Стихи. Вступление Евгения Солоновича
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2007
Перевод Евгений Солонович, Яна Арькова
«Вы находитесь здесь»[1]
Вступление Евгения Солоновича
Желание познакомить читателей «Иностранной литературы» с новой поэзией Италии стимулировала небольшая антология «Новейшая итальянская поэзия», составленная поэтами Маурицио Кукки и Антонио Риккарди. Книга вышла три года назад, но не сразу попала в поле зрения переводчиков, и то, что они тотчас не бросились наверстывать упущенное время, позволило им, как они полагают, отобрать из нее наиболее интересное.
Голоса выбранных нами поэтов не сливаются в некий безликий хор. Каждый из авторов — солист, каждому есть что сказать и каждый умеет сделать это по-своему. Роднит их то, что они «ищут и предлагают собственную правду», как пишут о них в предисловии к своей антологии Кукки и Риккарди (кстати, Риккарди ненамного старше младшего из тех, на кого пал его с Кукки выбор).
Поэты, с которыми мы знакомим сегодня читателей журнала, сами хорошие читатели. Они — это чувствуется по их стихам — прекрасно знают, что сделали в литературе их предшественники, и внимательно следят за творчеством своих ровесников. Прямых учителей ни у кого из них, пожалуй, нет, есть та культура стиха, за которой стоит коллективный опыт лучших итальянских поэтов предшествующих поколений.
Точка на карте звездного неба, напоминающая поэту: «вы находитесь здесь», может быть метафорой. Да, поэтам свойственно витать в облаках, но живут-то они на земле, в мире, с которым у каждого из них свои отношения. «Бога нет, / есть я», — объявляет Фабрицио Бернини, и в этих словах нет эпатажа, нет богохульства, в них скорее отзвук того антропоцентризма, что питал искусство Возрождения. «Я подсоединяю себя к себе», — словно бы вторит ему Маттео Дзаттони, младший из поэтов, привлекших наше внимание. Утверждение лирического «я» одно время считалось в итальянской поэзии немодным, и для преодоления этой инерции требовалось определенное мужество. Если поэту есть что сказать от своего имени, если за поэтической строкой стоит индивидуальность автора, у стихов больше шансов найти отклик в «потемках» чужой души. Индивидуальность поэта складывается не только из того, как он воспринимает мир и свое место в нем, но и из того, как он передает это восприятие, как умеет найти нужную ноту в регистре, дарованном ему природой, как смешивает краски на своей палитре, как представляет себе возможного читателя-единомышленника. Близкий к рациональному пессимизм Сильвии Каратти не спутаешь с элегической доминантой в стихах Франчески Мочча, а откровенно беззащитные строфы Лукреции Лерро, напоминающие скользящий след кисточки, попеременно обмакиваемой в пузырьки разноцветной туши, — с неожиданной словно бы для него самого грустной мечтательностью Альберто Пеллегатты, редкие многозначные метафоры которого не спутаешь с валом куда более сложных метафор Анилы Ханджари, скрывающих (или раскрывающих?) внутренние метания поэтессы.
У русской поэтессы Татьяны Бек есть стихотворение, строки из которого вспомнились в связи с этой скромной публикацией:
Четыре поэта — четыре полета гордыни,
Которая верит: «Я лучшее соло сыграю!..»
В нашей подборке поэтов не четыре, а семь. Но это ничего не меняет: у каждого из них есть шанс побороться за читателя, в данном случае — русского читателя. Для кого из них поэзия стала или станет формой существования, говорить, пожалуй, рано.
Фабрицио Бернини
Аккумуляция
Я неповоротлив, слишком неповоротлив. Такого непросто
принять человеку, чьи перспективы уходят корнями в активность.
Мысли по чайной ложке вперемешку с крошками хлеба
делают защелку, щеколду времени невесомой.
Вот они мы. Кто-то свивается в жгут, кто-то другой зажигает
фитиль. Располагаемся все в алфавитном
порядке, согласно намереньям и приспособляемости.
Зыбкая штука или не штука. Бога нет,
есть я.
Нынешняя молодежь
Эта весна нисколько не отличается от прошлогодней.
Те же тюльпаны, те же фиалки, тот же в точности запах
деревьев в цвету. Даже краски такие же, как
в прошлом году.
Смотрю на себя — все тот же. В прошлом году, теперь.
При бритье не порезался. Даже прическа та же,
что и была. Сосед ездит, как ездил, на старой машине
и не красил нынче калитку. Дом соседа стоит, где стоял.
Мать и отец работают, за столом говорят то же самое,
что всегда. Только годы мои молодые взбрыкнули,
но я их мигом стреножил. Ну а сомненья — куда
они денутся? Лето придет.
Перевод Евгения Солоновича
Элиза Бьяджини
* * *
Кузина всего лишь ширма,
решетка исповедальни,
чтобы слова не имели лица,
чтобы веса лишить опасения:
«пойдут разговоры…»
но ты одна замечаешь
грубые ботинки на мне,
пальцы мои без колец,
мои большие глаза —
две бездонные шахты.
