Перевод Александры Гребенниковой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2010
Перевод Александра Гребенникова
Тереза Солана#
Дар
Розе Фло
В то утро он приехал в клинику и увидел карточку с информацией о только что поступившем теле. Имя ни о чём ему не говорило. Эужения Грау Саллент. Двадцать девять лет. Возможная причина смерти: самоубийство, передозировка снотворным, без дополнительных признаков насилия. Записки жертва не оставила. Вскрытие запланировали на завтра. Когда половина сотрудников в отпуске, все остальные трудятся без передышки; было неудивительно, что ответственным патологоанатомом назначили его, хотя работы ему и так хватало. Хорошо еще, что трупов не привозили уже пару дней. Воспользовавшись этим, он отводил часть рабочего дня на разборку накопившихся бумаг. Но хорошего понемногу. Опыт показывал, что по прибытии первого трупа за ним следовали и другие.
Имя женщины, которой предстояло делать вскрытие, напомнило ему одругой Эужении и о кипе отчетов, которые он обещал ей сдать в то самое утро. Эужения, одна из секретарш, работавших в патологоанатомическом отделении, уже несколько недель ожидала кучу просроченных формуляров. Он бросил взгляд на гору папок, которыми был завален стол, и вздохнул. Судебная волокита вгоняла его в тоску, но он решил, что стоит уделить внимание наполовину заполненным документам. Тогда он сдаст Эужении хотя бы часть отчётов. Через пару часов, напевая себе под нос, он направился в ее кабинет со стопкой папок под мышкой.
Другая секретарша, Марта, несколько дней назад уехала в отпуск, и офисе никого не было. Стол, на котором стоял выключенный компьютер Эужении, блестел чистотой, как будто в то утро она не пришла на работу. Это показалось ему необычным: за шесть лет работы в клинической больнице города Барселоны он не мог припомнить случая, чтобы этой девушки когда-либо не было на рабочем месте. Может быть, она тоже в отпуске? Маловероятно — секретарши ездили в отпуск по графику; одна из них не могла уехать, пока другая не вернулась. К тому же вчера вечером она сидела у себя за столом, как всегда молчаливая и сосредоточенная; когда, перед тем как уйти с работы, он заглянул к ней в кабинет, она еле слышно пробормотала “до завтра”. Об отпуске и речи не было: наверное, она просто заболела. Он положил отчёты на стол, и, несолоно хлебавши, поплёлся обратно в свою каморку без окон. Если ему дадут спокойно поработать, к обеду все документы будут готовы.
Какого, интересно, Эужения возраста? Того же, что и он? На вид ей лет за тридцать, хотя он никогда ее об этом не спрашивал. Они не особенно часто общались, если не сказать, что не общались вовсе. “Доброе утро”, “Добрый день”, “Спасибо”, “Вот документы”, и пара дежурных фраз. С Эуженией, девушкой замкнутой и не особенно веселой, общего у них было немного. Кроме того, она казалась ему некрасивой, невероятно некрасивой, примером полного и редко встречающегося в природе уродства, какое возникает в результате сложения небольших, трудно сглаживаемых, недостатков. Генетика оказала девушке медвежью услугу и оставила ей в наследство от предков все неприятные черты. Бедной Эужении не повезло.
Низенькая и коренастая, со слишком длинным туловищем на слишком коротких ногах и великоватой для ее роста грудью, она все время горбилась. С темными волосами сочеталась кожа, смуглая какой-то грубой, пережженной смуглостью; к тому же она была чрезвычайно волосата. После депиляции руки и ноги ее покрывались мелкими красными шрамами, исчезавшими только тогда, когда на их месте снова вырастали волосы. Беда, да и только. Черты лица тоже не отличались особенной привлекательностью. Покрытые пушком щеки, большой горбатый нос, выпученные глаза и жирная кожа в прыщах, которые ей никак не удавалось замазать густым слоем тонального крема. Одевалась она скромно, обычно в темные цвета, но ничего ей не шло. Возможно, когда-либо в прошлом у нее и было желание пококетничать, но уже много лет назад она перестала прихорашиваться и старалась казаться незаметной.
Эужения была с первого дня ему неприятна. Когда ему доводилось зайти в кабинет, где работали секретарши, чтобы оформить документы, он старался обращаться к Марте, потому что непропорционально сложенное тело Эужении и ее некрасивое лицо его раздражали. Он ничего не мог с собой поделать.
— А что, Эужения сегодня не работает? — спросил он у одного из своих коллег.
— Эужения? Да она же у нас, бедная, внизу лежит. Ты что, карточку не видел?
— Карточку? Какую карточку? Той женщины, которую доставили утром?
