Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2008
Творческую эволюцию Умберто Эко можно считать естественной для интеллектуала-гуманитария, которому время от времени становится тесно в содержательных границах избранной специальности и в формальных рамках традиционных жанров. В 50-е и 60-е годы Эко занимался историей эстетики и литературоведением, в 70-е переключился на более общие проблемы семиотики, в 80-е сам взялся за художественное творчество, а затем, уже завоевав популярность как автор «Имени розы», стал медийной персоной и начал (с 1985 года) публиковать в миланском «Эспрессо» регулярные колонки на самые разные темы. (Уместно вспомнить, что другой крупнейший интеллектуал рубежа веков, Станислав Лем, на склоне лет также перешел от романов и философских трактатов к малым формам — эссеистике и публицистике.)
В 2000 году сборник колонок Эко (отобранных и тематически структурированных автором) за все 90-е годы был издан под названием Картонки Минервы; в 2008-м благодаря санкт-петербургскому «Симпозиуму» он появился и по-русски в переводе Михаила Визеля и Анастасии Миролюбовой. (Русский вариант снабжен подзаголовком «Заметки на спичечных коробках», что не вполне точно, поскольку спички «Минерва», на которых Эко среди прочего делал свои наброски, — это именно картонки, а не коробки, и более адекватно это отразил Андрей Бондаренко в художественном оформлении обложки.)
В нынешнем динамичном мире 90-е годы воспринимаются уже как ушедшая история (прошлый век!), и многие из включенных в книгу текстов сегодня выглядят слегка архаично. Например, иронизировать над абсурдными крайностями пресловутой политкорректности стало теперь общим местом, хотя в 1997-м утверждение Эко, что политкорректность — это опасная форма нетерпимости, замаскированной под уважение к различным точкам зрения и что она чревата новым фундаментализмом, звучало, наверное, остро и актуально.
Радует то, что оценка критикуемых Эко новых явлений и реалий не сопровождается академическим нахмуриванием бровей, а, напротив, обильно сдабривается естественным и добротным юмором. Так, помимо «серьезной» колонки Политкорректность или нетерпимость? он пишет другую, под названием Красная Шапочка, USA 1997, где волк, состоящий в ААЖ, Ассоциации антропофильных животных, оказывается проглоченным Бабушкой, принадлежащей к закрытому обществу КИЖ, Клубу имперсонаторов животных. А освобождает Волка Неохотник — член радикальной экологической организации, обязавшейся убивать людей, поедающих мясо животных, которого, в свою очередь, казнят на электрическом стуле за курение трубки, приводящее к загрязнению окружающей среды и распространению канцерогенов.
Похожим образом Эко откликается на полемику по поводу возможного вытеснения традиционной книги новейшими электронными носителями. В своей реплике на эту тему — Много ли мы наизобретали? — он описывает рекламу супернового устройства под названием BOOK (Built—inOrderlyOrganizedKnowledge, или Встроенное упорядоченное знание). Это последовательность пронумерованных листов, каждый из которых содержит тысячи бит информации. <…> Каждая страница оптически сканируется, и информация записывается прямо в мозг. Предусмотрена команда browse (пролистать), которая позволяет переходить от одной страницы к другой как вперед, так и назад одним движением пальца. С помощью утилиты под названием «оглавление» можно мгновенно найти желаемое место на нужной странице». И так далее. При помощи конкретных примеров Эко корректирует стереотипные представления о техническом прогрессе, резюмируя: Прогресс не обязательно состоит в том, чтобы идти вперед любой ценой.
Одну из своих колонок Эко назвал так: Первый долг интеллектуала: молчать, когда от него нет проку. Основная идея здесь в том, что интеллектуалы полезны для общества только в долгосрочной перспективе, то есть хорошо, когда они проявляют свою функцию до или после, но не во время событий. Однако применительно к самому Эко это скорее воспринимается как либо лукавство, либо кокетство: ведь сами эти колонки большей частью являются формой отклика на актуальные события. И хотя автор в предисловии к сборнику специально подчеркивает, что во многих «картонках» речь идет не о современности: если каким-то вечером, по причинам, которые никого не касаются, я вдруг пустился в размышления о Гомере, значит, о нем я и напишу, хотя бы его имя и не появлялось в эти дни на первых полосах газет, — но реальной отправной точкой для Эко чаще служит именно «современность». Это может быть и война в Персидском заливе, и Босния, и Косово, и смерть Джинджер Роджерс, и чемпионат мира по футболу, и сериалы о лейтенанте Коломбо и инспекторе Деррике, и фильм о «Титанике», и данные о статистике чтения, и демонстрация судебных процессов по телевидению, и охота папарацци за пикантными фотографиями политиков, и дискуссия об уличном граффити в Милане, и клонирование овцы Долли… Особенность же текстов Эко в том, что сиюминутный факт всегда служит ему поводом для движения мысли — в том числе и для исторических ретроспекций (то есть, условно говоря, какой-нибудь Гомер у него в том или ином виде в тексте появляется).
