Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2009
Индия-Россия#
Татьяна Загородникова
Серебряный век и Индия
Серебряный век. Время необычайного расцвета культуры, время поиска новых форм в музыке, литературе — как в поэзии, так и в прозе, — театральном искусстве, живописи. Этот поиск шел в разных направлениях, одно из них было связано с Востоком. В России возникает интерес к культурам Японии, Индии и Китая: К. Д. Бальмонт переводит произведения Ашвагхоши и Калидасы; в 1914 году Камерный театр А. Я. Таирова открывается постановкой средневековой драмы “Сакунтала”; А. Н. Скрябин начинает писать грандиозную Мистерию — литургию в формах искусства, местом исполнения которой намечалась Индия; трое молодых художников — Н. Ф. Шереметьевская, В. И. Кравченко и В. А. Ватагин — едут на Цейлон и в Индию за новыми впечатлениями, новыми образами.
Несколько индийцев жили в это время в Европе, некоторые — посещали и Россию. Среди них — суфий и музыкант Инаят Хан.
В декабре 1913 года в московском кафешантане “Максим” начали давать удивительные концерты. Трое восточных людей, одетых в странные одежды, играли на незнакомых инструментах. Мелодии были очень незамысловатые, но даже их тамошняя публика — полупьяные компании, которые, развалясь на коврах и тахтах, под какими-то импровизированными балдахинами, пили черный кофе с ликерами, — воспринимала с трудом. Причем к началу концертов — почему-то в час ночи — посетители были уже под большим градусом. Кто же был тот музыкант, который отважился на выступления в такое время в таком месте и перед такой публикой? Разумеется, Инаят Хан — первый настоящий индийский музыкант, исполнявший в России классическую индийскую музыку. На тот момент он успел объехать полмира во исполнение возложенной на него миссии. По России Инаят Хан путешествовал с ансамблем, который состоял из его братьев Махбуб Хана (1887-1948) и Машараф Хана (1895-1967). Их сопровождал молодой индиец Рама Свами, который, продав свою маленькую чайную плантацию на Цейлоне, раздал деньги неимущим и принял послушание — стал петь и играть с Учителем.
Инаят Хан родился 5 июля 1882 года в Западной Индии, в городе Барода, столице крупного княжества, в музыкальной семье. Музыка сопровождала его с самого рождения. Его дед — знаменитый Мула Бакш (1833-1896), чей портрет находится в Индийском отделе Британского музея в Лондоне, — основал индийскую систему нотной записи. Отец Инаят Хана тоже был музыкантом. В их доме, где главными ценностями считались взаимное уважение и понимание, собирались музыканты, поэты, философы, здесь они могли свободно излагать свои мнения по самым насущным и глубоким вопросам религии и бытия. Мальчик рос в атмосфере веротерпимости, и у него сформировалось убеждение в том, что все религии имеют некую единую, общую основу. Инаят Хан делал большие успехи в музыке, с девяти лет исполнял свои собственные произведения, а с восемнадцати — выступал по всей Индии и приобрел большую популярность, особенно при дворах многочисленных индийских раджей. По общему признанию он превзошел талантом своего деда. Музыку Инаят Хана называли божественной и мистической, а его самого современным Таценом[1]. Религиозные искания привели молодого человека к суфизму, свободно толковавшему основы ислама. Он стал последователем суфийского ордена Чишти. Одной из особенностей суфизма является тесная связь ученика со своим наставником. Путешествуя по югу Индии, он несколько раз видел во сне седовласого старца и, когда в Хайдарабаде встретил Саида Абу ХашимаМадани, узнал в нем мудреца из своих сновидений. Его учение длилось четыре года, до 1908 года, когда не стало Учителя. На пороге вечности Учитель сказал Инаят Хану, что необходимо ехать на запад, чтобы, приобщая европейцев к индийской музыке и суфийским идеям, содействовать взаимопониманию и единению Востока и Запада. Выполняя завещание главы суфийского братства, Инаят Хан в 1910 году отправился сначала в США, а потом в Европу, где основал международный суфийский орден[2]. Штаб-квартира ордена находилась в Лондоне, а отделения — по всему миру: в США, Англии, Франции, Германии, Швейцарии, Италии и других странах.
