Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2008
«Трудно быть писателем в Канаде», — так начиналась рецензия, написанная в далекие советские времена про одну давно забывшуюся канадскую книжку. Канада — страна капиталистическая, а потому и живется в ней писателям нелегко — о чем тут было спорить? Побывав в конце апреля этого года вместе с переводчицей И. Кузнецовой на юбилейном — десятом — монреальском книжном фестивале «Блю Метрополис», я бы этот трюизм разве что сузил: в Канаде — высказал бы я неполиткорректную мысль — трудно быть не писателем вообще, а писателем франкоканадским. И сразу же оговорюсь: не издателем (в Квебеке все издательства на госсубсидиях), а именно писателем.
В том числе и приглашенным на книжный форум «Блю Метрополис», организатор и вдохновитель которого Линда Лит внесла свою — и немалую — лепту в символику синего цвета, трактуя английское blue не так, как вы подумали, а как «истинный», «постоянный», «высококлассный». Участвовали в книжном фестивале и франкоканадцы (на правах хозяев), и англоканадцы, и «неканадцы» — вроде нас. Ежегодная премия фестиваля, которой и в прежние годы часто удостаивались такие зарубежные знаменитости, как Норман Мейлер (2001), Пол Остер (2004), Карлос Фуэнтес (2005), досталась «неканадцу» и на этот раз: Большой литературный приз фестиваля обрел лауреат престижной парижской премии «Ренодо», автор романов на детективно-молодежную тему француз Даниэль Пеннак.
В фестивале традиционно участвуют представители самых разных и не только литературных профессий: журналисты, политологи, философы, переводчики, критики, издатели, университетские профессора самых разных национальностей и возрастов. Пленарным было только первое, торжественное заседание, после чего фестиваль рассыпался на многочисленные секции по вкусам, интересам и языкам; спектр фестивальных программ был очень широким, вот лишь некоторые названия секций, заседаний, круглых столов: «Пути эмиграции», «Роман и история», «Венгерский Холокост», «Писатели в опасности» «Как стать писателем», «От рукописи до печати», «Как устроить сцену» (это про театр, а не про семейную жизнь), «Женщиной не рождаются» (а это, как вы догадались, панель гендерная), «Оборотная сторона глобализации», «Писатели путешествуют», «Путешествие по электронным книгам», «От рассказа до экрана: кино и литература», «Писатели и самоцензура».
Посетители фестивальных программ имели в эти дни самый широкий выбор интеллектуальных развлечений. Билеты продавались на вечера поэзии, презентации журналов и книг — даже такой, например, экзотической, как «Carpediem: канадская антология хайку». Не были обойдены и ценители публичных чтений: «инженеры квебекских душ» в забитых до предела аудиториях рассказывали о себе, читали отрывки из своих сочинений, отвечали на вопросы читателей, после чего — дежурное блюдо — без устали подписывали любителям автографов свои труды. Обсуждались на фестивале и проблемы сугубо профессиональные. На одной из таких цеховых «панелей», посвященных литературному переводу, побывали и мы; перевод для Квебека имеет по понятным причинам значение принципиальное — здесь все написанное регулярно и споро переводится с одного «канадского» на другой, и обратно. Не брезговал литературный фестиваль и политикой: «Наследство Кастро», «Что будет после коммунизма?». На «коммунистической» секции с настораживающим вопросом в названии выступали литераторы и журналисты из бывших стран «советского блока», в зале же сидели наши перебравшиеся в Канаду соотечественники, которых, судя по вопросам, до сих пор живо волнуют перипетии московских путчей 1991 и 1993 годов…
Словом, говорилось на «голубом» монреальском фестивале о многом, и только франкоканадская литература, та самая, которой трудно, осталась в стороне. Возможно потому, что это во многом привилегия другого форума — Международного фестиваля литературы, проводимого в Монреале осенью, весенний же «Блю Метрополис» тяготеет, скорее, к англоязычной традиции. А ведь тема эта, особенно для Монреаля, самая, казалось бы, насущная, животрепещущая. О любопытной ситуации в Квебеке — и языковой, и литературной — узнаешь не из семинаров, встреч «Лицом к лицу» (были на фестивале и такие) и круглых столов, а «наблюдая реализм», как говаривал Коля Красоткин.
Особенно запомнились после недельного пребывания в Монреале два наблюдения из квебекской жизни и одно правило, выполнять которое, оказавшись во франкоязычной канадской провинции, следует неукоснительно.
Наблюдение первое. Вместо знака STOP, к которому давно привык глаз, в какой бы стране, даже самой экзотической, вы ни находились, — в Монреале вы обнаружите его французский и многим приезжим мало понятный аналог — ARRET.
