Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2007
Ксения Старосельская[1]
…И поблекшая от пыли медовая желтизна штукатурки, |
Все началось с письма. Письма из Гданьска. Мэр города Павел Адамович и писатель Павел Хюлле приглашают на «День рождения Вайзера». В этом году исполняется двадцать лет со дня выхода первого романа Хюлле «Вайзер Давидек» (перевод которого в 2000 году опубликовала «Иностранная литература» — к тому времени читатель нашего журнала уже знаком был с двумя его рассказами, напечатанными в 1994-ь). Роман замечательный – каждому бы писателю такой дебют! Поэтическое (но – с элементами детектива; но – воспроизводящее политические реалии 50-х) повествование о детстве, о памяти, о границах познания. Книга мгновенно принесла молодому автору славу – не меньше прославился и его герой, неизвестно откуда появившийся в Гданьске и затем, летом 1957 года, таинственно исчезнувший Давидек, удивительный, наделенный необыкновенными способностями (взглядом укрощает дикого зверя, устраивает эффектные взрывы, мастерски стреляет, умеет левитировать) мальчик, о котором спустя много лет вспоминают его тогдашние друзья. Но в книге есть еще один герой (по сей день неизменно присутствующий во всем, что выходит из-под пера Павла Хюлле) – город Гданьск, в котором родился, вырос и продолжает жить – и горячо его любить, и с любовью описывать – автор.
На день рождения Вайзера были приглашены все тринадцать переводчиков романа; приехать, к сожалению, смогли только семь – авторы переводов на русский, голландский, немецкий, хорватский, английский, венгерский и иврит. Восьмой оказалась я, как «крестная мать» Хюлле (первой познакомила с ним русского читателя, перевела рассказы, затем роман «Касторп» и рекомендовала к публикации «Вайзера Давидека» и «Мерседес-бенц»). И вот все мы встретились в прекрасном Гданьске, встретились как родные и за два дня праздника успели подружиться, как могут подружиться близкие по духу, с полуслова понимающие друг друга люди. Спасибо огромное Павлу Хюлле: не каждый писатель так понимает и ценит своих переводчиков! Спасибо и за то, что он дал нам возможность еще раз – в реальности – вернуться в город, который мы, работая над его книгами, вслед за их героями исходили вдоль и поперек в своем воображении.
Гданьск, разрушенный в конце Второй мировой войны и большей частью восстановленный, необыкновенно красив и особо отмечен историей: со времени своего возникновения (ок. 980 года) он не раз менял «гражданство» и даже название, переходил из рук в руки, почти полностью сгорел в XIV веке, когда в город вступили (по приглашению польского короля Владислава I Локетека, опасавшегося угрозы со стороны бранденбургских маркграфов) рыцари Тевтонского ордена, вошел в Союз ганзейских городов и стал одним из важнейших балтийских портов, в XV веке был включен в состав Речи Посполитой, бурно развивался как крупнейший торговый центр (его называли «львом, охраняющим ганзейские сокровища») и процветал вплоть до середины XVIII века, когда его благоденствие подкосила война со шведами; в результате первого раздела Речи Посполитой (1772) Гданьск был отдан Пруссии и превратился в Данциг, в 1807-м, после захвата наполеоновскими войсками, получил сохранявшийся до 1815 года статус Вольного города, затем был возвращен Пруссии (в этот период в городе провели водопровод и канализацию, построили много общественных зданий), а по окончании Первой мировой войны, в силу Версальского договора, вновь стал Вольным городом Гданьском с собственной конституцией. Приход к власти Гитлера в Германии изменил ситуацию в многонациональном и многоконфессиональном городе (кроме немцев и поляков там жили евреи, татары, коренные жители Поморья – кашубы – потомки древнеславянского племени поморян, а также голландцы и шотландцы): власть постепенно захватывают нацисты, начинаются притеснения и преследования представителей не немецкой национальности; в первый же день Второй мировой войны город был обстрелян с броненосца «Шлезвиг-Гольштейн», сопротивление местного населения фашистским войскам было подавлено в течение нескольких дней и Гданьск был включен в состав Третьего рейха. После войны начинается коммунистический период жизни Гданьская, жители которого, помня о своей былой независимости, не раз вступали в борьбу с властями – не случайно в Гданьске родилась «Солидарность». И недаром он запечатлен во множестве художественных произведений, авторы которых в большинстве своем родом из Гданьска (первым приходят в голову немец Гюнтер Грасс с его «Жестяным барабаном» и поляк Стефан Хвин с «Ханеманом»). Только что вышел пятый (!) том солидного труда «Гданьск в литературе. Библиография с 997 года до наших дней», охватывающий период с 1945 по 1979 годы, где собраны тематически связанные с городом и его жителями разножанровые произведения авторов разных стран.