Так, путешествуя по Европе, Инаят Хан очутился в Москве и, поскольку он ни с кем не был здесь знаком, попал в лапы к какому-то шустрому, недобросовестному антрепренеру. Тот предложил ему выступать в большом помещении в “восточном вкусе”, гарантировал, что будет много публики. Предложенное время — час ночи — показалось музыканту странным, но, может быть, здесь так принято? На первом же концерте действительное положение вещей прояснилось, но, вместо того чтобы поднять скандал, расторгнуть контракт и платить значительную неустойку, Инаят Хан рассудил, что, если Бог привел его сюда, очевидно, следует выполнить Его волю. Священные песнопения и музыку, с помощью которых проповедуется учение, он, конечно, здесь исполнять не будет, но с простыми народными песнями выступать можно. Так Инаят Хан начал давать концерты в “Максиме”. Слухи о том, что в кафешантане выступает какой-то экзотический музыкант, распространились мгновенно. По-видимому, первыми, кто заинтересовался необычными концертами, были теософы. Они стали называть Инаят Хана Учителем и даже хотели выкупить контракт у недобросовестного антрепренера с тем, чтобы его расторгнуть.
На одном из концертов Инаят Хан заметил двух необычных посетительниц, выделявшихся из общей массы кафешантанной публики: это были молодые девушки, еще почти девочки, в форменных темных платьях. Одна из них, круглолицая, скуластая, с раскосыми глазами и смоляными косами вокруг головы, особенно привлекла его внимание. Хотя девушки пришли в сопровождении двух молодых людей, на вид — студентов, позднее время и в особенности обстановка были для них совершенно неподходящими. Это были курсистки, слушательницы Высших педагогических женских курсов им. В. И. Герье, Женя Спасская и Шура Соколова. Вот какое впечатление произвел на них Инаят Хан: “Из боковой двери вышел и прошел мимо нас человек редкой красоты и величия в каком-то темно-оранжевом хитоне. Шествовал он, казалось, не по грешной земле, по крайней мере по облакам, в каком-то ином мире; за ним следовали еще четыре человека. Один из них совсем юный, такой же редкой красоты, вероятно, брат Иннаят-хана. Усевшись в ряд на эстраде, они играли на незнакомых струнных инструментах и пели незнакомые песни так, как если бы в комнате не было никого кроме них”[3].
Сначала девушки восприняли посещение кафешантана как некое веселое приключение, как шутку. Они специально подговорили своих приятелей-студентов отвезти их посмотреть на диковинку, но незнакомая индийская музыка захватила и взволновала их. В то же время обстановка кафе, полупьяная публика, не проявлявшая ни уважения, ни интереса к артистам, настолько не отвечала происходящему на сцене, что это несоответствие, а также неодобрительные взгляды, которые бросал на них Инаят Хан, смутили курсисток, и они почувствовали, что их шутка зашла слишком далеко. Но вот выступление закончилось, музыканты собрали инструменты и направились к выходу. Проходя мимо девушек, Инаят Хан остановился и очень строго спросил у стоявшего тут же студента по-английски: “Зачем вы привели сюда этих девушек?” Убитым голосом тот ответил ему, что не мог противиться их желанию послушать индусские песни, что эти студентки — любительницы музыки. Инаят Хан еще пристальнее посмотрел на молодых людей, так они выделялись среди собравшихся, и пригласил их зайти к нему домой — через несколько дней он по индийскому обычаю собирался праздновать “сороковины” со дня рождения его дочери Русы.
В назначенный день под вечер, принарядившись, вся компания отправилась в конец Дмитровки, где в недорогой гостинице остановились музыканты. В какой-то книге об Индии они вычитали, что на “сороковины” полагается делать подарки матери новорожденного. Но какая она? Что ей нравится? Что полагается дарить? Проходя мимо цветочного магазина Ноева, Женя увидела в центре витрины великолепный букет белых лилий. Ничего лучше этого невозможно придумать, решили все и, сложив наличные “капиталы”, купили штук десять крупных ароматных цветов на длинных стеблях.
