Подготовили А. Лешневская, И. Мокин
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2008
Roberto Saviano Gomorra. — Milano: Arnoldo Mondadori Editore, 2006
Молодой журналист Роберто Савьяно (родился в 1979-м в Неаполе) написал документальный роман «Гоморра» об итальянской мафии, в подробностях рассказав о деятельности неаполитанской преступной группировки «Каморра». Книга мгновенно получила признание во всем мире, Умберто Эко назвал отчаянного писателя национальным героем, но главным подтверждением добросовестности проведенного расследования стали незамедлительно последовавшие угрозы в адрес Савьяно, а один из главарей разоблаченных кланов недвусмысленно заявил, что собирается «убрать» удачливого автора, поэтому с октября 2006 года журналист и писатель живет под охраной итальянского правительства.
В «Гоморре» Савьяно не только выступает в качестве свидетеля беззаконных действий преступных группировок, стоящих во главе региона Кампания, — трафика оружия, наркотиков, токсичных отходов — он пытается понять, что происходит с людьми, для которых преступность становится обыденностью. Однако Италией дело не ограничивается: в интервью испанской газете «Паис» Роберто Савьяно объяснил, что огромную часть нечестно заработанных денег некоторые члены «Каморры» вкладывают в андалузскую туристическую индустрию, скупая отели, рестораны и ночные клубы.
В документальном романе слово, подкрепленное фактами, обретает власть: «…Знать и понимать, — пишет Савьяно, — для меня жизненная необходимость. Только удовлетворяя ее, я чувствую, что все еще достоин дышать». По словам обозревателя французской «Кензен литерер», «Гоморра» — трагическая эпопея, книга имеет отношение к каждому из нас, потому что повествует о преступности, принимающей глобальные масштабы.
Впервые на русском языке «Гоморра» выйдет в специальном итальянском номере «ИЛ» (2008, № 10).
Henri Meschonnic Ethique et politique du traduire. — Paris: Editions Verdier, 2007,185 p.
После выхода в свет «Поэтики перевода» (1999) — книги, целиком посвященной художественному переводу теоретика языка, поэта, переводчика, эссеиста Анри Мешонника, ни одно исследование в области литературного перевода не обходится без ссылки на этот труд. В немМешонник прошелся по извечным краеугольным камням теории перевода: ориентация на язык источника или на язык перевода, точность и вольность, «прозрачность» переводчика и его униженное положение в сравнении с автором и пр. Автор обратил внимание на эвристическую роль перевода, обнажающего языковые концепции переводчика, его взгляд на литературу, на язык художественной литературы.
В новой, написанной в прошлом году книге «Этика и политика перевода» Мешонник возвращается к излюбленной теме: «Мы бы ничего не поняли ни в поэтике, ни и в том, что значит переводить, если бы вообразили, что можно прочитать одну книгу о переводе (такую, как написал я) отдельно от моих ранних сочинений на эту же тему… Еще Гюго говорил о ▒думающем читателе’. Чтобы осмыслить перевод, нужен думающий читатель. Торопливому читателю не стоит задумываться о переводе. Не стоит также размышлять о языке, с которым торопливый читатель составляет одно целое».
Таким образом, согласно автору, «Этика и политика…» является продолжением «Поэтики перевода». Каждая из шестнадцати глав новой книги (в которой нет ни введения, ни заключения) посвящена отдельной теме (этика, ритм, политика, Библия…). Развивая ту или иную тему, автор последовательно критикует знак. Согласно Мешоннику, знак — главный враг теории языка, и, следовательно, — перевода. Знак — парадигма нашей языковой концепции. С точки зрения лингвистов, знак предполагает присущий каждому слову дуализм, четкое разделение на содержание и форму, на звучание и значение. Когда переводчик выбирает между обозначающим и обозначаемым, то чаще всего отдает предпочтение последнему. Торжество «духа» в ущерб «букве» — к этой извечной дилемме Мешонник подходит с неожиданной стороны: он предлагает отказаться от дуалистической логики знака и, переосмыслив процесс перевода, попытаться найти новые формы. Согласно одному из постоянных авторов исследовательского проекта «Фабула» (www.fabula.org), посвятившему «Этике и политике перевода» объемную статью, мешонниковские переводы Библии демонстрируют непривычный, новаторский подход к переводу и доказывают, что переводческая свобода до сих пор недооценена.