И вот я лечу в этот город, где волей-неволей ждешь чудес – ведь в нем и его предместьях на каждом шагу попадаешь в нездешний мир, необыкновенно живописный, сохранивший приметы прошлого. Чудеса начались сразу, еще в воздухе. Самолет уже снижался, уже летел над черепичными крышами, над верхушками деревьев, и вдруг я увидела за ними величаво плывущий по… ослепительно голубому небу белоснежный пароход. Небо сливалось с морем, никакой границы между ними не было, нам открывала ворота волшебная страна…
В ней мы прожили два до предела заполненных событиями и впечатлениями дня. В первый день утром Павел Хюлле повел своих гостей по следам Давидека и его друзей. Мы прошли по Старому городу, посмотрели на дома, где родились Даниель Фаренгейт и мать Артура Шопенгауэра (и, конечно же, вспомнили еще двоих знаменитых гданьчан – Гюнтера Грасса и Леха Валенсу), прогулялись по набережной Мотлавы, где среди складских зданий начала прошлого века на Лабазном острове высятся старинные кирпичные зернохранилища, а напротив современных портовых кранов – сооруженный еще в XV веке, крупнейший в средневековой Европе кран Журавль (Кронтор), с помощью которого в былые времена грузили корабли и устанавливали мачты. Журавль – наряду с величественным (второй по величине в Европе после Кельнского собора) готическим костелом Пресвятой Девы Марии (где можно увидеть копию знаменитого «Страшного суда» Ханса Мемлинга – оригинал в Национальном музее Гданьска), ренессансной ратушей с башней высотой 82 м, фонтаном Нертуна с отлитой в 1615 году бронзовой статуей бога, резиденцией купеческих братств Двор Артуса (XIV век) и удивительной улицей Святого Духа, где перед каждым, украшенным своим символом, домом, дивной красоты резное каменное крыльцо с широкими ступенями, — одна из визитных карточек города. А потом мы отправились в окрестности Гданьска, где когда-то пережили столько удивительных приключений Давидек и его друзья. Побывали возле старой железной дороги с разрушенным мостом (подросток Павел Хюлле с приятелями играл там в партизан, подкладывая взрывчатку – еще в 60-е годы в земле полно было неразорвавшихся снарядов и патронов), поглядели на долину среди холмов, теперь застроенную, где было когда-то стрельбище и учил друзей стрелять Давидек, и на старый арсенал, где он ранил свои запасы оружия, постояли на берегу извилистой Стшижи, которая прячется в туннель под железнодорожной насыпью, куда вошли однажды Давидек со своей подружкой Элькой и… пропали. (Над входом в туннель несколько лет назад кто-то написал белой краской «Вайзер Давидек».) И видели луг, на котором ребята однажды повстречали убежавшего из психиатрической лечебницы (она там и поныне) безумного Желтокрылого, и Бернтовское кладбище, у которого своя печальная история. Некогда это кладбище было смешанным – на нем хоронили не только лютеран (в основном немцев), но и поляков-католиков, и кашубов; была там и «детская» часть, где покоятся жертвы разразившейся в 1945-1946 годах эпидемии дифтерита. На этом заброшенном после войны кладбище Давидек и его друзья обнаружили могилу маленького немца Хорста Меллера, своего ровесника, скончавшегося в возрасте 11 лет. Впоследствии могила была разорена, от надгробной плиты остался – и сейчас там лежит – обломок с дева различимой надписью готическим шрифтом, но однажды там появился (и стоит и по сей день) скромный крест с надписью по-польски: «Хорст Меллер, 1929-1936, увековеченный в ‘Вайзере Давидеке’ Павла Хюлле». С кладбищем связана еще одна история. Несколько лет назад ксендз, к чьему приходу принадлежало Брентовское кладбище, решил построить костел. Местные власти не давали ему земельного участка, но он решил проблему по-своему: часть кладбища была перекопана (долго потом вокруг валялись черепа и кости), и на «освободившемся» месте соорудили довольно уродливый костел с высокой увенчанной крестом башней. Вскоре после завершения строительства случился пожар, значительная часть костела сгорела, отреставрировать его по разным причинам не удается, и стоит это тяжеловесное строение на кладбищенской земле как символ тяготеющего над ней проклятия. В конце экскурсии мы зашли в красивейшую долину Самборово, называемую еще долиной Авраама в честь Антония Авраама (1869-1923) – видного кашубского общественного деятеля, ратовавшего за сохранение национальной идентичности кашубов. В 1918 году Авраам был делегирован на Парижскую мирную конференцию (на которой был заключен Версальский договор). Рассказывают, что из-за отсутствия денег он отправился в Париж пешком и путь свой начал как раз с этой долины. А перейдя нелегально границу и добравшись до Парижа, потребовал присоединения кашубских земель к получившей независимость Польше.
