Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2009
Перевод Марина Бородицкая, Евгения Тиновицкая
Миркка Рекола#
Курбиново
Это случилось во время паломничества в Македонии, в 1984 году, в Курбинове, в церкви Святого Георгия, построенной в XII веке. Фрески, о которых идет речь, относятся к 90-м годам XII века.
Шли они в гору вдоль пересохших полей,
молча, гуськом, по песчаной дороге
переставляя усталые ноги:
жарко, ни облачка, ни ветерка.
Словно врастая в песок
чередою кустов низкорослых,
шли — или это дорога ползла им навстречу;
и вдруг —
церковь, еще византийская, на реставрации, видно.
Как не зайти?
2
Входят: не заперто. Пусто.
Стены закрыты брезентом.
Вместо разобранной крыши
сверху одна синева.
Перекрестясь по привычке,
тут богомольцы запели:
— Услышь нас, Царю Небесный,
незримый наш провожатый,
услышь нас, о Вездесущий,
явись нам, о Царь царей!
Спели — и двигаться дальше хотели,
как вдруг
странный послышался звук,
словно бы шум дождя,
и поднялась на правой стене
брезентовая занавеска,
и показалась фреска
с ликом Христа.
Вот он явился им,
Царь царей,
вот он глядит на них
сверху вниз,
лоб его ясен,
взор его строг:
веет прохладой, как ветерок,
ярко чернеют тяжелые,
гладкие пряди, —
люди застыли,
не веря своим глазам.
3
Краски сияли:
золото, синь, белизна.
Как простыня на ветру,
выгибалась стена.
Миг — и брезент опустился,
и фреска уже не видна.
Тут повернулись паломники
к левой стене,
глядя на грязный брезент
с недоверчивой верой,
и поднялась, как волна,
занавеска,
и показалась фреска —
белобородый пророк
перед ними вырос:
на лбу морщины, в руке папирус,
посмотрел — и пропал,
и брезент упал.
…В третий раз поднялась занавеска,
и они шагнули на звук,
и открылась новая фреска.
Это был Гавриил:
над ним
полыхал оранжевый нимб.
Он летел, он спешил
донесть
великую тайную весть.
Он ступал по воздуху
широко,
белый плащ струился,
как молоко.
А потом появилась Дева Мария,
поглядела, будто
из глубины зеркал:
Ну-ка, кто меня звал?
Отвернулась, и темноглазый лик
истончился, как лист оливы.
Никогда
Пречистая Дева
не приходит незваной.
Тут подоспела еще картинка,
чуть потемнее цветом:
врата Иерусалима,
пальмовые ветви,
и круглолицые человечки
распяливают свои рубахи —
коричневые,
с длинными рукавами —
в пыли под ногами осла.
А дальше всё померкло,
а дальше всё пропало,
и лопнула завеса,
и зашатался Храм,
исчезли человечки
и ангел длиннокрылый,
над гулкою пещерой,
над мрачною могилой,
над склепом опустелым
дежуривший всю ночь.
…Потом откуда-то вновь появился свет.
Он высветил Иисуса, обрызгал лица
учеников, полумертвых от изумленья,
затем — ликующих, пьяных
небесным хмелем, —
от фрески к фреске светлея,
лучились краски,
и каждый странник был святым Христофором
и нес на спине дитя, несущее свет.
И после, на колеснице Ильи-пророка —
огромной, огненной —
тоже был Иисус:
он гнал золотых коней, он торил дорогу
сквозь царство Смерти –
к солнечному колесу.
Так обошли они круг,
и у первой картины,
с ликом Христа,
самый смелый из них попросил:
— Можно еще? —
И опять поднялось покрывало.
4
Всё повторилось:
фреска за фреской, с начала
и до конца, до порога,
до спуска с горы,
и пока они шли по склону,
фреска за фреской
пред ними плыла
тишина.
Перевод Марины Бородицкой
См. далее бумажную версию.