Выходит, Эужения-грубая-шутка-природы, с которой он уже шесть лет вместе работал, покончила жизнь самоубийством и сейчас остывала в холодильной камере. Он надел белый халат и спустился в подвал, где хранились трупы, чтобы в этом удостовериться. В соответствии с карточкой, Эужения лежала в холодильнике номер 10. Открыв его, он увидел ее непропорциональное тело и знакомое, покрытое прыщами, лицо. Да, это и вправду она, вся бледная, как мрамор, только у лица почему-то нормальный оттенок. Любопытно. Девушка решила подкраситься, перед тем как покончить с собой. Напудрилась и нарумянила щеки, подвела глаза, накрасила губы… На ней не было ни сережек, ни других украшений, кроме небольшого, на вид старинного, колечка на безымянном пальце правой руки; волосы она забрала лентой синего цвета. Одна вещь привлекала внимание: приятный запах, исходивший от ее тела. Свежий, но насыщенный аромат цветочных духов, хотя какие это были цветы, он не знал. Он умел различать запах роз и фиалок, и то с трудом. Но аромат, который источало тело Эужении, не казался ни запахом роз, ни фиалок; а может быть, и казался, но в сочетании с другими оттенками. В любом случае, запах ему нравился. Он наклонился поближе к ее ногам, животу, груди, рукам, шее и волосам. Сомнения не было. Она надушилась с ног до головы, обрызгала духами каждый уголок, каждую складочку своего тела, как будто бы после смерти ей хотелось быть источником свежего аромата.
В соответствии с предварительным заключением, она умерла уже десять-двенадцать часов назад. Если бы не мраморная бледность ее тела, от шеи до ног, возникало впечатление, что она спит. Он снова посмотрел на карточку. Двадцать девять лет, а он-то думал, что ей тридцать пять-тридцать шесть. Да, с близкого расстояния было очевидно, что этой девушке не больше тридцати. Любопытно: мертвая, она казалась моложе. В заключении говорилось, что ее нашли дома, в спальне; она лежала в кровати, на спине, обнаженная, но прикрытая простыней. Рядом с ней нашли летнее платье белого цвета, по всей видимости новое, а на ночном столике, три упаковки из-под валиума, стеклянный стакан и бутылку минеральной воды. Она сама написала записку соседке, чтобы та пришла к ней в квартиру рано утром и позвонила по номеру 061, сама позаботилась о том, чтобы оставить дверь неплотно прикрытой, чтобы пожарным не пришлось её взламывать. Все говорило о том, что, перед тем как проглотить таблетки, Эужения все хорошо обдумала. Казалось, она даже выбрала платье, в котором ее должны были похоронить. Такие хладнокровные молодые самоубийцы встречаются не часто.
До этого дня он, конечно же, никогда не производил вскрытий близких ему людей. Ни патологоанатомы, ни хирурги не препарируют родственников и знакомых. Этим всегда занимается кто-нибудь другой. Что касается Эужении, она с двадцати лет работала в клинической больнице и ее там знали все, но они не часто пересекались. Да и вообще он об этой девушке практически ничего не знал. С кем она встречалась (хотя он и подозревал, что она не встречалась ни с кем), с кем дружила, любила ли свою работу. Для него Эужения была всего лишь секретаршей, с которой он вежливо здоровался и прощался и которой время от времени сдавал документы, предназначенные для отправки в суд. За шесть лет совместной работы они ни разу не пили кофе, не разговаривали по душам. Если вдуматься, совсем незнакомый человек.
Несмотря на это, ему было странно думать, что завтра она, обнаженная и беззащитная, будет лежать перед ним на секционном столе. Лучше бы эта работа досталась кому-нибудь другому. Об одном он и вправду помнил: она была очень застенчива и по любому поводу краснела. Стоило ему заглянуть в кабинет, где работали секретарши, как Эужения тут же становилась красной как рак и прятала свое несимпатичное лицо за черными и жесткими как уголь волосами. Бедняга, подумал он с искренней жалостью, на такую страшилу ни один мужчина, наверное, и не смотрел. Ему она определенно не нравилась. Он относился к ней, как к мебели, и старался не садиться с ней вместе за стол, если случайно встречал ее в столовой. На его памяти он никогда не делал ей комплиментов, даже ни разу ей не улыбнулся, разве что из вежливости. И все из-за того, что была она некрасива, и от этого ему становилось неловко. Сейчас он об этом сожалел.
Он закрыл холодильник и решил больше об этом не думать. Он поднялся по лестнице в свой кабинет, чтобы как ответственный человек наконец-то уделить все внимание давно ждавшим своей очереди документам. Перед тем как к ним приступить, он включил компьютер проверить почту, как обычно он это делал по утрам. И тут он увидел это. Сообщение, адресованное ему той, от кого он никак не ждал вестей. Имя отправителя: Эужения Грау. Сердце его так и подскочило.
Сообщение было коротким, не больше пары строчек. Оно начиналось со слов “Уважаемый доктор” и заканчивалось словами “С наилучшими пожеланиями”. Вежливо и безучастно, Эужения просила его об одном: самолично произвести над ней вскрытие по прибытии ее тела в клинику. И все. И больше ничего. Он в полном недоумении перечитал этот короткий текст несколько раз, пытаясь отыскать в нем тайный смысл. Эужения не оставила никакой записки о самоубийстве, но по совершенно неясной ему причине, прямо перед тем как покончить с собой, решила надушиться, накраситься и послать ему через Интернет эту невероятную просьбу. Внутри у него все похолодело. Он не знал, что и думать.
См. далее бумажную версию.