Фрагменты книги. Вступление и послесловие А. Лешневской
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2009
Перевод Александра Лешневская
Жан-Ив Молье#
Книгоиздание, пресса и власть во Франции в XX веке
Фрагменты книги
Перевод с французского, вступление и послесловие А. Лешневской
Во Франции литературные премии появились в начале XX века как своеобразная реакция общества на монополию Французской академии, которой на протяжении XIX века принадлежала решающая роль в назначении авторитетов в мире словесности. По замыслу учредителей две первые награды должны были противостоять существующему литературному истеблишменту, помогая молодым талантливым писателям (Гонкуровская премия) и писательницам ("Фемина") добиться признания. Однако на смену старому порядку, как водится, пришел новый — со своей элитой, коррупцией и массовым читателем во главе. О том, как создавались литературные премии во Франции, рассказывает известный историк книги Жан-Ив Молье в своем новом исследовании "Книгоиздание, пресса и власть во Франции XX века".
Погоня за премиями, или Ярмарка на площади[1]
Литературные премии во Франции принято вручать в начале осени. Однако, когда учредили и впервые вручили "Гонкур" (1903) и "Фемину" (1904), большинство новых романов уже полвека как выходило в свет именно в это время года. С 1906 года премии стали предметом бурного обсуждения в прессе. Обозреватели газеты "Жиль Блаз"[2] решили разоблачить новый литературный институт, пустив слух о существовании заговора, цель которого — подтасовать результаты голосования, и стали первыми, кто поставил под сомнение репутацию Гонкуровской премии. Желая доказать справедливость своих обвинений, они указали на курьезное происшествие: на следующий день после вручения премии братьям Таро за роман "Дингли, великий писатель" книгу, снабженную манжеткой с надписью "Гонкуровская премия 1906", выставили в витринах магазинов рядом с портретом Эдмона Гонкура. Откуда должен был воспоследовать вывод, что Эдмону Пелльтану, издателю этого романа, заранее был известен результат голосования. С тех пор ни одна статья об осеннем литературном сезоне не обходилась без очередного язвительного намека на сговор между жюри и издателями. В конце концов происки издателей стали дежурной темой, к которой журналисты обращались каждую осень, снова и снова доказывая себе, что их не надули и их взгляд на происходящее объективен.
Однако неверно было бы думать, что первые "Гонкуры" существенно влияли на продажу премированных книг. Они не сказывались на коммерции по крайней мере до тех пор, пока издатель Бернар Грассе не задумался над тем, как наиболее рационально — чтобы не сказать научно — использовать то обстоятельство, что вышедший у него роман Альфонса Шатобриана "Господин де Лурдин" в 1911 году удостоился Гонкуровской премии. Грассе, который уже тогда претендовал на звание "Наполеона издательского мира", и в самом деле закрепившееся за ним впоследствии, сразу же понял, что вердикт жюри той или иной премии может весьма способствовать его процветанию. Поэтому когда в 1911 году Французская академия учредила литературную премию "Гран-при", присуждать которую начали с 1912 года, Грассе предусмотрительно разослал членам жюри экземпляры выпущенного им нового романа. В 1912-м удача ему не улыбнулась, однако годом ранее, когда вручалась Гонкуровская премия, Грассе повезло больше, правда он чуть было не поссорился с тем самым автором — Альфонсом Шатобрианом, — которого продвигал на рынке. И в самом деле, за две недели до объявления результатов голосования Шатобриан записал в дневнике: "В поднявшейся шумихе, среди блефа и фиглярства я решительно не чувствую, что обладаю какими бы то ни было качествами, необходимыми для победного исхода этой затеи". Зато такими качествами обладал его издатель: к 1914 году он продал 13 000 экземпляров отмеченного "Гонкуром" романа "Господин де Лурдин", что в ту пору считалось значительном успехом, а ведь книга вышла в серии, не предназначавшейся для широкого читателя. Впрочем, этот тираж ничтожен по сравнению с теми, каких впоследствии — в 1970 и 1980-е годы — достигали получившие Гонкуровскую премию книги.