Инаят Хан уже ждал гостей и, пока мать была занята ребенком, начал показывать гостям музыкальные инструменты. Завязался оживленный разговор, изъяснялись на английском, мешая его с французским, а также — с помощью мимики и жестов. Не чувствовалось никакой натянутости или неловкости, казалось, все давно знакомы друг с другом и, как обычно, зашли на чашку чаю. Сыпались шутки, и звучал смех. Все ждали появления молодой матери с малюткой. “Но вот бархатная портьера раскрылась, и в дверях соседней комнаты появилась… не знаю, что увидели остальные, но мне показалось, что я вижу Нестеровскую голубую мадонну, — вспоминала потом Спасская, — на фоне темно-красной бархатной портьеры стояла тоненькая, светлая, в голубом шарфе, обернутом вокруг стройного тела, юная мать с крошечным смуглым младенцем на руках. Длинный конец шарфа спускался с головы, открывая спереди золотые волосы, очень ясные голубые глаза и все личико смущенное, вся хрупкая фигурка рядом с высокой величественной фигурой Иннаят-хана и его лицом, смуглым, спокойным, радостным — составляли такой удивительный контраст, какой редко встречается и крепко запоминается. Иннаят-хан подвел ее к нам, и, когда мы с Шуркой опомнились и поднесли ей наши лилии, все подумали, что для подарка ей ничего лучшего нельзя придумать! — левой рукой она держала спокойную смуглую крошку, а правой — лилии, опуская в букет свое нежное личико”. Это была БигемИнаят Хан (урожденная Ора Рей Беккер, 1890-1949), англичанка из Нью-Мексико, которую Инаят Хан встретил во время своего путешествия по Америке. Она с детства интересовалась Индией, была знакома с религиозными мистическими доктринами Востока, ее увлекло учение и проповеди музыканта, и она пошла за ним. Наперекор воле семьи она решила стать женой Инаят Хана и уехала с ним в Европу.
Наконец началось вручение подарков: “голубую мадонну” усадили в кресло, все подходили к ней поочередно, каждый низко кланялся, пел приветствие и что-нибудь дарил. Песни были протяжные, торжественные, но Махбуб Хан спел что-то веселое, очевидно, собственного сочинения, так как все индийцы добродушно посмеивались. Потом гостей угощали какими-то незнакомыми сластями и печениями, которые умудрился приготовить один из индийцев — рябоватый, толстоватый, бывший повар богатого ресторана в Индии, уже успевший познакомиться и подружиться с поварами соседнего трактира. По просьбе гостей вновь и вновь звучали индийские песни, исполнявшиеся под аккомпанемент струнных инструментов, слова переводили сначала на английский, потом — на русский. Все это время девочка тихо лежала на руках матери, как будто сознавая важность момента[4]. Так закончилась эта встреча.
По-видимому, доброжелательные приветливые молодые люди пришлись по душе индийцам, и знакомство продолжилось. Индийцы попросили девушек показать им Кремль. Через несколько дней все вместе отправились осматривать центр Москвы. Кремль произвел на них сильное впечатление: настенные орнаменты соборов напоминали им росписи индусских храмов.
Женя Спасская с ее друзьями были, конечно, не единственными, кто заинтересовался личностью и музыкой Инаят Хана. Он встречался с певицей Е. А. Лавровской, Ф. И. Шаляпиным, А. Н. Скрябиным, Вяч. Ивановым, С. Л. Толстым, В. И. Полем[5] и многими другими деятелями русской культуры, состоялось несколько лекций-концертов Инаят Хана в Политехническом музее. Вот афиша лекции-концерта Инаят Хана в Политехническом музее в Москве.
