Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2007
Из века в век. Чешская поэзия: Стихотворения / Сост., предисл., примеч. С. Н. Гловюка, Д. Добиаша; Предисл. к серии В. Г. Куприянова. — М.: Пранат, 2005. — 608 с. — (Серия «Из века в век. Славянская поэзия XX-XXI»).
Казалось бы, литература славянских народов, должны быть нам ближе, понятнее, по крайней мере, интереснее, чем литература стран более далеких, в силу (реальной или кажущейся) духовной близости и родственности языков. Однако же полки книжных магазинов убеждают в обратном. Кого из чешских писателей второй половины XX века смогут назвать неспециалисты? М. Кундеру, возможно, Б. Грабала, более начитанные — еще несколько имен. Вряд ли среди них будут поэты. Чешская поэзия практически не переводилась и не издавалась у нас уже около двадцати лет. Да и предыдущие издания не могли дать более или менее адекватную картину, так как на всю область «неофициальной» литературы было наложено табу. Не только в России, но и в Чехии процесс заполнения «белых мест» на литературной карте последнего пятидесятилетия еще далек от завершения.
Очередной том поэтической серии «Из века в век», задуманной поэтом и переводчиком С. Гловюком, является в этом плане уникальным. На шестистах страницах собраны произведения почти сотни поэтов, начиная с 1920-х годов рождения. Такие жесткие временные рамки распространяются на всю серию, поэтому на страницы сборника не попали, например, имена нобелевского лауреата Я. Сейферта или Я. Скацела. Но антология жанр особый, мнения о том, кто из авторов незаслуженно отсутствует (или присутствует) на страницах книги, могут быть диаметрально противоположными. Исходить стоит из той цели, которую ставят перед собой составители. А цель эта масштабна – познакомить российского читателя с как можно более широкой палитрой чешской поэзии, представить различные направления от традиции до авангарда, заинтересовать, побудить к дальнейшему более близкому знакомству с творчеством понравившихся авторов. Издание снабжено предисловием, где составители, насколько это возможно на нескольких страницах, очерчивают историю чешской поэзии от начала XX века до наших дней. Завершает книгу список кратких биографических справок, сформированный в хронологическом порядке по дате рождения.
Уже один взгляд на эти страницы многое говорит о судьбах чешских писателей: из биографии в биографию кочуют формулировки «сменил различные места работы», «был вынужден заниматься физическим трудом», «был репрессирован». Многие представленные в антологии поэты смогли официально опубликовать свои произведения на родине лишь в 1990-х годах. Переломным для современной чешской истории стал 1948 год, когда к власти пришла коммунистическая партия. На фоне преимущественного преобладания соцреалистической поэтики родилась поэзия неофициальная. Отталкиваясь от богатого опыта сюрреализма 30-х годов (и одновременно питаясь им) появляется «тотальный реализм» Э. Бонди и «мучительная поэзия» И. Водседялека. С именами этих авторов связано как зарождение явления андеграунда, так и начало эпохи самиздата. Основой их творческой программы становится пародийность, намеренная депоэтизация, нарочитая наивность, простота образности и стихотворной формы.
В середине 50-х годов политическое давление несколько ослабло, и писатели получили некоторую относительную свободу. В это время вокруг журнала «Кветы» складывается круг «поэзии будничного дня», представленный в настоящей антологии такими именами, как К. Шиктанс и М. Флориан. Это поиск красоты в моментах обычной жизни, интерес к конкретному человеку, попытка противопоставить схематичности и риторичности живое субъективное ощущение, наблюдение, опыт. Плодотворными для чешской литературы стали 60-е годы, когда спектр поэтики необычайно расширяется. На первом месте оказывается эксперимент, главной целью которого является избавление от чувства исчерпанности, «затертости» языка через словесную игру, разрушение привычных связей между словами, деконструкцию текста. На страницах антологии читатель найдет различные варианты реализации такой программы от И. Грушы, И. Верниша, П. Кабеша до типографической поэзии В. Гавела. Произведение зачастую выходит за рамки литературы, соприкасаясь с изобразительным искусством. Фотографическое изображение разнообразных предметов может заменить слова, а в вербализированном виде могут предстать чистые тактильные ощущения, как, в произведениях Я. Шванкмайера:
Что-то шероховатое, облупившееся
Падающее
Крошащееся
Что-то металлически холодное
Немного жирное
Что-то гладкое, округлое
Оказывающее умеренное сопротивление
Что-то шершавое
Ничего
Что-то шершавое
Ничего, что-то шершавое
Ничего, что-то шершавое
Ничего
(Перевод Е. Глушко)
Этот известный художник и режиссер связан с поэтикой сюрреализма, обретшего новую жизнь в конце 60-х годов и не потерявшей актуальности в чешской поэзии до наших дней. В антологии нашлось место для наиболее заметных сюрреалистов разных поколений: М. Направник, С. Дворски, П. Ржезничек, А. Надворникова, Р. Эрбен, К. Шебек, Ф. Дрые. Начинали свою литературную карьеру в рамках сюрреалистической группы В. Лингартова и П. Крал, оказавшиеся позже в эмиграции. Многие представители творческой интеллигенции были вынуждены покинуть родину после событий 1968 года, в эпоху «нормализации», пришедшей на смену периоду свободы. Читатель антологии может составить впечатление о разнообразии и разноплановости поэзии чешской эмиграции по произведениям В. Фишеровой, К. Злина, С. Рихтеровой, П. Оуржедника, В. Тршешняка.
