Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2008
Чернов С. Бейкер-стрит и окрестности (Мир Шерлока Холмса. Краткий путеводитель для авторов и читателей). — М.: ФОРУМ, 2007.
Интерес ко всему викторианскому становится в последние годы все более и более заметным феноменом современной западной культуры. На викторианские темы пишутся не только научные труды, но и детективы, причем детективы не только высоколобые, как, например, «Обладать» Антонии С. Байетт, но и самые ширпотребные — вроде романов Энн Перри. В этом есть определенная историческая правда возвращения к истокам: в конце концов, детектив в том виде, в каком мы его знаем и любим, — это классический викторианский жанр.
Теперь, когда волны викторианского возрождения постепенно докатываются и до наших берегов (свидетельство чему хотя бы тот номер «Иностранки», который вы держите в руках), неудивительно, что в авангарде идут любители криминального жанра, особенно шерлокианцы. В мире, наверное, нет более узнаваемого викторианского «бренда», чем Шерлок Холмс; уж в нашей стране — наверняка.
Книга петербургского исследователя Светозара Чернова «Бейкер-стрит и окрестности», вышедшая недавно в издательстве «Форум», использует славу знаменитого сыщика с корыстной целью — для привлечения читателей; но Холмсом тематика книги не исчерпывается. Это настоящая мини-энциклопедия британской жизни второй половины XIX века. Книга открывается вполне детективным сюжетом о поиске «настоящего» дома Шерлока Холмса. Знаменитый номер 221-б — творческая фантазия; во времена Холмса на Бейкер-стрит было всего 80 домов. Впрочем, Чернов заранее сообщает нам: «О том, имел ли сам Дойл в виду какой-то конкретный дом, когда в 1886 году помещал своего героя на Бейкер-стрит, практически ничего не известно». За этим следует широкая панорама викторианской жизни — устройство дома, мебель и утварь, еда и напитки, улицы и магазины, медицина, сексуальная жизнь и методы контрацепции, мода и пресса, транспорт и средства коммуникации (почта, телеграф, телефон). Чернов подробно объясняет, как могла быть устроена гостиная в доме миссис Хадсон, чем занималась в свободное время жена доктора Ватсона и почему почта работала безукоризненно (эта деталь удивляла миллионы советских читателей, да, в общем, удивляет и теперь). Книга заканчивается темами, особенно важными для понимания рассказов Конан Дойла: полиция, оружие, криминалистика, погоня за преступником по Темзе. И здесь автор не забывает о мельчайших деталях: мы узнаем, что «…констеблям и сержантам позволялось носить усы и бороду такой длины, чтобы они не закрывали личный номер на воротнике мундира». Отдельное достоинство книги — аутентичные иллюстрации; именно в викторианскую эпоху иллюстрированные журналы стали важнейшим литературным явлением, да и вообще произошло то сближение слова и изображения, плоды которого (хотя бы в форме кинематографа) мы пожинаем до сих пор. Книга Чернова богато иллюстрирована журнальными картинками той эпохи, изображениями из богатейших каталогов, по которым уже тогда можно было заказать буквально любой товар, карикатурами, которые порой дают больше для понимания духа времени, чем репортажная фотография.
Книга Чернова — безупречный образец страноведческого жанра, тоже очень популярного на Западе и постепенно, по мере ознакомления соотечественников с остальным миром, завоевывающего позиции и в России. При этом Чернов обеспечивает своего рода мост между страноведением современным и тем, что заменяло этот жанр для советских людей, — художественной литературой. Ведь о жизни Англии, Франции или Америки мы когда-то могли узнать только из программы «Время», от Юрия Сенкевича или от зарубежных авторов: Конан Дойла, Сименона, Хемингуэя… На этом стыке Чернов успешно погружается в отдельный жанр «ретространоведения», знакомя читателей не только с иной страной и культурой, но и с иной эпохой и с ее собственными представлениями о себе. По-русски здесь есть идеальный образец — «Занимательная Греция» М. Л. Гаспарова. Были и другие попытки ввести читателя в мир автора не только через литературные, но и через бытовые подробности. Так подходили русские формалисты к переводным произведениям; так составлял уникальные примечания к диккенсовским «Запискам Пиквикского клуба» Г. Я. Шпет. Чернов выступает достойным продолжателем этой традиции.
Сравнение академичнейшего труда Шпета и на первый взгляд развлекательной книги Чернова неслучайно. За «Бейкер-стрит» стоят долгие годы кропотливой работы, тщательной проверки подробностей, переписка с собратьями по «безумию», столь же истовыми любителями британской старины (один из них — Даниил Дубшин — написал к книге предисловие). При этом для Светозара Чернова литературоведческие и исторические исследования — хобби, а не основная профессия; а качество и глубина его работы таковы, что большинству профессионалов стоило бы поучиться.
«Бейкер-стрит и окрестности» не свободна от недостатков. Так, в ней почти не уделяется внимания литературе и культуре эпохи (что, впрочем, можно списать на утилитарный характер деятельности Холмса, который литераторов якобы не жаловал; с другой стороны, музыку он очень даже любил и неплохо в ней разбирался). Автор иногда ошибается в мелочах, которые, правда, выходят за рамки собственно английской традиции: например, неверно транслитерирует французские фамилии. Наконец, не может не вызвать удивления та целевая аудитория, которую Чернов намечает для себя в предисловии, — авторы потенциальных «фанфиков», рассказов «под Конан Дойла», стилизованных под время и место традиционной шерлокианы. Безусловно, потенциальных читателей и «потребителей» у черновской энциклопедии в сотни раз больше. Для каждого из нас такая книга могла бы стать новым и бесценным путеводителем по миру давно знакомой литературы; благодаря подобным трудам картина, которую рисует Конан Дойл, становится неожиданно четкой и объемной, в ней открываются детали и уровни, о которых мы раньше не подозревали или не задумывались.
C другой стороны, учитывая популярность ретростилизаций, в том числе детективных, в отечественной литературе, и то, как плохо их авторы разбираются в истории, — благородный гнев Светозара Чернова и его желание хоть как-то исправить ситуацию вполне можно понять.
Виктор Сонькин