Рассказ
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2009
Перевод Н. Поваляева
Амин Камил#
Петушиный бой
Рассказ
Перевод Н. Поваляевой
Когда Гулам Хан появился во дворе с петухом в руках, Шахмаль уже проснулась и с нетерпением поджидала мужа. Даже пхеран, запачканный их шестимесячным малышом, почистить забыла. Когда она, наконец, увидела мужа, обрадовалась, словно клад нашла, и закричала:
— Принёс-таки! А я уж боялась, что и сегодня ты с пустыми руками явишься!
Шахмаль буквально вырвала петуха из рук мужа и принялась поглаживать его перышки и гребешок.
— Четыре с половиной рупии отдал, — Гулам Хан подчеркнул слово “рупии”, как будто желал уверить жену, что этот петух — не какая-нибудь дохлятина.
Но Шахмаль, казалось, совсем не интересовала цена; она не могла отвести глаз от петушка, чей вид наполнял ее бурлящей радостью. Шахмаль опустила птицу на землю и, выразительно подняв брови, бросила взгляд на окно соседнего дома. Затем, взяв тон повыше, вновь обратилась к мужу:
— Как раз такого петуха я и хотела. На рынках-то, понятное дело, полным-полно недокормышей, которыми наводнили всю округу, но этот им не чета.
Гулам Хан оставил это сообщение без комментариев и вошел в дом.
Петушиные лапы были связаны обрывком веревки, поэтому петушок передвигался неровными прыжками. Он пытался расклевать свои путы и оглядывался по сторонам, оценивая обстановку.
У Шахмаль уже были две курицы. Они как раз сновали по двору и в поисках пропитания рылись в куче отбросов. Когда петушиный крик достиг их слуха, курицы застыли и с подозрением уставились на новичка, словно пытались угадать его повадки и натуру. Одна курица, грациозно покачиваясь, направилась к петуху, выказывая при этом нарочитое равнодушие, как будто она просто прогуливается для собственного удовольствия. Вторая курица, копошащаяся в куче отбросов, подняла облако пыли и принялась купаться в ней: “Ха! Я думала, это кто-то стоящий. Но мне-то что? Пусть себе живет, какой ни есть!”
Шахмаль набрала пригоршню риса и рассыпала ее перед петухом. Он жадно набросился на еду, набивая зоб гигантскими порциями, словно его несколько дней кряду морили голодом.
Когда курицы увидели, какие почести оказываются петуху, они подбежали поближе и принялись спешно склевывать рассыпавшиеся зернышки риса.
Шахмаль вновь бросила взгляд на окно соседнего дома. Увидев, что там никого нет, она громко закричала на куриц:
— Кыш! Кыш! Шиш вам! Дайте бедняге спокойно поесть! Можно подумать, вас несколько дней не кормили!
Курицы с громким кудахтаньем кинулись прочь. Они поняли, кому адресован этот упрек. Иначе с чего бы им кидаться врассыпную, словно от верной погибели? Однако, отбежав на безопасное расстояние, они продолжили нервно клевать зернышки, разбросанные по земле.
— Поздравляю! — из окна высунулась ДжаниКожа-да-Кости. — Когда это у тебя петух появился?
Именно этого и ждала Шахмаль с того самого момента, как муж принес петуха; она приосанилась, подняла голову, разгладила несуществующие складки на своем пхеране и, выставив напоказ серебряные серьги, сказала:
— Мой муж только что принес его. Четыре с половиной рупии заплатил!
Шахмаль подчеркнула слово “рупии” гораздо старательнее, чем ее муж некоторое время назад.
— Он, небось, из деревни, — сказала ДжаниКожа-да-Кости нарочито невинным тоном. — Да, похоже на то. Ладный петушок.
— И представь, ему всего семь месяцев, — наугад определила возраст петуха Шахмаль. — Это особая порода, в городе такую нечасто встретишь. И какой дорогой! Кто еще купил бы такого? — Сделав паузу, Шахмаль добавила презрительным тоном: — Местные-то берут только петушков-недокормышей!
От этого замечания сердце Джани зажглось гневом. Она отлично знала, что является мишенью этих презрительных слов. Залившись краской, она исчезла из окна, крикнув:
— У меня тут сковорода на огне… А ты смотри, корми его как следует.