Отчасти противореча себе самому, Эко не молчит, даже «когда от него нет проку». На банальные, казалось бы, события он реагирует с позиции здравого смысла, подкрепленного фундаментальным знанием: если обывательский взгляд ограничивается реакцией сиюминутной и примитивной, то Эко находит для происходящего более широкий контекст и выводит событие на более высокий уровень обобщения. Собственно, в этом и состоит основная социальная функция интеллектуала; другое дело, что мало кто способен сейчас эту функцию регулярно исполнять. Эко — один из немногих.
Еще ярче социальная ангажированность Эко проявилась в его сборнике 2006 года Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ, где собраны статьи и выступления 2000-2005 годов. (По-русски этот сборник вышел раньше, чем «Картонки», в 1997-м. Издательство «Эксмо». Перевод Елены Костюкович.) Здесь речь уже не идет ни о литературе и искусстве, ни о чтении и Интернете, а в первую очередь о политике (даже в Московском доме книги эти два сборника Эко лежат на разных стеллажах, очень далеко друг от друга: один — в «Литературоведении», другой — в «Политологии»). Хотя, конечно же, различные исторические контексты для актуальных политических событий присутствуют здесь в полной мере.
Начало XXI века — это и 11-09-2001, и Афганистан, и Ирак. В связи с нынешними цивилизационными конфликтами Эко вспоминает и крестовые походы на Иерусалим, и «Большую игру» на Востоке между Британской и Росссийской империями. Одно из главных обобщений Эко состоит в том, что так называемые пра-пра-войны прошлого сменились сегодня глобальной нео-войной. Прежние войны имели локальный характер, в них присутствовали четкая линия фронта, ясное различение «врагов» и «своих» и стремление уничтожить как можно больше «врагов». В новой войне нет ни того, ни другого, ни третьего, и эта ситуация требует принципиально иных стратегий. Эко показывает, что попытки вести «нео-войну» средствами «пра-пра-войны» (например, при помощи вооруженного вторжения в страну с целью уничтожения «врагов» и установления демократического правления) заведомо неадекватны. Более того: эти попытки привели к тому, что наше положение стало значительно хуже, ибо рассеялась даже иллюзия, создававшаяся «холодной войной», будто бы в центральных зонах первых двух миров может царить состояние мира. В сущности, именно утрату этой иллюзии ощутили американцы 11 сентября, и тем объясняется всеобщий шок.
В одной из глав — Хроники деспотизма — собраны тексты Эко о внутриполитической ситуации в Италии. Для российского читателя эта тема, наверное, не столь интересна, так как подразумевает близкое знакомство с конкретными реалиями и персоналиями. А при отсутствии необходимых фоновых знаний можно только догадываться о том, что такое, например, медийный деспотизм или в чем состоит конфликт корпоративных и государственных интересов в случае Берлускони. То есть более понятные нам аналоги наверняка существуют, однако здесь все-таки присутствует риск неточных обобщений.
А отдельный интерес представляет раздел Те, кто больше не верит в Бога, верят во все подряд. И во что же? В Нулевой год, в алхимию, в экстрасенсов, в тамплиеров, Дэну Брауну, в Предание, в Гермеса Трисмегиста, в Третью тайну… Резюме автора: всякий провидец видит то, что ему подсказывает полученное образование. И вывод обозревателя: читая Умберто Эко, вы необязательно увидите больше, но уже видимое разглядите лучше.
Оба сборника Эко заканчиваются публикациями на одну тему: в «Картонках Минервы» это колонка Как подготовиться к безмятежной кончине, а в «Полном назад!» — очерк О плюсах и минусах смерти, в котором указанная колонка цитируется целиком под названием Безмятежный уход. И разница между двумя вариантами русских текстов не только в названиях, а и в передаче ключевой лексической единицы. Идея Эко такова: чтобы спокойно уйти из жизни, надо убедить себя, что все остальные представители человеческого рода, как бы это лучше сказать… непроходимо и безнадежно тупы. На протяжении всего текста Эко многократно использует одно итальянское слово: coglioni, форму единственного числа которого один из сетевых словарей толкует как «ругательство, рифмующееся со словом чудак». Елена Костюкович, пытаясь остаться в рамках лексических приличий, пускает в ход полную обойму эвфемизмов: дураки, бестолочи, козлы, дуболомы, придурки, идиоты, слабоумные, олухи, дурни, фуфло, остолопы и полоумные. А Визель с Миролюбовой отважно бомбят читателя тем самым «рифмующимся» вариантом, не принимая во внимание цензурные ограничения (итальянский аналог, похоже, все-таки менее «непечатен»). И как же лучше? А Минерва его знает!