Лекции, которыми Инаят Хан сопровождал свои концерты, везде проходили с неизменным успехом. Интересны их темы: “Чему Восток должен научиться у Запада и Запад — у Востока?”, “Суфизм”, “Философия музыки”, “Эзотерическая музыка”, “Тайна звука” и другие. Вот какая запись осталась в протоколе публичного заседания Музыкально-этнографической комиссии Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕАиЭ), на котором выступал Инаят Хан: “…Индусский лектор коснулся сначала философской стороны музыки, а затем перешел к ее характеристике и демонстрациям.
По словам Инаят-Кхана, индусская музыка, если и бедна гармонически и не отличается богатством красок, зато она полнее выражает элемент мелодический и идеально-духовный, нежели музыка Запада, усложненная, загроможденная, “материализованная” внешними аксессуарами. К сожалению, индусская музыка тоже не избегла сторонних влияний и в теперешнем виде она далека от первоисточника. В общем, однако, сохранились и старинные напевы, которые дают верное представление об истинном характере индусской музыки.
Лекция сопровождалась иллюстрациями как древнейших напевов Индии, так и более поздних в исполнении самого профессора Инаят-Кхана и его индусского квартета из струнных и ударных инструментов.
Лектор демонстрировал также свои национальные инструменты.
Председатель от имени комиссии выразил благодарность лектору при дружных аплодисментах публики, переполнившей залу”[6].
Вот как известная исследовательница русского фольклора Е. Э. Линева вспоминает концерт Инаят Хана: “Глубокая, философски-религиозная по своему внутреннему содержанию, нежная и изящная по внешнему исполнению, то мечтательная, то доходившая до экстаза, музыка эта производит сильнейшее впечатление, всецело захватывает слушателя. И это достигается тихими, мягкими звуками струнных и ударных инструментов и голосом человеческим, который поет сдержанно, не позволяя себе ни одного выкрика, ни одного жесткого звука. Чувство как будто затянуто облачной дымкой, звучит точно в глубине души, но сила этих нежных вибраций непреодолима. Так поет Инаят Хан”[7].
Конечно, трудно себе представить, что столь необычная, чуждая европейской культурной традиции музыка была единодушно воспринята музыкальной общественностью России, но интерес она вызвала огромный. А. Н. Скрябин, побывавший на одном из выступлений, пригласил Инаят Хана к себе в Николопесковский переулок. Друг и личный биограф Скрябина Л. Л. Сабанеев вспоминает, какое впечатление индийский музыкант произвел на русского композитора: “…Он был в восторге от одного вида этого Инаят Хана. ▒Какое величие и спокойствие в нем! — говорил он мне (я не был на сеансе с Инаят Ханом у него). — Как это именно то, чего нам так недостает, нашей мелкой, беготней наполненной культуре!’ Но музыка Инаят Хана ему все-таки не понравилась… ▒Это все-таки не то, что мне надо. Правда, тут есть утончение… Мне кажется, что есть большая духовность в этой музыке, тут, наверное, есть какие-нибудь тонкие оттенки, которых мы еще не воспринимаем’, — утешался он”[8].
По-видимому, больший интерес вызывала сама личность музыканта, та философия, которую он пропагандировал. Помимо музыкальной деятельности Инаят Хан вел большую работу по разъяснению учения суфиев. В индийской культуре всегда находились люди — и индусы, и мусульмане, — которые ради духовного единения забывали о вероисповеданиях друг друга. Заслуга Инаят Хана была в том, что он нашел способ объяснения суфийских идей и символов европейцам. Вокруг него в Москве, а потом и в Петербурге собирались те, кто увлекался духовной жизнью Индии. Именно тогда среди российской интеллигенции появляются первые суфии. Им он давал уроки восточной мудрости, рассказывал суфийские притчи, разъяснял значения символов в природе и жизни.