Marguerite Yourcenar Une volonté sans fléchissement. Correspondance 1957-1960.(D‘Hadrien à Zénon, II). — P.: Gallimard éd., 543 p.
К двадцатилетию со дня смерти выдающейся французской писательницы бельгийского происхождения Маргарит Юрсенар (1903-1987), первой женщины, избранной во французскую академию, издательство «Галлимар» выпустило в свет очередной том ее переписки с характерным названием «Несгибаемая воля».
«Предельная осторожность, несгибаемая воля», — добродетели, которыми писательница наделяет древнеримского императора Адриана (в 1957 году Юрсенар работает над романом «Воспоминания Адриана») с равной долей справедливости можно отнести к ней самой, особенно если судить по переписке 1957-1960-х годов. В том вошли триста пятьдесят писем: большая часть написана в «Петит Плезанс», маленьком домике писательницы в США, остальные — во время многочисленных путешествий: в Канаду, в Италию, Испанию, Португалию. Письма Маргарит Юрсенар стали ее писательским дневником — в каждой строчке чувствуется авторская забота о тексте, который нужно дописать, переделать, отредактировать: «Все больше убеждаюсь, что только с помощью мистическим образом сохранившихся в нас знаний о вселенной мы можем попытаться представить, что значили элевсинские обряды инициации для великих умов древних Греции и Рима…» Успех произведений никак не сказывается на их авторе; решив отдохнуть от составившего ее славу романного жанра, Юрсенар работает над многочисленными эссе, хлопочет об их скорейшей публикации, переводит древнегреческую поэзию.
«Мне хотелось… воспроизвести, насколько возможно, человеческую поэзию Истории» — эта строка из письма 1957 года вполне может служить эпиграфом ко всему творчеству Маргерит Юрсенар.
Salman Rushdie The
Enchantress of
Новый роман Салмана Рушди «Флорентийская чародейка» подхватывает темы его предыдущих книг, утверждают критики Великобритании. Столь важная для писателя тема сосуществования религий и культур находит отражение в образах двух героев романа — индийского императора Акбара и его наследника Салима, будущего императора Джахангира.
Еще один значительный мотив «Чародейки» — сила воображения, его волшебная власть над людьми. Главный персонаж книги, Никколо, выдает себя за мага, но его истинная магия кроется в умении рассказывать истории и пробуждать фантазию людей. Подобно Шахразаде, он зачаровывает императора своим рассказом о «флорентийской чародейке» — то ли существовавшей в действительности, то ли выдуманной женщине, которая будто бы приходится Акбару теткой. Сам же император поглощен мечтой о еще одной воображаемой женщине — принцессе Джодхе.
Изобилие героев и тем в «Чародейке» Рушди вызывает различные отклики у критиков. Некоторые — например, Рут Морс, рецензент «Таймс литерари саплмент» — утверждают, что писатель не до конца справился с замыслом и за множеством деталей теряется содержание книги. Однако все рецензенты сходятся на том, что новый роман знаменитого автора заслуживает пристального внимания читателей.
Julian Barnes Nothing
to Be Frightened of. —
В своей новой книге воспоминаний «Бояться нечего» Джулиан Барнс ведет речь в основном о смерти. Собственно мемуары соединены в книге с рассуждениями скорее эссеистического свойства, а также с историческими анекдотами и случаями из жизни друзей и близких писателя.
Начинается книга фразой «В Бога я не верю, но мне его не хватает». Далее Барнс, по словам обозревателя «Таймс литерари саплмент» Брайена Диллона, начинает размышлять о том, «что же в Его отсутствие делать с фактом нашей смертности». Человеческое существование конечно, и писатель сразу же говорит, что он «против смерти», а вся творческая деятельность для него и есть способ «победить смерть или хотя бы с ней не смириться».
Однако, по мнению многих рецензентов (в том числе обозревателей «Таймс» и «Гардиан»), Барнс не приходит ни к какому окончательному выводу. Он будто не решается встретиться с предметом своих мыслей лицом к лицу и предпочитает упражняться в изяществе слога и иронии, становясь самим собой только в рассказе о своих ушедших родителях.