Шахмаль довольно улыбнулась пустому окну и, поджав губы, вновь накинулась на куриц: “Пошли! Пошли! Чтоб вас вши заели!” И опять взглянула на петуха с гордостью и радостью. По правде сказать, Шахмаль так хотела заиметь петуха именно для того, чтобы досадить соседке. В то время как у Джани было пять куриц и петух, у Шахмаль было всего две курицы. Ну, вообще-то — три, но одна сдохла от какой-то болезни вместе с пятью цыплятами.
Петух ДжаниКожа-да-Кости имел обыкновение запрыгивать на стену, отделяющую друг от друга соседние дома, а оттуда спрыгивать во двор Шахмаль. Поскольку своего петуха у последней не было, она из практических соображений поощряла эти визиты, но только не тогда, когда во дворе был разложен рис или иные зерна для просушки. Тогда этот тунеядец прокрадывался во двор, словно воришка. И как ни гони его — все равно являлся снова, чтобы клевать и разбрасывать зерна. Шахмаль уже стала бояться оставлять что бы то ни было во дворе сушиться. Когда же ее терпению пришел конец, долго сдерживаемый гнев вышел наружу и на голову петуха посыпался град оскорблений. ДжаниКожа-да-Кости слушала, высунувшись из окна, и насмешливо комментировала:
— Не мешало бы тебе обзавестись собственным петухом, слышишь меня? А то сама зазываешь его, когда надо — скажешь, нет? А потом не можешь оторвать от сердца несколько зернышек риса!
Эти слова сразили Шахмаль наповал, и с тех пор она неустанно просила мужа купить петуха. ДжаниКожа-да-Кости со своей стороны приняла все возможные меры для того, чтобы ее петух больше не мог перебраться через стену.
В течение двух недель Гулам Хан изворачивался, придумывая то одну отговорку, то другую; но настал момент, когда изворачиваться дальше стало невозможно. Тогда он за три рупии купил петуха у торговца на рынке Майсумы, но прибавил к цене еще полторы рупии, чтобы произвести впечатление на жену, имевшую привычку всякий раз заявлять: “Фу, ну что за гадость ты приволок! Неужто нельзя было найти что-нибудь поприличнее?”
Петух ДжаниКожа-да-Кости был рыжим в черную крапинку; новоприобретенный петух Шахмаль был снежно-белый и ослепительно чистый. Походкой он тоже превосходил соседского петушка. Но зато последний был крупнее и поэтому выглядел более сильным. Это было единственное отличие; в остальном же оба петуха были одной породы и стоили почти одинаково.
Настала ночь. Все отправились спать. Шахмаль уперлась локтем в подушку, подперла ладонью подбородок и, пока кормила грудью ребенка, всё думала о своем петушке: “Как, должно быть, вид этого петуха завел Кожу-да-Кости! Никогда не забуду ее колкостей и ядовитых замечаний. Пусть теперь ее петух только попробует сунуться на эту сторону стены. Если я не сломаю ему лапу, не зовите меня больше Шахмаль”.
Приняв такое решение, она робко взглянула на лицо мужа. Он был неописуемо хорош собой, и от этой мысли краска залила лицо Шахмаль. Она убрала руку и положила голову на подушку, и тут из птичника раздался крик “Ку-ка-ре-ку-у-у!”. Шахмаль оцепенела. Затем подняла голову и хорошенько прислушалась, надеясь, что это воображение сыграло с ней злую шутку. Но вот снова крик, который ни с чем не спутаешь: “Ку-ка-ре-ку-у-у!” Шахмаль почувствовала себя так, словно ей самой свернули шею. Она села в постели и запричитала, обращаясь к мужу:
— Ты только послушай! Ну, слышишь? Давай, просыпайся!
— А? Что? Что случилось? — спросил, вздрогнув от неожиданности, Гулам Хан. — Ты звала меня?
— Ты что, не слышал? Петух. Он только что прокукарекал. На пороге ночи! — голос Шахмаль сорвался на рыдание. — Это дурной знак! И надо ж было притащить его в дом!
— Прокукарекал? — Гулам Хан поморщился. — Ну и что с того? Что случится? Что, петух кукарекнул в ночи — и мы в Рамадан будем есть калачи?
