Перевод и вступление Ксении Дьяконовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2010
Перевод Ксения Дьяконова
Из каталонской поэзии#
Жасинт Вердаге
“Я, Господи, у ног Твоих… ”
После долгих лет упадка в первой трети ХIХ века в Каталонии
возникает
Вердаге родился в 1845 году в Фольгероласе, учился в духовной семинарии города Вика и по окончании ее стал священником. В 1877 году он одержал победу на “Цветочных играх”. Его эпическая поэма “Атлантида”, компенсировавшая недостаток эпоса в каталонской литературе, была горячо принята публикой, и вскоре после этого он написал еще одну поэму в том же патриотическом жанре, “Каниго”. В 80-е годы Вердаге, охваченный глубоким религиозным чувством, опубликовал несколько сборников религиозно-мистической поэзии: “Идилии и мистические песнопения”, “Милосердие”, “Голос Пастыря” и “Розы на весь год”. Его слава и популярность росли и казались незыблемыми до того момента, как в начале 90-х годов Вердаге вступил в конфликт с официальной церковью и был лишен сана. Вердаге, подвергшийся клевете и гонениям со стороны духовенства, ощущал себя мучеником, и этот тяжелый личный опыт отразился в его последних поэтических сборниках “Святой Франциск” и “Цветы с Голгофы”, а также в сборнике статей “В защиту самого себя”. Хотя в конце концов поэт выиграл дело и получил разрешение вернуться в Церковь, нервное истощение и усталость привели его к смерти в 1902 году в Вальвидрере.
Что же делает Вердаге ключевой фигурой Каталонского Возрождения и одним из главных каталонских поэтов? Во-первых, современность, живость и естественность его языка. В этом смысле новаторство Вердаге можно сравнить едва ли не с пушкинским. Он впервые заговорил с читателем теми простыми словами, которые используются в повседневной речи и выражают самым непосредственным образом человеческие мысли и чувства. Во-вторых, мастерское использование каталонского фольклора и разных форм народного творчества, а также безграничное сочувствие простому народу: вот почему Вердаге с первых книг стал понятен и близок не только интеллектуальной элите, но и широкой публике. И, наконец, та искренность, доброта и безыскусная, детская вера, которыми полны его стихи. Эти качества наряду со смирением и стойкостью и в сочетании с техническим совершенством и мелодичной интонацией стиха, ярче всего проступают в “Цветах с Голгофы”. Именно поэтому в данной подборке представлены стихи из этой книги.
Бедность
Она царица всего.
Святой Франциск
Я все утратил: имя и богатство,
и славу с ее горестной ценой.
Но с бедностью меня связало братство,
а гордость насмеялась надо мной.
Все радости пожертвовал я вере
навек, во имя радости иной,
но странно — я не чувствую потери,
и только крылья бьются за спиной.
Ото всего решил я отказаться,
и стало легче бремя бытия;
но, если с чем-то жалко расставаться,
Господь мне говорит: “А как же я?”
Клеветникам
Я прекрасно знаю, что ты меня ненавидишь; но я так спокоен, что, если бы ты вырвал мне один глаз, я бы посмотрел на тебя другим благосклонно.
Святой Франциск Сальский
Возлюбленные недруги, я вам
пишу не из злопамятства и мести:
вы стали зеркалом моей вины,
вы сделались опорой моей чести;
так вырвете же с корнем сорняки,
растущие в моем духовном поле:
я вместе с вами разожгу огонь,
чтоб их поджечь без жалости и боли.
А если здесь и вырастут цветы,
я бережно отдам их вашей воле.
Вы сделали так много для меня,
что больше ничего уже не надо.
Я на коленях вас благодарю,
и пусть Господь присудит вам награду.
Sum vermis[1]
Non vivificatur, nisi prius moriatur.
1 Cor. 15:36[2].
E carcere ad oethere[3].
Dant vincula pennas[4].
Я, Господи, у ног Твоих: смотри,
я нищ, и болен, и всего лишен,
и в собственном ничтожестве потерян.
Убогий червь безжалостной земли,
еще влачусь я медленно во прахе:
моею колыбелью пыль была,
и станет та же пыль моей могилой.
Я мог бы все отдать Тебе, но Ты
велишь мне быть беспомощным и жалким,
и славу, и признанье отобрав.
Я стану для Тебя сухим листом,
который носит ветер, или каплей
воды, внезапно высушенной солнцем,
иль пугалом, посмешищем для всех,
кем только Ты захочешь. Я ничтожен,
но и на дне ничтожества я Твой.
Распоряжайся мною как угодно:
как дерево бесплодное, возьми
и вырви с корнем из земли глубокой.
Сотри меня, забудь и уничтожь.
А вы, мученья крестные, придите
скорей, вы — моя радость и богатство;
украсьте мои руки и лицо
вы, лавры, собранные на Голгофе.
Сейчас еще вы раните меня,
но завтра я утешусь вашей тенью.
Игла страданья, сердце мне пронзи,
укрой меня от ветра, оскорбленье,
веди меня в трясину, клевета,
и стань моею спутницею, бедность.
Я под ногой прохожего хочу
стать пылью на проселочной дороге.
Хочу, чтоб как объедки после пира
выбрасывают ночью из дворца,
меня из жизни выбросили тоже.
Сотрите в вышине мои следы:
я больше никому не помешаю,
из горечи, позора, нищеты
составив счастье, гордость и богатство.
Теперь я буду собирать наветы
и каверзные слухи словно жемчуг
для моего небесного венца.
Пускай умрет беспомощное тело:
я так устал от тяжести его!
Пускай оно теперь, вблизи могилы,
вернется в прах: sumvermisetnonhomo.
Не гусеница я, среди листвы
прядущая себе тончайший саван:
я тку его из горя и тоски,
но даже и во тьме моей могилы,
из смерти возвращаясь в жизнь, как Ты,
я бабочкою стану, чтобы вместе
с Тобою улететь на небеса.
В форме креста
Все то, что есть вокруг и рядом,
все — очертания креста:
и птицы, реющие в небе,
и черной мачты высота;
густые ветви сосен; встреча
тропы с еще одной тропой;
гребец, склоняющийся к веслам,
и проповедник над толпой;
ребенок, к матери бегущий,
и тот, кто молится, сквозь страх
и горе воздевая руки,
подобно птице в небесах.