Jhumpa Lahiri Unaccustomed Earth. — New York: Alfred A. Knopf, 2008, 333 p.
Американская писательница индийского происхождения, лауреат Пулицеровской премии 2000 года Джумпа Лахири издала в апреле 2008 года новый сборник малой прозы «Непривычная земля», который сразу привлек к себе внимание критиков. В сборник входят восемь рассказов, посвященных в первую очередь проблеме существования в чуждой культурной среде.
Герои Лахири — чаще всего семьи иммигрантов из Индии, которые оказываются отъединены и от родины, и от своего нового дома — семьи, в которых граница культур зачастую проходит между отцами и детьми, мужьями и женами. Обозреватель «Нью-Йорк таймс» Митико Какутани пишет в рецензии на эту книгу, что индийцы в Америке изолированы из-за языкового барьера и незнания местных обычаев, а их дети часто становятся чужими для всех, ведь они, принадлежа и индийской, и американской культуре, ни одну из них не могут назвать родной.
Взаимоотношения поколений и полов в ситуации культурного пограничья — главная тема рассказов Дж. Лахири. По мнению американской прессы, писательница демонстрирует в своих произведениях не только знание того, как живут ее герои, но и особенный талант описывать жизнь самых обычных людей.
Sara Mannheimer, Reglerna. — Stockholm: Wahlström & Widstrand, 2008, 175 s.
Первый роман молодой шведской писательницы Сары Маннхеймер «Правила» отмечен многими критиками как лучший дебют весны 2008 года. «Достаточно прочитать лишь несколько страниц, чтобы понять: перед нами блистательный дебют», — утверждает обозреватель газеты «Дагенс нюхетер» Оса Беккман.
Беккман пишет также, что «Правила» — это лирический роман о становлении человека, о «женщине, жаждущей творить», которая пытается выстроить для себя правила жизни, чтобы ее не лишил созидательной силы окружающий ее хаос. При этом роман полон бытовых подробностей: героиня — обыкновенная женщина, в ее жизни много самых привычных, повседневных проблем. Однако она все же ищет другой жизни, хочет, по ее собственным словам, «мчаться навстречу» миру. Впрочем, ее отчаянные поиски любви порой выглядят комично, и Сара Маннхеймер прибегает к мягкой иронии, чтобы создать привлекательный и запоминающийся образ современной женщины.
Reiner Kunze lindennacht. — Frankfurt a. M.: S. Fischer Verlag, 2008, 111 S.
«Я добавляю к миру еще одну маленькую частичку», — говорит немецкий поэт Райнер Кунце о своем творчестве в связи с выходом в свет нового сборника «ночь под липой» (Кунце отказывается от заглавных букв — и в написании существительных, вопреки немецкой графике, и порой в начале предложений). Тема роста над собой, изменения в количестве и качестве воплощена Райнером Кунце в образе липы — древа жизни, растущего и развивающегося вместе с лирическим героем. «И жизнь, и искусство суть рост, ▒прирост бытия’», — повторяет поэт формулировку Г. Гадамера.
Критик Вульф Зегебрехт пишет в «Франкфуртер альгемайне цайтунг» о новой книге Р. Кунце: «[он] всегда говорит о главном, о наиболее общем, намечая его с помощью мельчайших деталей и выражая его в максимально компактной форме». Отсюда интерес Кунце к малым формам, все разнообразие которых представлено в сборнике «ночь под липой». Поэт обращается и к эпиграмме (в частности, на министерство культуры в связи с известной реформой орфографии), и к японскому хайку, и к античной надгробной надписи.
Последний жанр, стихи «на смерть», составляет отдельную часть сборника: это строки о таких людях, как Альбер Камю и Варлам Шаламов. Однако прошлое оживает еще и в стихотворениях Кунце о собственной юности; вновь поднимая актуальную для немцев тему вины и раскаяния, Р. Кунце анализирует свою роль «партийного поэта» в ГДР (до того, как его стали считать «неблагонадежным» и перестали печатать). В. Зегебрехт отмечает, что не всякий, кто когда-то «следовал за знаменем» той или иной идеологии, сможет рассказать об этом столь же искренне, как Райнер Кунце.
Подготовили А. Лешневская, И. Мокин