— Только послушайте, какую чушь он несет! — яростно парировала Шахмаль. — Ну-ка поднимайся быстро! Иди, убей его! Разве ты не знаешь, что петуха, который прокукарекал на пороге ночи, нужно немедленно зарезать? Это дурной знак!
— Да наплюй ты на дурные знаки! Ложись спать и забудь эти старушечьи бредни! — И Гулам Хан натянул на голову одеяло. Шахмаль еще некоторое время не унималась, но больше не добилась от мужа ни слова. Он заснул крепким, безмятежным сном и проснулся в семь утра, как обычно.
На самом деле Шахмаль была напугана не столько самим кукареканьем, сколько тем, что его, должно быть, услышала ДжаниКожа-да-Кости. Она уж точно даст волю своему ядовитому языку. Ее саркастические замечания пойдут язвами по коже Шахмаль: “Так вот для чего ты завела этого замечательного петушка? Во всем мире петухи возвещают рассвет, а этот прокаженный что делает? Не иначе, сам сатана забирается к нему в клюв на закате.”
Шахмаль выпустила птиц, но сама во двор не вышла, опасаясь злобных выпадов ДжаниКожа-да-Кости, адресованных, как обычно, окнам и стенам, но косвенно направленных на дорогую соседку.
Она чувствовала себя подавленно и сидела дома, пока куры резвились с петухом во дворе. При одном взгляде на петуха сердце Шахмаль, казалось, переворачивалось от отвращения. А тот, в счастливом неведении, расправил крылья и выплясывал то вокруг одной, то вокруг другой курицы, легонько наскакивая на них. Курицы спасались бегством, будто говоря: — “И что это на тебя нашло? Разве так можно? Хоть бы по сторонам смотрел иногда”.
Затем они уставились на дверь, ведущую на кухню, как бы удивляясь: “Что-то хозяйки не видать нигде сегодня. А ей бы не мешало бросить нам пару зернышек поклевать!” Куры побежали к кухне. Петух, угадав их мысли, увязался следом.
Шахмаль рискнула задержать свой взор на петушиных лапах. От самых когтей до бедра они показались ей самыми уродливыми лапами на свете. Ее отвращение усилилось. Однако Шахмаль не решилась прогнать куриц, потому что не хотела, чтобы ДжаниКожа-да-Кости, услышав шум, выглянула в окно. Быстро набрав пригоршню риса, Шахмаль издалека бросила его птицам. Петуха она ни за что не стала бы кормить, но как быть с курицами? Они, бедняги, не могут голодать весь день.
Когда соседский петух услышал незнакомое кудахтанье по ту сторону стены, он выпрямил шею и раздул грудь; все его тело напряглось, нервы натянулись струной.
— Ко-ко-ко-ко-ко, — закудахтал он что есть мочи, словно бы дразня своего противника. — Кого это там занесло на соседний двор?
Весь этот шум очень не понравился Шахмаль. Ей хотелось придушить своего петуха, хотелось, чтобы его разбил паралич — лишь бы ДжаниКожа-да-Кости не услышала кудахтанье и не прилипла к окну. Вместо того чтобы кричать “кыш”, Шахмаль взяла ком земли и в ярости швырнула его в петуха, целясь в голову. Тут же из окна высунулась ДжаниКожа-да-Кости.
— Ты чего такая злая с утра пораньше? Что тебе бедная птица сделала? — спросила она.
Шахмаль почувствовала себя вором, застигнутым на месте преступления. Тело взмокло от пота. Все шаги, предпринятые ею, чтобы избежать стычки, оказались напрасными. Сказанное соседкой лишь подтвердило опасения Шахмаль: эта женщина слышала кукареканье в неурочный час и ее слова — замаскированная издевка. Шахмаль собрала все свое мужество и сказала:
— С чего это мне злиться? Просто петух не дает бедным курочкам подобраться к зерну. А я его отпугиваю.
— Это все оттого, что он новенький. Просто надо подождать, и завтра он уже будет сам их кормить, вот увидишь, — рассмеялась ДжаниКожа-да-Кости.
