Перевод и вступление Ксении Дьяконовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2010
Перевод Ксения Дьяконова
Мелсион Матеу#
“…когда раскупят все мои стихи”
Мелсион Матеу, в силу биографических обстоятельств, не так широко известен читателю, как многие другие его коллеги. Возможно, дело в том, что он уже давно живет в Нью-Йорке, где пишет диссертацию, и редко появляется в Барселоне. Тем не менее, те три книги стихов, которые он выпустил на родине, стоят особняком в современной каталонской поэзии.
Его первый сборник, “Очевидная жизнь”, был опубликован в 1999 году. В то время молодой автор, окончивший филологический факультет Автономного Барселонского университета и магистратуру Корнельского университета (США) и внимательно изучивший испаноязычную и англоязычную литературу, нащупывал свой стиль и увлекался различными поэтическими экспериментами. Именно поэтому его первая книга состоит из стихов, написанных в новом, смешанном жанре. Казалось бы, на первый взгляд, это вполне традиционные сонеты, и в то же время предпосылкой к каждому из них служит маленькое прозаическое вступление, написанное в изящной, ритмичной манере. Простой, разговорный язык, подвижная интонация, отточенная техника, легкий ироничный стиль — все эти достоинства “Очевидной жизни” были замечены критикой, и в том же году Матеу была присуждена премия имени Октавио Паса.
Вторая книга Матеу, “Малыш Никто”, изданная в 2002 году, имела меньший успех, но и она примечательна своей тематической и стилистической новизной. Формальным поводом к ее написанию стали любимые автором комиксы УиндзораМаккея “LittleNemo”. Их главный герой — мальчик, которому снятся причудливые, жутковатые сны, и утром он неизбежно падает с кровати. Книга Матеу, с одной, поверхностной, стороны — разговор с этим мальчиком, являющимся alterego автора; а с другой — размышление о сне, яви и их переплетении. В этих стихах больше всего поражает необычный, но убедительный лирический герой, смелые сюрреалистические образы, виртуозные синтактические конструкции и рифмы, в которых еще сильнее, чем в ранних сочинениях, слышен самобытный голос автора.
И все же только по прочтении “Сада с кенгуру”, вышедшего в конце 2005 года, становится окончательно ясно, что Матеу — скорее всего, самая яркая фигура среди молодых каталонских поэтов. “Сад с кенгуру” — книга, где действительность и фантазия неразделимы, и неразделимы каким-то особенным образом. Реальность, быт, воспоминания, приправленные мягким юмором и удивительным поэтическим воображением, все, что свойственно человеку — любовь, тоска, страх смерти, надежда на будущее, мечты о славе, — передано в этих странных стихах как бы невзначай, но в то же время так живо и достоверно, что у читателя создается впечатление, будто автор написал именно о нем. В надежде вызвать у читателей подобное чувство, мы включаем в настоящую подборку несколько примеров из этого сборника, а также два неизданных стихотворения.
Рутина
Живу я так, как учит бедность: в понедельник
поем печенки, а во вторник — чечевицы,
а в среду выпиваю чай с лимоном,
брожу вдоль Борна, где повсюду
то яд, то сперма, то хитин,
читаю Канта иногда в библиотеке —
что может быть возвышенней? — и в парк
иду, где все скамейки меня знают,
и разговариваю сам с собой:
есть у меня любовь, и вместе с ней
мы спим, обнявшись, на одном матрасе.
Но все изменится. Настанет день, когда
не будет счастью моему предела:
моими станут горы, море, небо,
в мой сад ворвутся кенгуру,
волхвы умрут от зависти, и даже
поссорятся наследники мои —
друг друга поразив огнем и ветром, —
когда раскупят все мои стихи.
Остановка
Автобусная остановка — это
та девушка, и желтый плащ ее;
автобусная остановка — это
та женщина, которая встает —
взглянув на расписание, садится
и вновь спокойно смотрит на часы;
и чей-то кашель вдалеке, и мотоцикл,
едва он мимо нас промчится;
и чайки, и тот миг, когда автобус
возникнет, чтобы все это стереть.
Пропасть
Когда мы спим, мы словно два кита:
то рыбы выплывают изо рта,
то водорослям портим мы прическу.
Мы, унесенные волною, на мели,
где слышен запах апельсиновых деревьев
и ракушек,
принадлежим Земле — но нет у нас земли.
Внизу два марокканца дышат клеем,
и дух его доносится до нас:
свет со двора ложится пятнами на стены,
там полицейские, быть может, там сирены,
и воздух полон пепла в этот час;
но наша ночь останется подводной.
Ночь перед Хэллоуином
Все святые мертвы.
Всем, кто мертв, в этот вечер есть что сказать.
