Фрагменты романа Европа-узловая. Вступление А. Нестерова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2009
Перевод Антон Нестеров
Уильям Т. Воллманн[1]
Последний фельдмаршал
Фрагменты романа “Европа-узловая”
Перевод с английского и вступление А. Нестерова
От переводчика
Уильям Т. Воллманн — один из интереснейших писателей, работающих сейчас в США: и о нем все чаще говорят, как о претенденте на Нобелевскую премию. У Воллманна множество опубликованных книг. Его семитомный opusmagnum — “Восхождение к и нисхождение в: Ряд мыслей о насилии, свободе и неотложных мерах”, повествующий об отношениях индейцев и колонистов, насчитывает 3 352 страницы! Фактура, манера письма, сам объем этого романа могут навести на мысль, что он интересен только очень высоколобым интеллектуалам. Но — к этому роману, например, отсылает диск популярнейшей хип-хоповой команды из Филадельфии “TheRoots”, названный, вслед за Воллманном, “RisingDown”, а члены группы в своих интервью рассказывают, как сильно Воллманн повлиял на их картину мира.
Одна из главных тем Воллманна — насилие в современном мире. К ней он возвращается вновь и вновь, пишет ли в романе “Королевская семейка” о жизни сан-францисских улиц, или о моджахедах в полудокументальном повествовании “Афганский комикс, или Как я спас мир”.
Насилию и политике — причем политике особого рода, политике смерти — посвящен и роман Воллманна “Европа-узловая”. Английское название этой книги “EuropeCentral” обыгрывает топоним “Центральная Европа”, однако правильнее перевести его как “Европа-узловая”, “Европа — Центральный вокзал”. Это — европейская Центральная станция, перекрестье железных дорог и клубок телефонных линий, перепутье европейской истории ХХ века, трагической и жестокой: в романе Крупская разговаривает в тюрьме с актрисой, изображающей по приказу Берии Фанни Каплан, Шостакович тушит зажигалки в блокадном Ленинграде, фельдмаршал Паулюс пишет письма из Сталинграда, от которого остались лишь занесенные снегом руины…
“Европа-узловая” выстроена как ряд переплетающихся между собой историй, а главным героем книги является Дмитрий Шостакович. Воллманн пытается показать, как сцеплены судьбы людей: так, в главе о фельдмаршале Паулюсе Шостакович почти не упоминается, но… Паулюс был разработчиком операции вермахта, результатом которой стала блокада Ленинграда — а в осажденном городе Шостакович написал свою Седьмую, “Ленинградскую”, симфонию. В конце главы Паулюс, выпущенный из советского плена и поселившийся в Дрездене, услышит музыку Шостаковича — и она ему не понравится.
Главы романа объединены попарно, по принципу контрапункта: немецкому эпизоду соответствует эпизод советский; лишь изредка действие “параллельных” историй разворачивается в одной и той же стране. Темой-контрапунтом главы о Паулюсе служит глава о генерале Власове — талантливом полководце, сумевшем обеспечить эффективность контрнаступления под Москвой в конце 1941 года, потом едва не прорвавшем блокаду Ленинграда, — но, как и Паулюс, брошенном своим командованием и, как и Паулюс, попавшем в плен…
Истории рассказываются от первого лица — это всегда взгляд изнутри событий. Хотя в выборе такой оптики повествования важно и иное: как признается один из героев романа, “мы предпочитаем наши личные трагедии, потому что все мы — трусы и ублюдки”. Перед читателем разворачиваются истории Фанни Каплан и Крупской, режиссера-документалиста Романа Кармена и Ахматовой…
Поясняя, почему главным героем его книги стал Шостакович, писатель говорит: “Я представил человека, пожираемого страхом и раскаянием, человека, который <…> делал то немногое, что было в его силах, хоть какую-то толику добра — отстаивал свободу творчества и пытался помочь другим в их бедах. Но терпел поражение за поражением, и ему все труднее было отвергнуть зло, сказав ▒нет’, — собственно, именно эта черта позволила ему выжить при Сталине. Несмотря на то что ближе к концу он вступил в партию, он остается для меня героем — трагическим героем, конечно…”
Эпиграфом к роману взяты слова Шостаковича: “Большинство моих симфоний — это надгробия…”В одном из интервью российским журналистам по поводу своего романа Воллманн заметил: “Когда я был моложе, мне очень нравилась идея коммунизма. Она и сейчас мне нравится, жаль, что попытка воплотить ее в жизнь обычно приводит к убийству людей. Я думаю, что Шостакович сначала искренне верил в сталинские лозунги вроде ▒Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее’. Но когда случилась эта беда с ▒Леди Макбет’ и началась травля, он вдруг понял, в какой опасности находится. Тогда жизнь его изменилась. Новый поворот наступил после нападения фашистов, когда Шостакович, видимо, решил, что должен на время забыть о сталинском режиме и быть вместе со своей страной. Но после войны его иллюзии стали таять еще быстрее. Он пытался сохранить остатки внутренней целостности в своем искусстве, но при этом сдавал все остальное — по мере того как старел. Я все время представляю себя на его месте: что стал бы делать я, будь я Шостаковичем. Я бы сдался. А Шостакович остался честен в своей музыке. Когда я слушаю, например, опус 110 или Восьмую симфонию, то чувствую, что это величайшие произведения искусства, которые не просто разговаривают со мной — они кричат мне. Шостакович пережил ужасные времена и обвиняет их. Так что Шостакович для меня герой” (Остап Кармоди. Американская Европа // Ведомости 19.01.2007).
И еще одно — Воллманн очень скрупулезен в работе с фактурой. Достаточно сказать, что около 50 страниц в конце “Европы-узловой” занимают авторские примечания, отсылающие те или иные эпизоды, диалоги и т. п. к архивным документам, воспоминаниям, реальным письмам исторических персонажей. И при этом автор подчеркивает, что его текст — художественное, а не документальное произведение — он даже оговаривает в тех же примечаниях, что некоторые из описанных в книге эпизодов в реальности произойти не могли, и объясняет почему.
В 2005 году роман был удостоен Национальной книжной премии США.
(далее см. бумажную версию)