— Может, оно и так, да только еще вопрос, оставим ли мы его. Мы ж его вообще-то на мясо купили, — Шахмаль хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. — Мы его еще вчера хотели зарезать, но потом решили до утра подождать.
— Но зачем? Зачем его резать-то? — Видимо, ДжаниКожа-да-Кости надеялась, что если у соседей будет свой петух, то ее собственного оставят, наконец, в покое. — Посмотри, какой он красивый. И голосит впечатляюще.
Шахмаль побледнела. Значит, все-таки слышала; иначе зачем бы ей нахваливать его голос? — подумала Шахмаль. Однако решила этот пункт в своем ответе проигнорировать:
— Ха, неужели ты думала, что я стану держать у себя этих грязных, вонючих петушков, от которых буквально ломится рынок? Мы пока не нашли породу, которая нас устроит. Но нам уже пообещали подобрать то, что надо.
ДжаниКожа-да-Кости была в замешательстве. Ее удивила странная холодность Шахмаль — не она ли вчера превозносила своего нового петуха до небес? Но, возможно, это шпилька в ее адрес — мол, она держит у себя завалящего петушка. Она уже было приготовилась дать соответствующий отпор, но Шахмаль ушла в дом. Джани пришлось проглотить свой гнев.
Раздувая самовар, Шахмаль не могла отделаться от мыслей о петухе. Нужно заставить мужа зарезать его; а если муж заартачится, отнести петуха к Самаду, который режет кур для всей округи. Посмотрим, как он поспорит со мной, когда я поставлю перед ним тарелку с обедом.
Когда Гулам Хан вернулся из мечети, Шахмаль налила ему чашку чаю и строго сказала:
— Пей свой чай, а потом иди и прикончи этого петуха. Подумай, что скажут соседи? Мы разве не живем рядом с ними?
— А что соседям за дело до всего этого? — спросил Гулам Хан, жуя кусок хлеба. — Сейчас не месяц Рамадан на свете, чтобы спорить о рассвете.
— Ну да, ты только и умеешь, что спорить и языком молоть. — И через паузу: — Если не хочешь делать это сам — не делай. Я сама тогда покончу с ним — отнесу к Самаду. Неужто ты думаешь, я стану откармливать такое чудовище?
— Делай, как хочешь, — Гулам Хан завершил дискуссию, — только больше не проси меня покупать петуха.
— И не буду. Как будто в городе петухов мало, — Шахмаль яростно дунула в самовар. — И потом, петух ДжаниКожа-да-Кости все время отирается у нас во дворе, так на что нам еще один?
Шахмаль хотелось избавиться от петуха любым способом. Ее переполняло глубокое отвращение к нему. Ей все время мерещились белые зубы соседки, смеющейся над ней. Хлопанье петушиных крыльев звучало в ее ушах словно насмешки Джани. Ей казалось, что петух — главная причина всех ее несчастий и унижений.
Как только Гулам Хан ушел на работу, Шахмаль отправилась проверить, на месте ли Самаду. Он жил через два или три дома; резать соседских петухов было его профессией. Были еще двое, владеющие этим ремеслом, но Самаду был признанным экспертом по сворачиванию шей.
Самаду был дома. Он заметил Шахмаль в окно и, догадавшись, зачем она к нему пожаловала, сказал:
— Давай, приноси. Я прикончу его прямо сейчас. Но имей в виду, что я приду к вам на обед. Не думай, что весь праздник достанется только вам двоим!
— Приходи, пожалуйста! — сказала Шахмаль.
С легким сердцем и с улыбкой на устах шла Шахмаль домой. Она была счастлива, что снова может держать голову высоко; больше не придется ей выслушивать с утра до вечера язвительные насмешки Джани. Однако странная картина предстала перед ее глазами. Когда Шахмаль вошла во двор, она увидела куриц, забившихся в угол. Петух Джани и ее собственный отчаянно дрались друг с другом, поднимая вокруг себя облака пыли. Сама ДжаниКожа-да-Кости с удовольствием наблюдала за петушиным боем из окна. Шахмаль углядела радостную улыбку на лице соседки. Та, видимо, была уверена в победе своего петуха — может быть, потому, что его гребешок был хоть и меньше, но толще, бородка прочно прижата к горлу, а крепкое телосложение придавало ему вид прирожденного бойца. К тому же он победил в бою всех окрестных петухов.
