Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2008
Перевод Антонина Калинина, Ирина Ковалёва
Насос Вагенас[1]
Переводы Антонины Калининой, Ирины Ковалевой[2]
Из сборника «Сумрачные баллады»
ОДА К ЛУНЕ
(в манере Лафорга[3])
I
Сколь благословенно
Ты царишь, Селена!
Сон ты гонишь прочь,
Горем полнишь ночь.
Клевету, навет
Одеваешь в свет.
Мрак к тебе теснится,
О времен криница.
Узами без имени
Влажными — свяжи меня!
II
Словно фиговый листок,
Вниз рассвет тебя совлек.
Ты — бенгальская тигрица,
Мне в тебе иная мнится.
Тихо твое плаванье
От фессальской гавани.
III
Чиста, как весталка —
Всего-то что свалка…
Тайный, священный —
Склеп сокровенный
Чувства. Наших страстей
Нет подобья точней…
Чем же, как во время оно,
Ты пленишь Эндимиона?
IV
Вальс Штрауса,
Эликсир хаоса.
Парки челнок —
За стежком стежок
Ведешь по основе
Прошлого, нови —
Лазурной, черной
Нитью узорной.
V
Мисс или донна,
Диана, мадонна,
Мария, Гелла,
regina caeli[4].
Ток моей слезы —
От твоей лозы:
Отягощающей,
Неопьяняющей.
СУМРАЧНАЯ БАЛЛАДА
Пусть выдержка моя неистощима,
Терпение пускай неколебимо,
Меня свобода нравов тяготит:
Фальшивый бюст блондинок мне претит,
Претят авто с открытым верхом дорогие,
Соблазны, скидки и возможности другие.
Меня гнетет возвышенность идей
Немногословных, сдержанных людей,
Их всепрощающее снисхождение
Поправшее исконное деление
(Законное вообще-то) — на живое
И механическое и тупое.
Меня трясет от гладкости и лоска,
Красот повапленных гадка мне роскошь,
Которые не трогают ничуть.
Героев древности завиден путь:
Кто знал, где смерть, почти искал кончины,
Отмечен быть добычею судьбины.
Душа моя, отверзни свои вежды,
Сбрось с плеча Нарциссовы одежды!
Встань с мягкой своей перины,
Шагни в око кружащейся стремнины.
Где в сердце мрака брезжит тускломлечным
Свеченьем — твоя встреча с бесконечным.
Возвращение
Яннису Кондосу[5]
Изгнанье — наше бытие земное,
Я убеждаюсь в этом, в вышине
Завидев звезды — и цветок в окне,
Кивая, соглашается со мною.
Да: лилий и гортензий аромат,
Которым дышит то, чье имя — «горе»
Нам вовсе не понадобится вскоре,
Когда из ссылки мы придем назад.
Впивая неразбавленную тьму,
Мы воскресим для света пропитанье,
Лампад и масла возвратив ему
Нас некогда терзавшее мерцанье.
Поэтика
И в самом деле: наше время
Не для писания стихов:
Из бренья слепленное племя
Своей натуры слышит зов.
Ты — глиняный; каким бы ни был
Бой между добрым и дурным —
Что до добра тебе, раз гибель
Нависла надо злом меньшим.
Давно привычным? Прикипает
Так сердце к той, с кем ты живешь –
Милей та грудь, что увядает,
Родней волос поблекших рожь.
Перевод Антонины Калининой
Что-то случилось с Музой
Что-то случилось с моею Музой.
Не идет на колени ко мне, рассыпая смех.
Исчисляет мои ошибки, зовет обузой —
это меня, кто из нашего творческого союза
ее любил горячее всех.
Та, кто надушенными перстами ласкала смело
мою шевелюру — выпустила коготки,
и в голосе ее звучат не свирели,
а слова впиваются, точно индейские стрелы, —
там, где ложились розовые лепестки.
Я чувствую — голову ей закружили, —
обсуждая совсем не стихи, — на мои дела
намекнув едва, — но ее убедили,
что выходом для обоих бы было,
если б она со мной порвала;
можно встречаться, как добрым друзьям, — мы, безусловно
выше, чем пресловутое «М» и «Ж»,
у нас есть другие общие интересы, и есть готовность
тонко рассуждать не о плотском, а о духовном,
и изредка о любви, конечно же.
Знаю — она меня бросит; дело за малым,
скоро во всем мне откажет она:
пару раз уже Афанасием называла
та, что раньше для меня сочиняла
самые нежные имена.
Перевод Ирины Ковалевой