Я столкнулся с армией, выходившей
из последних вагонов метро,
в то время, как президент Обама
улыбался тыкве во весь экран.
Что мы знаем о ночи?
Что есть гробницы,
где сотрясаются мертвецы.
Что растрепанным ведьмам всего дороже
их лохмы; что стаи летучих мышей
беснуются в праздничной тишине
в честь Обамы (он — и японский город,
и вулкан в Канзасе, и коренной
гаваец); в честь крыс, летящих по небу;
в честь детей, ныряющих в глубь реки
с карманами, полными карамели;
и в честь разбросанных могил
между двух океанов.
Три медсестры выходят из магазина,
едва ли не обнажаясь передо мною,
потому что я в капитана переодет.
В честь Обамы судьи снимают парики.
В честь Обамы грудной младенец закутан флагом.
В честь Обамы бродяга в принца переодет.
В честь Обамы вдовы обряжены в проституток
и седой старик нарядился бразильской дамой,
и один мусульманин молится втихаря
за Обаму, среди пустынного переулка.
Теснящаяся толпа
окружает зданье, где вывески пламенеют.
В честь Обамы еврей лишается крайней плоти
и в прачечной кружится тысяча простыней.
В честь Обамы вампиры бросаются друг на друга,
а еноты везут Санта-Клауса на санях.
В честь Обамы священник сделал татуировку.
Мы не знаем, когда закончится этот праздник,
где царят некрофилы и мертвецы.
Два моряка целуются на платформе —
в честь Обамы,
последнего поезда поздней ночью
или первого на рассвете — им все равно!
Сто имен бога
Бога нет: но иногда Им казался
Чарли Паркер. Конечно, Иисус Христос
напоминал Его отдаленным сходством,
и была Им моя любимая в те минуты,
когда она, засыпая, ложилась так,
что грудь ее словно смотрела в небо.
Бога нет: Он только слово, порой
звучащее на основных языках планеты.
“Слово Божье” не значит ничего,
именно потому, что Он сам — лишь слово,
выражающее проклятье или восторг.
Или, быть может, был Им замерзший мамонт,
след динозавра, треснувшее яйцо?
Бог, вероятно, чем-то похож на воздух,
который мы выдыхаем, когда плывем.
А может, Он — тишина, нас будившая среди ночи,
или свет на дне подводных пещер,
и так далее…
При желанье Он мог бы сделаться даже мной,
и поэтому, только поэтому, так отрадно
никому не принадлежать и никем не быть.
Мелсион Матеу#
“…когда раскупят все мои стихи”
Мелсион Матеу, в силу биографических обстоятельств, не так широко известен читателю, как многие другие его коллеги. Возможно, дело в том, что он уже давно живет в Нью-Йорке, где пишет диссертацию, и редко появляется в Барселоне. Тем не менее, те три книги стихов, которые он выпустил на родине, стоят особняком в современной каталонской поэзии.
Его первый сборник, “Очевидная жизнь”, был опубликован в 1999 году. В то время молодой автор, окончивший филологический факультет Автономного Барселонского университета и магистратуру Корнельского университета (США) и внимательно изучивший испаноязычную и англоязычную литературу, нащупывал свой стиль и увлекался различными поэтическими экспериментами. Именно поэтому его первая книга состоит из стихов, написанных в новом, смешанном жанре. Казалось бы, на первый взгляд, это вполне традиционные сонеты, и в то же время предпосылкой к каждому из них служит маленькое прозаическое вступление, написанное в изящной, ритмичной манере. Простой, разговорный язык, подвижная интонация, отточенная техника, легкий ироничный стиль — все эти достоинства “Очевидной жизни” были замечены критикой, и в том же году Матеу была присуждена премия имени Октавио Паса.
Вторая книга Матеу, “Малыш Никто”, изданная в 2002 году, имела меньший успех, но и она примечательна своей тематической и стилистической новизной. Формальным поводом к ее написанию стали любимые автором комиксы УиндзораМаккея “LittleNemo”. Их главный герой — мальчик, которому снятся причудливые, жутковатые сны, и утром он неизбежно падает с кровати. Книга Матеу, с одной, поверхностной, стороны — разговор с этим мальчиком, являющимся alterego автора; а с другой — размышление о сне, яви и их переплетении. В этих стихах больше всего поражает необычный, но убедительный лирический герой, смелые сюрреалистические образы, виртуозные синтактические конструкции и рифмы, в которых еще сильнее, чем в ранних сочинениях, слышен самобытный голос автора.