Краска сбежала с лица Шахмаль, сердце бешено заколотилось.
Перья на шеях у петухов вздыбились правильными кольцами. Головы дрожали и тряслись от ярости. От этого дрожания перья у птиц были наэлектризованы. Их тела напряженно вытянулись, хвосты распушились. Они испепеляли друг друга взглядами, вытягивали дрожащие шеи, посылая сигналы гнева и ярости. Петухи бесстрашно атаковали, нанося друг другу раны острыми клювами.
Когда ДжаниКожа-да-Кости заметила Шахмаль, входящую во двор, она самоуверенно уселась у окна так, чтобы ее сразу было видно:
— Конечно, шансы моего тощего петушка невелики перед твоим красавцем за четыре с половиной рупии. Но поди отговори осла рисковать. Пустая затея.
Затем, умерив саркастический тон, она добавила:
— Но хочу предупредить тебя. Мой петух наверняка уделает твоего. Кстати сказать, он победил всех петухов в округе.
Сердце Шахмаль упало. Но что она могла ответить? События приняли ошеломляющий оборот. Она даже заподозрила, уж не подослала ли Кожа-да-Кости своего петуха во двор Шахмаль специально. Ее снедало непреодолимое желание схватить петуха Джани и свернуть ему шею. Но Шахмаль справилась с собой и принялась защищать свои позиции, пока ее не подняли на смех.
— Пришлый петух всегда гонит прочь местного. Не слыхала старой поговорки? Хотя мой петух не бойцовый. Он другой породы, как тебе известно. Поэтому-то он такой дорогой.
Тем временем драчуны устроили настоящее петушиное побоище. Они выдирали друг из друга перья, из ран сочилась кровь. ДжаниКожа-да-Кости крепко ухватилась за подоконник, ее голова дергалась, а лицо вспыхивало при каждой новой атаке петухов.
Шахмаль тоже вся сжалась в тревожном ожидании. Она была ужасно раздосадована и опечалена тем, что происходило на ее глазах. Вид петуха Джани внушил ей такой ужас, что она неслышно насылала на него проклятья: “Чтоб твой клюв на кусочки развалился! Чтоб твои лапы паралич хватил!”
На петухе Джани кровь была не очень видна из-за того, что он был рыжий в черную крапинку. Но петух Шахмаль, белый без единого пятнышка, казалось, был просто залит кровью. Видя это, Шахмаль не могла уже больше сдерживаться и выдала:
— Пусть все беды свалятся на негодника! Пусть паралич скует его острый клюв!
— Полегче, Шахмаль, не принимай все так близко к сердцу, — сказала ДжаниКожа-да-Кости, притворно улыбаясь. — Просто дождись, пока один из них даст деру, чтобы спастись. А чего ты, интересно, ожидала? — И добавила насмешливо: — Вонючие петушки — не такая уж и дешевка.
Отчаяние Шахмаль достигло предела. Все несчастья одно за другим свалились на ее голову, стоило появиться этому петуху. Она собралась было ответить Джани таким же язвительным тоном, который, как она знала, выведет из себя соседку, владевшую искусством острой пикировки ничуть не хуже Шахмаль. Это неминуемо привело бы к обмену резкими оскорблениями, к словесной баталии, если бы один из петухов внезапно не бросился в панике прочь. Это был петух ДжаниКожа-да-Кости, а петух Шахмаль принялся гонять его кругами по двору.
Шахмаль подумала, что соседка, должно быть, вся взмокла от пота — ее лицо стало цвета той стороны сковороды, которая вымазана сажей. Было совершенно очевидно, что Джани изо всех сил старается сделать вид, что исход битвы ей совсем не интересен.
— Так ты собираешься зарезать этого петушка? — спросила Джани, подперев рукой подбородок. — Может, послушаешься совета и не станешь этого делать?
— Да ты что, поверила мне? — сказала Шахмаль и тряхнула головой, чтобы лучше стали видны ее серебряные серьги. — Мой петух может иметь тысячу недостатков, он может даже кукарекать на пороге ночи, но это все ничего для меня не значит, раз у него такой бойцовский характер. Именно такого петуха я и хотела. А на рынке одни вонючие недокормыши.