Анила Ханджари
Пропавших не будет но прошлого нам не вернуть
туда и обратно ступаю
через порог ностальгии
скупой медлительной боли
мне достаточно твоего счастья
чтобы дальше жить день за днем
идти по проступающей на груди карте
меряться силой с лунами
сквозь кроны памяти способной узнать пропавших
между закатов что покрывают волнами небо
Млечный Путь превращают в подсолнухи
между тем пробужденье трезво смотрит на вещи
отражаясь в текучей глади чужой души
пропавших не будет но прошлого нам не вернуть
Увидеть звезды в объятых пламенем ликах
некоторые языки всплывают в памяти
когда не хватает слов
и по капле переполняется море
когда приходит время подменять правду
саксонским фарфором анемией распятых
малодушно изображая радушие
перед устрицами прикипевшими к родным раковинам
что скрываются в товарных вагонах
и если бы ржавчина поселилась в лабиринтах ключа
отпирающего дверь нашей детской истины
то я бы стала сейсмографом
отверженных весами иллюзий
чувствительней гитарной струны
меж предрассудков моего опаленного сердца
знакомого с языком терракоты
и с евроньюсовским свадебным маршем
внутри меня в зеркалах Архимеда
пылали Сиракузы
поднеся линзу к снежинке
я видела на ладони подтаявший айсберг
за сказку за улыбку за объятия на любом языке
подслушивая огонь я чувствую себя охапкой соломы
и впитываю влагу из душ найденных под языком
за первый луч который замерзает под газетой
хранящей последние прогнозы погоды
…праху ведома горечь в крупинке снега
Лукреция Лерро
Девушка-китаянка
1.
Я попросила хорошенькую китаянку
произнести я хочу тебя…
по-китайски, это только звучит иначе,
а смысл не меняется: желание близости…
Шен Янг говорит одинаково певуче
о желании и привычке
ужинать в одиночестве.
Ее зовут Лиу Янг, Шен —
это город, город желаний
и дракона, парящего в небесах.
2.
В глазах китаянки
скрываются тысячи тайн.
Замри и попробуй разгадать хоть одну.
3.
Ты живешь в Китае,
у тебя рыжая кошка,
ты нашла ее на улице.
Играя с ней, ты научилась
царапаться, вы неразлучны, знаю,
вместе вы объедете весь мир.
4.
Мне бы тоже хотелось иметь свой дом,
комнату с цветами,
вазу с пионами.
Но не все сразу: спасибо и на том,
что могу лист магнолии в саду подобрать.
5.
По твоему желанию вырастают розы,
и наша колдовская игра акапелла
будет недолгой, если ты уйдешь на восходе.
Ты пела и любила
целую ночь напролет; если завтра
покинешь меня, я усну,
вспоминая твой голос, но без солнца,
без солнца, без солнца.
И на рассвете я продолжу свой сон.
Сильвия Каратти
* * *
Что-то останется, только что?
Классическая стопка писем,
стянутая резинкой
(я бы их сожгла, только где?),
фотографии, возвращенные отправителю,
вычеркнутые номера,
неразобранных подарков гора.
Вглядываюсь в карту Млечного Пути,
которая висит над кроватью, —
на ней крошечная точка:
«вы находитесь здесь».
Перевод Яны Арьковой
Альберто Пеллегатта
* * *
Память многокомнатная квартира,
комнаты все в зеркалах
постоянная пыль. Но при этом
реальность прерывиста
как порванный снимок.
* * *
Зловещая первобытная тишина,
населенная спешкой прохожих.
Дыры всасывают, могло показаться,
даже свет, а на самом деле снабжают
вселенную информацией.
* * *
Медленно ночь приходит — не рада
бденьям моим над книгами. Ветер взбивает пену.
Медленно ночь приходит. У ветра —
стеклянные руки, а голос —
точно у вепря, шершавый.
Медленно ночь приходит,
когда мы слушаем моторы моторок,
летящих над вспененными волнами.
Летят и летят, разбивая вдребезги небо.
Перевод Евгения Солоновича
Франческа Мочча
***
Стрелки в плавном движенье по кругу
вечностью метят твои черты.
Я сижу в холодке, лето поймав на ошибке.
Бросаю монетку — до того бесполезный поступок,
что его не должно быть в природе.
Падает и, надломив стебель цветущей вербены, тонет
в сыром перегное.
Бесполезная жизнь чревата расплатой.
* * *
Корабли день за днем выходят из порта
в точно назначенный час.
Плывут они к северным землям, паруса поднимают
позволяют дыханию ветра уносить их все дальше
оставляют нас, к нашей досаде, исчезают из вида,
нам, одиноким, не угнаться за ними.
Перевод Яны Арьковой
Маттео Дзаттони
* * *
Я был не против — живи в моем теле
метр семьдесят восемь на мелочь
в ширину, ты хныкала вечно
что для двоих слишком мало места
и однажды вечером велела мне выметаться
будто площадь принадлежала тебе
знаю что ты недолго искала другую
более подходящую — буду рад если так.
* * *
Сценарий не предусматривает частой смены
эпизодов, ночных свиданий, поцелуев
под луной, речь идет о маленькой роли,
для которой необязательно быть актером,
сыграть ее каждый сможет,
если всю душу, все сердце вложит.
Постмодернистская колыбельная
Когда источником света лазерный луч
солнечный следопыт, а я
диск под пластинкой, на которой стартует
и движется по рутинному кругу,
вызывая — понятно — мое недовольство
виновница искаженного звука иголка,
шипенье кассеты в бесполезной покуда
борьбе за то, чтоб не стать цифровой,
я подсоединяю себя к себе,
но процесс соединения требует терпения,
и, поскольку поступающие данные ограничены
и не могут быть использованы, гаснет
красный огонек глобального монитора,
за экраном тем временем оживает,
сладких снов ему, маленький человек!
Перевод Евгения Солоновича