Однажды к Инаят Хану подошел незнакомый человек и представился Андреем Балакиным. Эта встреча имела предысторию. Приезд в Россию такой экзотической личности, как Инаят Хан, не мог не привлечь внимание властей. С какой целью приехал этот странный путешественник? Атмосфера в Европе накануне войны явно сгущалась и, хотя он и был гражданином союзной державы, за ним надо было следить. Именно с этой целью к нему и был приставлен офицер Андрей Балакин. Но случилось так, что и он увлекся идеями индийского музыканта и захотел стать его последователем, если Инаят Хан простит его. Инаят Хан ответил: “Ты служишь своему начальству, я служу Моему”, — что было и прощение, и приглашение к сотрудничеству. Так Балакин стал учеником индийца. Через несколько месяцев Андрей Балакин перевел и издал книгу Инаят Хана “Суфийское Послание о Свободе Духа”, снабдив ее кратким введением[9]. И это тогда, когда даже отпечатать визитные карточки можно было лишь с разрешения полиции[10]. Эта небольшая книжка, написанная простым, доступным языком, содержит бесценные сведения по истории и практике суфизма.
Самые теплые отношения у Инаят Хана сложились с Сергеем Львовичем Толстым (1863-1947), старшим сыном Л. Н. Толстого, композитором и музыковедом-этнографом. Сергей Львович вместе с Владимиром Ивановичем Полем начали записывать в переложении для фортепьяно мелодии и песни, которые исполнял Инаят Хан.
Позднее, вспоминая о приезде Инаят Хана, С. Л. Толстой писал: “…Зимой 1913/14 года в Москве появился интересный и талантливый индусский музыкант Инаят Хан. Он с тремя своими товарищами, также индусами, играл и пел сперва в кафе-шантане ▒Максим’, а затем в двух или трех концертах в Политехническом музее. Аккомпанементом к пению индусов служила ▒вина’ — щипковый инструмент, нечто среднее между гитарой и маленькой арфой, смычковый инструмент — нечто вроде альта, и барабанчик. Эти инструменты звучали бедно: они только дублировали мелодию на однообразном органном пункте; поэтому Инаят Хан задумал сопроводить свои мелодии европейской гармонией на сюжет известной древней индусской поэмы ▒Сакунтала’ Калидасы. Он сочинил одноактную пьесу ▒Скетч’, где героиня должна была быть танцовщицей, а музыка состоять из индусских мелодий, сопровождаемых оркестром. Гармонизировать и оркестровать эти мелодии он предложил Танееву. Танеев отказался и предложил это сделать Гречанинову. Гречанинов тоже отказался, тогда Танеев предложил эту работу мне. Я охотно взялся за нее, но не будучи уверен в своих силах, особенно в оркестровке, пригласил сотрудничать со мной Вл. Ив. Поля. В результате частью я, частью он гармонизировали 17 мелодий Инаят Хана; Поль их инструментировал для малого оркестра. К сожалению, Инаят Хану не удалось поставить свой ▒Скетч’. Клавир его мелодий в нашей общей обработке был напечатан. А оркестром они были два раза исполнены на Сокольничьем кругу…”[11]
С этим “Скетчем” связана еще одна сторона деятельности Инаят Хана в России. Он считал своей миссией постановку балета “Сакунтала”. Дело в том, что он рассматривал сюжет этой средневековой индийской пьесы с символической точки зрения. Основная сюжетная линия пьесы заключается в том, что царь Душанти повстречал в лесу молодую девушку Сакунталу и, влюбившись в нее, подарил ей кольцо и пообещал жениться. Девушка потеряла кольцо, а царь, вернувшись домой, забыл свое обещание. Инаят Хан увидел нечто похожее во взаимоотношениях народа и царя в России 1914 года: царь “забыл” про свой народ. Инаят Хан понимал, что Россия движется к войне, но считал, что войны можно избежать. Своей пьесой он словно хотел предупредить монарха. Зашифровав в музыке к балету некое послание о любви, гармонии и красоте, он хотел передать его не в словах, а через состояние, дух, идею опасности вражды, раздоров, несправедливости — так, чтобы послание по возможности заставило царя отказаться от участия в войне[12].