70-е годы в культурной жизни Чехословакии были отмечены проникновением британского и американского влияния, в том числе и рок музыки. Яркие фигуры на поэтическом небосклоне этого периода связаны с музыкальной деятельностью и кругом андеграунда, своеобразная программа которого формируется наиболее отчетливо в этот период. С одной стороны – это отказ от конкретных художественных установок, с другой – создание собственной мифологии, системы ценностей, на первом месте в которой стоит свобода личности и ее самовыражения, что само по себе программно. Поэзия (в том числе и рок поэзия) андеграунда ищет новые ценности в душной атмосфере интеллектуальной несвободы, ниспровергая моральные и эстетические авторитеты, поэтизируя низкое, обращаясь к разговорной лексике, нестройной форме, предпочитая белый стих. Освобождаясь от психоделических и сюрреалистических образов, поэты обращаются преимущественно к неприкрашенному рассказу о действительности:
… Вокруг нас столько бессмыслицы, что я не знаю
что мне делать – блевать или смеяться
наверное, и то и другое сразу
а плач в пивной делает нас свободными лишь на пять минут
что дальше?..
(В. Брабенец. «Письмо психу» Перевод А. Бобракова-Тимошкина)
И если одни выбирают для достижения внутренней свободы погружение в пучину разврата, то другие обращаются к религии, в их поэзию проникают традиционные христианские мотивы, или же, одно и другое причудливым образом переплетается, как в творчестве И. М. Ироуса, руководителя знаменитой группы «PlasticPeopleoftheUniverse».
В 80-х годах христианское направление находит развитие в стихах П. Колмачека, позже — у П. Борковеца и П. Павла. В это же время в творчестве И. Г. Крховского и Л. Маркса неожиданную новую жизнь обретает поэтика декаданса. После «бархатной революции» 1989 года поэзия вместе со всей страной обрела полную свободу. Современный литературный процесс во многом определяет «возвращенная литература», и в стихах молодых авторов переплетаются отголоски поэтики андеграунда, сюрреализма, экспериментальной и метафизической традиции.
Так, страница за страницей читатель может погрузиться в стихию чешской поэзии, расцветшей во второй половине прошлого века вопреки запретам и идеологическому давлению. И, наверное, не случайно, в подобранных для антологии стихах одна из сквозных тем — тема самой поэзии, ее сути и выразительных возможностей, тайны ее рождения, тайны слова, обретающего новую глубину и значение в поэтической строке. Как, например, у М. Топинки:
Текст — это только след
отпечаток/печать, /нарочно не говорю подтверждение/.
Рембо говорил то же, только другими словами:
«Главным произведением поэта является его
существование как поэта».
Именно из-за этой непродыхаемой связи
малейшая попытка сойти на мгновение с острия ножа
появляется в тексте. И наоборот, и тончайшая под-
порка в тексте вдруг появляется вне текста…
(«Крысиное гнездо (фрагменты). Перевод О. Панькиной.)
Поэзию лучше читать в оригинале, общаясь с автором, напрямую, без посредника, которым, так или иначе, становится даже самый лучший переводчик. Преимущество новой антологии как раз в билингвическом принципе ее построения, в возможности всегда заглянуть в исходный текст, «попробовать его на вкус» что может доставить удовольствие и человеку с чешским языком не знакомому. В переводах же, над которыми трудился довольно большой коллектив от прославленных мастеров (как О. Малевич, М. Письменный) до молодых богемистов, есть как безусловные находки и удачи, так и досадные недоразумения. Часто сама чешская фраза энергичная, краткая, «пружинящая» сопротивляется неторопливой напевности русского языка. Впрочем, уже сам факт появления целой серии, посвященной славянской поэзии, является событием. Жаль только, что тираж каждого тома (1000 экземпляров) невелик для нашей огромной страны (Для сравнения: французское издательство «Галлимар» выпустило в 2002 году объемную антологию современной чешской поэзии в 4000 экземплярах).
Остается только надеяться, что этот проект не станет последним смелым издательским шагом, и российский читатель сможет познакомиться со всем богатством чешской литературы, и шире — литератур славянских.
Анна Боярская.