Критик начала прошлого века ФернанДивуар, посвятивший премиям целую главу своего известного труда "Введение в изучение литературной стратегии"[3], снабдил ее приложением "Учредить литературную премию". Тем самым беспощадный обличитель нравов эпохи дал совет создать свою премию, предназначавшийся всем тем, кому достанет цинизма ему последовать. Таким циником оказался не кто иной, как Бернар Грассе: в 1921 году именно он основал премию Бальзака благодаря щедрой поддержке торговца оружием БазиляЗахарофф[4] — мецената и одиозного левого радикала. Грассе не без удовольствия следил за баталией в Гонкуровском жюри, разразившейся в 1919 году по поводу романа Марселя Пруста "Под сенью девушек в цвету" (второй части семитомного цикла "В поисках утраченного времени"). Дело в том, что как раз в 1919 году на эту премию особенно рассчитывал издатель Альбен Мишель, опубликовавший роман Ролана Доржеле "Деревянные кресты", и — так как его фавориту не хватило лишь одного голоса — безотлагательно надел на книгу манжетку с надписью "Гонкуровская премия", а ниже уже гораздо меньшим кеглем было напечатано: "4 голоса из 10". Эта выходка взбесила издателя Пруста Гастона Галлимара, который понимал, что может лишиться немалого числа читателей. Поэтому он вызвал коллегу в суд, где нарушителя обязали выплатить штраф в размере 2000 франков (2500 сегодняшних евро). Так правосудие пыталось воспрепятствовать недобросовестной конкуренции, свидетельствовавшей о том, что республика словесности — это в большей степени олигархия, чем демократия.
Чтобы не пасть очередной жертвой того, кто отныне всерьез считал себя жандармом литературы — а таковым нарекли Гастона Галлимара, — Бернар Грассе решил сам установить правила игры: созданная по совету ФернанаДивуара премия Бальзака предназначалась исключительно для его подопечных. О первом ее лауреате объявили по радио (что было очень современно и производило соответствующее впечатление), а денежная компенсация составляла немыслимую по тем временам сумму — 20 000 франков (более 20 000 евро) — то есть в четыре раза больше, чем получал гонкуровский лауреат. Никогда еще писатель не удостаивался столь щедрой награды, однако литературные критики по достоинству оценили маневр издателя, желавшего приберечь деньги для своих авторов: в газетах одна за другой стали появляться разгромные статьи, обратившие в фарс решение жюри 1922 года, когда премией Бальзака наградили сразу двух авторов. По мнению газетчиков, неспособность жюри выбрать одного кандидата свидетельствовала о том, что премия эта фиктивная, "дутая". В результате премия Бальзака на следующий год после учреждения прекратила свое существование.
Однако издавать книги Бернар Грассе не перестал, и они пользовались все большим успехом (например, вышедший в 1921 году роман Луи Эмона "Мария Шапделен" разошелся тиражом 400 000 экземпляров). Удачливый предприниматель решил, что сможет противостоять всем и каждому. Тем не менее критики не спешили высказываться в пользу его откровенно коммерческого подхода к литературе. Впрочем, согласно архивным документам, за хвалебные статьи, способствовавшие повышению спроса на его книги, Грассе выплачивал сумму, эквивалентную сегодняшним пятистам евро, что свидетельствует о масштабах коррупции, царившей в годы Первой мировой войны, а также о поточном методе "изготовления" великих писателей.
Сложившаяся в издательском мире ситуация даже стала поводом для написания пьесы "Книжные новинки" (1927): на сцене разыгрывалось торжественное вручение премии Золя, о которой особенно хлопотал издатель господин Моска (то есть Бернар Грассе), автор не обошел вниманием и махинации его конкурента Шамиллара (Гастона Галлимара). Театральные рецензенты предполагали, что издатели без труда узнали в героях себя, тем более что драматург предпослал пьесе недвусмысленное посвящение "Бернару. Возвращаю полученное. Друг". По крайней мере на склоне лет тот, кто выпустил в свет "четырех М" (Моруа, Мориака, Мальро и Монтерлана[5]), должен был бы во всем сознаться. Ведь уже не было нужды стыдиться огласки — он мог бы открыто рассказать, во что превратилось издательство, которое он возглавлял.
Наряду с учреждением собственных премий, жюри которых находились в прямой зависимости от своего создателя, издатели использовали и другие способы влияния на участь своих подопечных. Например, в пятидесятые годы прошлого века премия "Фемина" в обиходе стала называться премией Галлимар. Тому было несколько причин. Во-первых, книги, выпущенные одним из крупнейших к тому времени издательских домов Франции, только за это десятилетие удостаивались женского внимания (в жюри "Фемины" заседают исключительно женщины) шесть раз — в 1950, 1953, 1954, 1956, 1959 и 1960-м годах. Во-вторых, ходили слухи о подкупе жюри; наконец в-третьих, эти слухи были подтверждены документами, которые стали доступны Жан-Иву Молье и которые он публикует в своей последней книге. Это датированные пятидесятыми годами письма Галлимара влиятельному литературному агенту Морису Дюмонселю, в которых Галлимар просит его за вознаграждение склонить жюри к нужному решению. "Как видим, — подводит безрадостный итог исследователь, — литература стала слишком серьезным занятием, чтобы позволять писателям самостоятельно решать свою судьбу".