В начале мая Инаят Хан с братьями выехал в Петербург, где, как предполагалось, будет поставлен балет “Сакунтала”. Сергей Львович Толстой обещал пригласить Императора Николая II и Императрицу. Но по разным причинам спектакль с весны 1914 года был перенесен на осень, что оказалось равноценно закрытию постановки: в августе началась Первая мировая война. Потерпев неудачу в выполнении этой своей миссии, в конце мая Инаят Хан вместе с братьями покинул Петербург и направился в Париж на Международный музыкальный конгресс, где должен был представлять индийскую музыку.
Ко времени отъезда у Инаят Хана появились близкие ученики, и он открыл филиал суфийского ордена в России, музыкальное отделение которого возглавил граф Сергей Львович Толстой. После начала Первой мировой войны Инаят Хан оказался отрезан от своих русских друзей и учеников, но письма и даже небольшие посылки все-таки достигали адресатов. 8 августа 1914 года, через восемь дней после начала войны, он пишет письмо Сергею Львовичу: “Дорогой граф Толстой, мы несколько раз писали Вам, и, хотя не получили от Вас никакого ответа, никогда не забываем Вас и хотели бы знать, как вы поживаете.
Совсем недавно мы отмечали четвертую годовщину нашего суфийского ордена, где Вы были избраны представлять нашу музыку в России. Поэтому прошу Вас, если будут возникать какие-либо вопросы в отношении нашей музыки, пожалуйста, отвечайте на них, как сможете”[13]. Инаят Хан собирался приехать в Россию, но война затягивалась, и этим планам уже не суждено было осуществиться. Тем не менее связь между Толстым и Инаят Ханом не прерывалась. Когда в 1915 году вышел нотный альбом для фортепиано “Индусскiе песни и танцы записанныя проф. Инаятъ-Ханомъ”[14], он был отправлен в Лондон и дошел до автора. Правда, посылка шла долго: только в декабре 1916 года Инаят Хан пишет Сергею Львовичу благодарственное письмо: “Пока продолжается война, невозможно будет мне приехать в Россию, но как только она закончится, ваше притяжение, мои друзья, может подвигнуть меня на это. У нас в семье прибавление, мальчик, которого мы назвали Вилаятом[15]”[16].
Неизвестно, сохранялись ли в дальнейшем контакты Инаят Хана с его последователями в России. Вся его деятельность в Европе сосредоточилась вокруг суфийского ордена. В 1923 году в Женеве он учредил международный штаб суфийского движения, ежегодно проводил летние школы для своих многочисленных учеников и последователей, которыми был постоянно окружен. В 1926 году Инаят Хан, оставив семью во Франции, где они жили с 1920-го, и предчувствуя, что уже не вернется, уехал в Индию. Там 5 февраля 1927 года Инаят Хан ушел из жизни.
Международный суфийский орден существует и поныне, им руководит внук Инаят Хана Пир ЗияИнаят Хан. По-прежнему проводятся летние школы, на которые приезжают и русские суфии — последователи Инаят Хана. В Государственном мемориальном музее А. Н. Скрябина проводятся концерты музыки Инаят Хана. В октябре 2002 года состоялась премьера балета “Сакунтала”[17] на музыку Инаята Хана в исполнении московского Ансамбля современной хореографии Александра Шишкина, музыка в переложении для камерного ансамбля В. Поля в исполнении квинтета Российской академии музыки (руководитель Александра Францева). В 2004 году в Новосибирске был выпущен диск “Солнце любви на небосклоне вечности” — музыка Инаят Хана, его сына ХидаятИнаят Хана и брата Махбуб Хана в исполнении Новосибирского струнного квинтета. В России переиздано “Суфийское послание…”, а также более десяти томов сочинений Инаят Хана, все они доступны в РГБ. Самая известная его книга “Мистицизм звука”[18] рекомендована для чтения студентам музыкальных ВУЗов.
Скоро — в будущем году — исполнится сто лет с тех пор, как началась миссия индийского суфия и музыканта Инаят Хана в христианском мире по сближению Запада и Востока. Его работа продолжается. И сегодня летит на крыльях сердце — символ Международного суфийского движения.