Вечером того же дня мы собрались в ратуше Старого города (XVI век), где сейчас находится Прибалтийский центр культуры. В сохранившем старинной убранство Мещанском зале, под сводчатым потолком с аллегорическими изображениями, горожане собрались послушать переводчиков «Вайзера Давидека». Мы сидели за «круглым» (на самом деле овальным) столом, и Павел Хюлле поочередно задавал каждому одни и те же вопросы: как и почему пришла в голову идея перевести этот роман, какие трудности встретились и как с ними справлялись, довелось ли переводчику в процессе работы побывать в описанных в книге местах, как «Давидек» был принят у него на родине? Ответы были, естественно, разные, но в одном все сошлись: выбор книги был сделан повелению сердца, переводчики сжились с ее персонажами и крепко к ним привязались. Израильтянка Мириам Паз благодаря «Вайзеру» вспомнила родной язык: из Польши она уехала маленькой девочкой и в Израиле занималась переводами с французского, однако не устояла перед предложением перевести роман на иврит – и так «вернулась к истокам». Трудности у всех тоже были разные и по-разному преодолевались. Англичанке Антонии Ллойд-Джонс и хорватке Иване Видович, например, нелегко было отыскать искаженные в речах Желтокрылого цитаты из Библии, а Ивана еще и долго боролась с названиями растений. А вот переводчику на русский Вадиму Климовскому сложнее (и интереснее!) всего было разгадывать то, о чем на страницах романа впрямую не сказано, что спрятано между строк, — в богатстве и глубине невысказанных мыслей он видит и особое достоинство книги, и ее притягательность. Голландец Кароль Лесман долго искал издательство – никто не хотел публиковать неизвестного польского автора, — пока не появились восторженные рецензии на немецкое издание «Вайзера». Кстати, для немки Ренаты Шмидгаль это был первый опыт художественного перевода, с которым она прекрасно справилась (работая над книгой, Рената неоднократно приезжала в Гданьск, исходила все те места, по которым снова прошла сегодня, засыпáла Павла вопросами – и стала его постоянной переводчицей). Забавно прозвучало признание венгерки Ноэми Кертес в том, что ее поставил в тупик «рыбный суп» — метафора, которую употребляет Хюлле, описывая прибрежную полосу моря: жарким летом природа продемонстрировала свои «злодейские возможности» — в ленивых волнах у берега покачивались мертвые тушки тысяч колюшек («…нам подсунули рыбный суп, в который хотелось только с отвращением плюнуть»). В Венгрии рыбный суп – густой, острый, красного цвета – поди соотнеси этот образ с морем!
На следующий день мы погрузились на кораблик с набережной вблизи Журавля. Под водительством Хюлле в темно-синем с золотыми пуговицами пиджаке и капитанской фуражке (в море шкипер на некоторое время доверил ему штурвал) проплыли по Мотлаве и Мертвой Висле, в устье которое миновали полуостров Вестерплатте, где в первую сентябрьскую неделю 1939 года героически оборонялась горстка польских солдат; в их честь там установлен хорошо видный с воды 25-метровый монумент – памятник Защитникам Побережья, напоминающий вбитый рукояткой в землю меч. Из Мертвой Вислы наш корабль вышел в Гданьский залив и оттуда – в открытое море. Тем же путем, вдоль берега, мимо курортного Сопота, огромного современного Нового порта и внутреннего Старого вернулись в город.
