Вступление Ирины Кузнецовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2008
Перевод Роман Дубровкин
ЭмильНеллиган[1]
Вступление И. Кузнецовой
В Квебеке поэт тоже «больше, чем поэт», а Эмиль Неллиган (1879-1941) и вовсе фигура знаковая. Восемь миллионов человек — таково население Квебека — воспринимают свою литературу, и поэзию в особенности, как некое интеллектуальное знамя нации, сохранившей в Северной Америке французский язык. Жители Квебека считают свою провинцию — кстати, самую большую в Канаде — государством в государстве, а девиз Квебека «Я помню», помещенный под его гербом на здании парламента и выбитый даже на номерах автомобилей, означает примерно следующее (хотя об изначальном смысле спорят даже сами квебекцы): «Я помню нашу историю и наше французское происхождение, но мы — сами по себе, мы — не Франция и не Канада, мы — отдельная страна».
В этой ситуации, очень непростой, а временами и острой, Эмиль Неллиган стал одним из главных символов самодостаточности квебекской культуры. Это их Байрон, их Блок, их Рембо. Литературная судьба Неллигана и правда отчасти напоминает судьбу Рембо — бурный поэтический выплеск в юности, затем молчание. Все стихи Неллигана написаны им за пять лет — с шестнадцати до двадцати одного года. В 1899 году он попал в лечебницу для душевнобольных и провел там больше сорока лет, до самой смерти, так и не излечившись от тяжелого психического недуга.
Его отец, ирландец Дэвид Неллиган, был почтовым служащим, говорил дома только по-английски и требовал того же от семьи. У матери, квебекской пианистки Эмилии Аманды Юдон, родным языком был французский, его же выбрал для себя и сын.
В школе он учился кое-как, интересовала его только поэзия. Сначала увлекся романтизмом — Мюссе, Ламартином, — потом, став старше, открыл для себя Рембо, Верлена, Бодлера, усвоил их ритмику, стиль и, разумеется, темы. В шестнадцать лет он стал самым молодым членом Монреальской литературной школы, представив на суд приемной комиссии несколько ранних стихотворений. Монреальская литературная школа, созданная Лувиньи де Монтиньи и Жаном Шарбонно, объединяла тогдашних новаторов, поборников свободы творчества, и здесь триумф Неллигана был полным. Стихи, которые он читал на собраниях школы, вызывали изумление и восторг у признанных поэтов.
Дома, однако, обстановка была невыносимая. Считая сочинительство пустым занятием, отец устраивал тяжелые сцены, из-за того что Эмиль бросил учебу. Он настаивал на том, чтобы сын приобрел «полезную» профессию, и со скандалом отключал ему по ночам газовое освещение. Тогда Неллиган писал при свечах.
Задумав большую поэму, которую он называл главным произведением своей жизни, Эмиль несколько недель не выходил из дому, лихорадочно работая у себя в комнате. Отец периодически рвал написанное. Тогда у Неллигана и открылось психическое заболевание. Когда его увезли в клинику, пол вокруг стола был усеян сотнями исписанных листков бумаги. Кое-что он успел переписать в тетрадь, но в больнице все это вдруг утратило для него смысл, показалось детской забавой. Больше Неллиган стихов не писал и неохотно вспоминал те, что сочинил в юности.
До болезни он успел напечатать лишь несколько стихотворений в периодике. Первый его сборник, вышедший в 1904 году, очень быстро принес ему известность в Канаде, Франции и Бельгии. И почти сразу же после смерти, в 1941 году, Эмиль Неллиган превратился в культового персонажа квебекского пантеона. Гениальный безумец, вдохновенный творец-изгой, мятежный поэт в конфликте с грубой прозой жизни — таков его образ в глазах соотечественников. После него не осталось ни писем, ни дневников. Все его наследие — две сотни стихотворений.