Наблюдение второе, и тоже автолюбительское. На заднем номере всех без исключения квебекских машин под привычными цифрами значатся три французских слова из другого, не имеющего отношения к автоиндустрии измерения: “Jemesouviens” — «Я помню».
Неукоснительное правило: находясь в Квебеке ни под каким видом нельзя говорить, что вы в Канаде, называть Монреаль или Квебек канадским городом, а квебекца, пишущего по-французски романы, стихи, репортажи, картины или монографии, — канадским писателем, поэтом, журналистом, художником или ученым. «Мы — не канадцы», — скажут вам квебекские любители литературы, живописи, науки и хоккея. Англоканадца неполиткорректно путать с американцами; квебекца — с англоканадцами. Канада не хочет быть похожей на Соединенные Штаты; Квебек — на Канаду.
«Кто же вы тогда, если не канадцы?» — возникает естественный вопрос. И где находится Монреаль, второй по величине город Канады? В какой стране и за кого играет знаменитая хоккейная команда, в названии которой — “MontrealCanadians”, то есть «Канадцы из Монреаля» — заложен, получается, такой же вопиющий оксюморон, как «живой труп» или «горячий снег»?
Верно, ответят вам, скрепя сердце, монреальцы: Монреаль и в самом деле находится в Канаде, однако, хоть и есть в нем все, что полагается иметь городу Нового Света, — небоскребы, «моллы», даунтаун, — город этот не канадский. А вернее, не англоканадский. А еще вернее — город, стремящийся найти компромисс между Старым и Новым Светом. И в архитектуре, и в литературе, и в живописи дает себя знать этот компромисс между североамериканской, англосаксонской культурной традицией и европейской, французской. Жители Монреаля, да и всей провинции Квебек, упорно «дистанцируются», как теперь принято выражаться, от остальной Канады и тем более от ее южного соседа, с которым, по глубокому убеждению квебекцев, англоканадцы давно уже слились, живут общей — американской — жизнью. (Канадец из Торонто или Виннипега, понятное дело, никогда с этим не согласится и наверняка обидится.) Франкоговорящие жители Квебека, как правило, хорошо знают английский, однако в большинстве своем и культурно и житейски мало соприкасаются со своими англоязычными соотечественниками; тяготеют франкоканадцы не к Соединенным Штатам, до которых от Монреаля через реку Святого Лаврентия рукой подать, а к далекой, но вечно прекрасной Франции, ее истории и культуре, ни на минуту не забывая, откуда «есть пошла квебекская земля». Вот откуда «Я помню» на заднем номере квебекских автомобилей. Помню, дескать, что предки мои не англичане, а французы.
А что еще помнят франкоканадцы?
Помнят, что вышли из основанной французами в 1608 году, ровно 400 лет назад, Новой Франции с ее столицей городом Квебеком. Помнят, хотя воспоминание это и не слишком приятное, что в результате унизительного (решающее сражение за Квебек между англичанами и французами, состоявшееся в 1759 году, длилось всего несколько минут) поражения от Британии они с 1760 года стали владением уже не французской короны, хотя французские королевские лилии на флаге Квебека сохранились до сих пор, а английской. Помнят и чтят квебекцев, павших вместе с англоканадцами в двух мировых войнах.
Помнят послевоенные десятилетия, когда властителем дум в Квебеке была католическая церковь, о чем свидетельствуют монреальские «сорок сороков», сегодня, впрочем, большей частью пустующие. В 40-50-е годы священники и в самом деле были отцами нации, пользовались безраздельным авторитетом. Церковь давала ответы на все вопросы жизни и смерти: на ком жениться и куда идти работать, когда рожать детей и где их учить, как строить отношения с родными и близкими и чем в жизни руководствоваться, дабы в следующей жизни не угодить в преисподнюю.
Помнят «тихую революцию» начала 60-х, когда проснулось надолго уснувшее национальное сознание Квебека и Квебек постепенно (отсюда слово «тихая» — теперь бы сказали «бархатная») освобождается от засилья Церкви, от насаждавшихся ею ксенофобии, доктринерства и сектантства, открывается для остальной Канады и всего мира.
Помнят слова, опрометчиво ( а возможно, и умышленно) произнесенные де Голлем, выступавшим в 1967 году с речью с балкона здания монреальской мэрии. «Да здравствует свободный Квебек!» — воскликнул, завершая свое выступление, президент Франции, и с этих слов, собственно, и началась до сих пор не стихающая борьба за отделение Квебека от англоязычной Канады.