В тот же день мы еще посмотрели фильм Войцеха Марчевского «Вайзер Давидек» (2001), где вместе с подростками играют великолепные актеры Кристина Янда и Ежи Штур. А вечером в переполненном Мещанском зале главный редактор краковского «Знака» (Хюлле – постоянный автор этого издательства) Ежи Ильг «допрашивал» писателя – тема беседы была заявлена как: «Хюлле, какого вы не знаете». Ильг задавал вопросы, Павел на них отвечал. Мы узнали много о его детстве в Гданьске – «городе-мифе»; услышали, как Хюлле и Ильг познакомились на семинаре в университете, где студенты рассказывали о своих любимых писателях (для Хюлле таким писателем был Венедикт Ерофеев; любопытно, что он сравнивал «Москва-Петушки» с «Под вулканом» Малькольма Лаури), Узнали, что литературные наставники Хюлле вовсе не Томас Манн и не Богумил Грабал, чьими произведениями навеяны Бунин, Лесков, Чехов, набоков, Бабель – и из польских Ярослав Ивашкевич (который начинал писать по-русски). Попутно мы услышали, что Хюлле «не страдает грехом многословия»: в его книгах «ровно столько слов, сколько нужно». Еще мы узнали, во скольких ипостасях выступает писатель: он журналист, эссеист, публицист, фельетонист, пишет стихи. А кроме того, увлекается фотографией (кое-какие снимки нам были показаны). Был в жизни Павла Хюлле период (полтора года), когда он служил в чиновничьей должности руководителя программами Гданьского телевидения. Этот период Хюлле вспоминает как самый скверный в жизни: «скучная бюрократическая работа»; возможно, когда-нибудь он сочинит об этом одноактную пьесу.
Зашла, конечно же, речь о недавно опубликованном новом романе «Тайная вечеря», вызвавшем острую полемику в польской прессе. И неслучайно: избрав временем действия ближайшее будущее (вероятно, середину или конец второй декады нашего века), Хюлле затрагивает больные точки сегодняшнего дня – и говорит об этом отважно, жестко, страстно и, как всегда, ярко и талантливо. В Гданьске к описываемому моменту многое изменилось: кое-какие улицы переименованы (появилась, в частности, аллея Качинских[2]), на каждом шагу магазины, торгующие винами с этикеткой «Монсиньоре» (Монсиньоре – местный влиятельный ксендз, в котором каждый поляк легко угадывает реального священнослужителя – прелата Янковского), рядом с костелами выросли мечети, на улицах гремят взрывы – то ли это дело рук исламских фундаменталистов, то ли какого-то безумца, а может быть, взрывы устраиваются по приказу Монсиньоре. Описанный в романе один-единственный день оказывается необычайно важным для его главных героев: волей-неволей они мысленно пересматривают свою жизнь со всеми ее приметами, характерными для целого поколения – примерно пятидесятилетних сейчас – поляков. Но не только об этом речь в «Тайной вечере» — на ее страницах остро поставлены и горячо обсуждаются спорные проблемы современного искусства и религии.
Покончив с книгой, Ильг поинтересовался, не увлекся ли в последнее время Павел сутяжничеством: у всех на слуху громкий, продолжавшийся два года судебный процесс. Прелат Янковский подал в суд на Хюлле за то, что последний оскорбил его в своем фельетоне. Хюлле обвинил Янковского в том, что тот в своих проповедях использует расистский язык, «говорит как гауляйтер, как генсек, а не как священнослужитель. <…> Не знаю, сколько еще раз я услышу в костеле Святой Бригиды, что евреи погубили нашу страну, а Европейский союз стремится к уничтожению Польши». Янковский – известная в Польше фигура. С 1989 года с ним происходит разительная метаморфоза. В его проповедях постоянно звучат антисемитские и крайне националистические мотивы; критику общественности вызывает его нескрываемое стремление к богатству и почестям. Он действительно организовал продажу австралийского вина под маркой «Монсиньоре» — якобы для приходских нужд. В 2004 году церковные власти отстранили Янковского от руководства приходом в связи с обвинениями в сексуальных домогательствах по отношению к малолетним прислужникам. Несмотря на то, что у прелата в Польше много сторонников (существует даже Комитет в защиту Янковского), процесс против Хюлле он проиграл. (Как проиграли и подавшие на Хюлле в суд – «за нарушение тишины в позднее время» — соседи.)
Завершил беседу Ильга с Хюлле стандартный вопрос: над чем сейчас писатель работает? Ответ был краток: «Я, как всегда, развиваю свои дурные наклонности».
Ну а окончательным завершением праздника был вечер у Хюлле дома, где далеко за полночь продолжались прерываемые хоровым пением (горе соседям!) литературные споры, обмен мнениями, впечатлениями, планами на будущее и просто задушевные беседы единомышленников, «товарищей по оружию».