположна той психотерапевтической картинке, которая предъявляется в просветительских целях детям. Можно, конечно, сказать, что детям рассказывают и о Деде Морозе, и о Бабе-яге, а уже потом, став взрослыми, они узнают, как на самом деле устроен мир. Но разница в том, что “истинного” устройства мира “посмертного” мы не знаем и знать — по определению — не можем; мы строим только гипотетические модели, в рамках которых представление о покойном дедушке-привидении, сидящем на облаке, ничем не хуже представления о грядущей “материальной” трансформации мира: и то и другое основано не на знании, а на вере — хотя во втором случае слово Вера следует, конечно, писать с большой буквы.
Один из разделов книги Райта называется Пространство, время и материя: искупленное творение. И здесь неким парадоксальным образом происходит тематическое сближение экзистенциальных человеческих проблем с теми проблемами, которые находятся в центре внимания современной физики. В этой связи любопытно обратить внимание на сборник под названием Будущее пространства-времени (перевод с английского М. Варламовой. — СПб.: Амфора; ТИД Амфора, 2009. — 254 с.). В качестве основного, “брендового”, автора на обложке крупным шрифтом значится имя СтивенаХокинга, хотя наряду со статьей этого (ставшего уже знаменитым) физика в сборник вошли работы еще пяти ученых: Ричарда Прайса, Игоря Новикова, Кипа Торна, ТимотиФерриса и Алана Лайтмана (знакомого нашим читателям по книге Сны Эйнштейна; “ИЛ”, 1995, № 3).
Сборник этот производит неоднозначное впечатление. Становится все более понятно, что, с одной стороны, современная физика далеко продвинулась в смысле расширения границ нашего знания, но, с другой стороны, это продвижение одновременно еще более расширяет границы нашего незнания. Мы уже готовы принять (хотя до конца и не способны понять) тот факт, что живем не в трехмерном, а в четырехмерном мире, одной из координат которого является время. Несколько труднее осознать тот факт, что “время” не является координатой прямолинейной, а связано с другими, “пространственными”, координатами неким сложным образом — и главную роль в этой связи играют гравитация и величина скорости света. Дальше — больше: чем глубже пытаешься разобраться в сути актуальных космологических проблем, тем чаще возвращаешься к сократовскому “Я знаю, что я ничего не знаю”. Осмысливая мир в таких терминах, как поверхность постоянного времени, горизонт черной дыры, мировая линия, квантовые флуктуации и космические струны, понимаешь, что современная физика, по сути, сближается с религиозной эсхатологией.
Эсхатология пытается представить мир далекого (будущего) времени, а космическая физика — мир далекого пространства; но поскольку время и пространство взаимозависимы, то и задачи эти становятся неразличимыми. Сегодня физики утверждают, что наш (электронно-протонный) мир занимает лишь небольшую часть доступной наблюдению Вселенной; основную же ее массу составляет так называемая “темная материя” внутри “черных дыр”, которая недоступна для наблюдения, поскольку находится “за горизонтом” их внутреннего времени. И с учетом этого чисто гипотетическое утверждение о возможности будущего материального “воскресения” в “ином” мире выглядит не таким уж невероятным — если совместить представления о пространстве-времени реальных “черных дыр” с представлениями о пространстве-времени воображаемого “того света”.
Читая сборник Будущее пространства-времени, приходишь к выводу, что подобные фантастические допущения вполне укладываются в контекст тех воображаемых моделей, которые выстраивают Хокинг и его коллеги. Так, значительная часть книги посвящена проблемам возможности путешествия во времени. Физики приходят к выводу, что теоретически (!) такие путешествия возможны — и подробно описывают устройство так называемых замкнутых времениподобных кривых, по которым сквозь специальную гравитационную червоточину (представляющую собой нетривиальную структуру в искривленном трехмерном пространстве) можно мгновенно переместиться не только в отдаленную точку пространства, но и в прошедшую точку времени. Другое дело, что возможность эта существует исключительно теоретически, поскольку, согласно авторам сборника, на вопрос о том, позволяют ли законы физики существование червоточин, после активных исследований последних десяти лет в настоящее время принят ответ “скорее, нет”.
Иными словами, физика все чаще становится сферой, где первичным импульсом является стремление постичь законы реального мира, затем в соответствии с этим стремлением строятся гипотетические модели, а далее, по мере того как связь этих моделей с реальностью постепенно пропадает (например, потому, что их реализацию не позволяют законы физики), они сами превращаются из инструмента познания в его объект; но вместе с тем сама работа над этими моделями способна дать плодотворные научные результаты. Примерно то же происходит и в сфере религиозного мышления: мы заведомо не способны оценить реальность той или иной эсхатологической модели, зато их построение может иметь вполне позитивный эффект — в плане формирования у верующего некоей “правильной” жизненной установки. И остается согласиться с Ричардом Прайсом, который в своей статье Добро пожаловать в пространство-время! пишет: Даже если геометрия нереальна, она столь полезна, что сама эта полезность делает ее реальной.