И все же только по прочтении “Сада с кенгуру”, вышедшего в конце 2005 года, становится окончательно ясно, что Матеу — скорее всего, самая яркая фигура среди молодых каталонских поэтов. “Сад с кенгуру” — книга, где действительность и фантазия неразделимы, и неразделимы каким-то особенным образом. Реальность, быт, воспоминания, приправленные мягким юмором и удивительным поэтическим воображением, все, что свойственно человеку — любовь, тоска, страх смерти, надежда на будущее, мечты о славе, — передано в этих странных стихах как бы невзначай, но в то же время так живо и достоверно, что у читателя создается впечатление, будто автор написал именно о нем. В надежде вызвать у читателей подобное чувство, мы включаем в настоящую подборку несколько примеров из этого сборника, а также два неизданных стихотворения.
Рутина
Живу я так, как учит бедность: в понедельник
поем печенки, а во вторник — чечевицы,
а в среду выпиваю чай с лимоном,
брожу вдоль Борна, где повсюду
то яд, то сперма, то хитин,
читаю Канта иногда в библиотеке —
что может быть возвышенней? — и в парк
иду, где все скамейки меня знают,
и разговариваю сам с собой:
есть у меня любовь, и вместе с ней
мы спим, обнявшись, на одном матрасе.
Но все изменится. Настанет день, когда
не будет счастью моему предела:
моими станут горы, море, небо,
в мой сад ворвутся кенгуру,
волхвы умрут от зависти, и даже
поссорятся наследники мои —
друг друга поразив огнем и ветром, —
когда раскупят все мои стихи.
Остановка
Автобусная остановка — это
та девушка, и желтый плащ ее;
автобусная остановка — это
та женщина, которая встает —
взглянув на расписание, садится
и вновь спокойно смотрит на часы;
и чей-то кашель вдалеке, и мотоцикл,
едва он мимо нас промчится;
и чайки, и тот миг, когда автобус
возникнет, чтобы все это стереть.
Пропасть
Когда мы спим, мы словно два кита:
то рыбы выплывают изо рта,
то водорослям портим мы прическу.
Мы, унесенные волною, на мели,
где слышен запах апельсиновых деревьев
и ракушек,
принадлежим Земле — но нет у нас земли.
Внизу два марокканца дышат клеем,
и дух его доносится до нас:
свет со двора ложится пятнами на стены,
там полицейские, быть может, там сирены,
и воздух полон пепла в этот час;
но наша ночь останется подводной.
Ночь перед Хэллоуином
Все святые мертвы.
Всем, кто мертв, в этот вечер есть что сказать.
Я столкнулся с армией, выходившей
из последних вагонов метро,
в то время, как президент Обама
улыбался тыкве во весь экран.
Что мы знаем о ночи?
Что есть гробницы,
где сотрясаются мертвецы.
Что растрепанным ведьмам всего дороже
их лохмы; что стаи летучих мышей
беснуются в праздничной тишине
в честь Обамы (он — и японский город,
и вулкан в Канзасе, и коренной
гаваец); в честь крыс, летящих по небу;
в честь детей, ныряющих в глубь реки
с карманами, полными карамели;
и в честь разбросанных могил
между двух океанов.
Три медсестры выходят из магазина,
едва ли не обнажаясь передо мною,
потому что я в капитана переодет.
В честь Обамы судьи снимают парики.
В честь Обамы грудной младенец закутан флагом.
В честь Обамы бродяга в принца переодет.
В честь Обамы вдовы обряжены в проституток
и седой старик нарядился бразильской дамой,
и один мусульманин молится втихаря
за Обаму, среди пустынного переулка.
Теснящаяся толпа
окружает зданье, где вывески пламенеют.
В честь Обамы еврей лишается крайней плоти
и в прачечной кружится тысяча простыней.
В честь Обамы вампиры бросаются друг на друга,
а еноты везут Санта-Клауса на санях.
В честь Обамы священник сделал татуировку.
Мы не знаем, когда закончится этот праздник,
где царят некрофилы и мертвецы.
Два моряка целуются на платформе —
в честь Обамы,
последнего поезда поздней ночью
или первого на рассвете — им все равно!
Сто имен бога
Бога нет: но иногда Им казался
Чарли Паркер. Конечно, Иисус Христос
напоминал Его отдаленным сходством,
и была Им моя любимая в те минуты,
когда она, засыпая, ложилась так,
что грудь ее словно смотрела в небо.
Бога нет: Он только слово, порой
звучащее на основных языках планеты.
“Слово Божье” не значит ничего,
именно потому, что Он сам — лишь слово,
выражающее проклятье или восторг.
Или, быть может, был Им замерзший мамонт,
след динозавра, треснувшее яйцо?
Бог, вероятно, чем-то похож на воздух,
который мы выдыхаем, когда плывем.
А может, Он — тишина, нас будившая среди ночи,
или свет на дне подводных пещер,
и так далее…
При желанье Он мог бы сделаться даже мной,
и поэтому, только поэтому, так отрадно
никому не принадлежать и никем не быть.