Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2008
Перевод Ирина Ковалёва
Манолис Анагностакис[1]
Из книги «P. S.»
Он хотел стать художником, чтобы рисовать только ее руки.
Когда воскресными вечерами после матча все устремлялись в таверны рядом со стадионом, ты мчался домой — заниматься.
В еврейском квартале дети не играли с ним, потому что он не еврей.
На старых друзей смотришь с волнением, на прежних любовниц — с отвращением.
Потихоньку вокруг тебя делается пусто.
Ты больше не ждешь писем.
Ты не верил, что можно забыть, и вот забыл.
Сколько лет ты уже не слышал, как играет аккордеон…
И как сказать, что он сволочь, — ведь он двадцать лет отсидел в тюрьме…
Он не боялся смерти — по крайней мере, чужой.
Старинные большие семьи во французских романах — братья и сестры, кузены-ровесники, большие загородные дома — и лето.
Восемь лет спустя он узнал, что в тот вечер у нее не работал телефон.
Сколько пустословия в одном-единственном стихе.
Прошлое одной иллюзии.
Таверна называлась «Красавица Севилья».
Кальвос и Соломос[2] двадцать лет прожили в одном городе и никогда не встречались.
Ты никогда не плакала на похоронах.
Там, в старых журналах, они все теперь мертвые.
Он любил даже номер ее телефона.
Всегда есть две категории: деятели и зрители.
Помню — следовательно, существую.
В ящике стола он обнаружил тетрадь с записками отца.
Интеллектуального героизма не существует.
Мы пожили — имеется в виду: повеселились.
Изготовитель воспоминаний.
Снова дождь…
Ты старше меня всего на семь лет — а вот успел повоевать в Испании.
Сколько зла во имя гуманизма!
Искали слов — и начали лгать.
На нервы действовало то, что он непременно хотел писать слово Истина с большой буквы.
Заглавия в «Содержании», если их читать подряд, складываются в новое стихотворение — самое лучшее: без лишних слов, без болтовни, без прикрас.
Ты ведь тоже состарился.
Он искал — за словами ничего нет.
Взыскание истины — какой истины?
Какие прекрасные книги мы пишем, какие прекрасные песни поем, на каких прекрасных панихидах плачем.
Молчание.
В конце концов, они вернулись все к тем же словам: дружба, понимание, доверие.