Помнят ставший историческим референдум 30 октября 1995 года, когда лишь считаные голоса помешали Квебеку отделиться от Канады и стать независимым государством.
Все эти «помню» неумолимо выливаются на вас, стоит вам ступить на землю французской Канады, поговорить с людьми, просмотреть местные газеты, раскрыть книги местных писателей и поэтов — главных, как и повсюду в мире, хранителей исторической и культурной памяти.
Литературный Монреаль стоит на границе двух принципиально разных культур, вот почему литература Квебека, с которой наш читатель знакомится на страницах этого номера, а мы с Ириной Кузнецовой познакомились, что называется на месте, словно бы распадается на две части. Одни квебекские авторы тяготеют к Франции, часто навещают культурно-историческую родину, постоянно печатаются в парижских издательствах, получают, как, скажем, монреальский литературный мэтр Жак Годбу, престижные французские премии. Другие, хоть и пишут по-французски, являются, скорее, частью общеканадского литературного процесса, они больше известны в Торонто или Нью-Йорке, чем в Париже, их регулярно переводят на английский и печатают в англоканадских и американских журналах и издательствах.
А между тем своей оригинальностью литература Квебека обязана не только франкофонам, но и англофонам (чего стоит хотя бы Мордехай Рихлер[1]), а ведь есть еще и аллофоны, то есть авторы, для которых ни английский, ни французский языки не являются родными — например, пишущий по-французски бразилец Серджио Кокис. При всем желании франкофонов держать англофонов «на дистанции», получается это далеко не всегда: английский язык всеми правдами и неправдами проникает во французский (чего, к слову, никогда не допустила бы Французская академия), в результате чего рождаются такие забавные англофранцузские симбиозы, как глаголы forwarder — идти впереди, возглавлять, canceler — отменять, checker — проверять и т. д. Одним словом, сохранить чистоту языка франкоканадцам, увы (или к счастью) не удается. Подобный компромисс, как уже говорилось, ощущается в Монреале не только в языке, но и в архитектуре (сочетание небоскребов и зданий, построенных в традиции французского классицизма и псевдоготики), и в литературе.
Так отчего же все-таки трудно жить франкоканадскому писателю в Канаде? Вроде бы и спрос на их книги в провинции велик, да и переводят — по крайней мере лучших из них — на другие языки немало. А оттого, что, сколько бы квебекцы ни тяготели к Франции, к французской литературной традиции, они все равно остаются где-то посередине между Новым Светом и Старым. Англоязычная литературная традиция, равно как и мобильный modusvivendi жителей Нового Света, квебекцам по-прежнему чужды, французская же традиция — далека и во времени, и в пространстве. Читатель этого номера увидит, что переведенные с французского романы, рассказы, стихи, пьесы, статьи квебекских писателей не слишком близки к Франции по образу мыслей, по отношению к жизни, по кругу литературных интересов. В свое время Оскар Уайльд остроумно заметил, что у англичан с американцами все общее, кроме языка. Перефразируя это парадоксальное замечание, понимать которое, как это часто бывает с афоризмами, следует с точностью «до наоборот», можно было бы сказать, что и у Квебека с Францией сегодня общим является, пожалуй, лишь язык, да и тот совпадает далеко не всегда. Местный, просторечный жуаль, на котором изъясняются герои пьес одного из самых известных квебекских писателей и драматургов Мишеля Трамбле, французскому читателю немногим более понятен, чем торонтскому или нью-йоркскому. Квебек, хоть во многом и усвоил стиль жизни Нового Света, хорошо помнит про свои французские корни, к Франции он в определенном смысле ближе, чем к своим англоязычным соотечественникам или к Соединенным Штатам. При этом Новой Францией франкоязычная провинция Канады давно быть перестала, да и Франция «старая» едва ли сегодня считает Квебек своим. Прочитайте публикуемый в этом номере роман Жака Годбу «Консьержка Пантеона», и вы увидите, что в Париже франкоканадец смотрится не меньшим, если не большим чужеземцем (чтобы не сказать посмешищем), чем американец, вьетнамец или скандинав. Годбу, да и некоторые другие современные квебекские авторы, такое свое межеумочное положение вполне сознают, и это для будущего квебекской литературы хороший знак. Лучшие писатели Квебека не цепляются любой ценой за французскую литературную традицию, а пытаются совмещать традиции двух величайших и, увы, мало совместимых культур.
«С кем вы, мастера квебекской культуры?» Вопрос — в чем читатель убедится, читая этот номер журнала, — для Квебека далеко не праздный.