С Дмитрием Волчеком, главным редактором издательства «Kolonna publications», беседует Светлана Силакова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2007
“Иностранная литература”. Уже долгое время вы работаете на радиостанции “Свобода”. Помогает ли вам журналистика в издательской деятельности?
Дмитрий Волчек. Журналистика не дает забывать о реальном мире, которому до нас и наших книг нет никакого дела. Она все время напоминает, что издательство для меня — лишь хобби, замечательное развлечение. Больше всего на свете я бы не хотел превратиться в издателя-профессионала, который думает только о том, как заставить покупателя приобрести абсолютно не нужную ему книгу.
“ИЛ”. А что же важно для вас как издателя?
Д. В. Берусь утверждать со всей серьезностью, что “Kolonna publications” можно назвать единственным независимым издательством в России. Не знаю ни одного другого, которое возникло бы так давно (“Колонна” основана 11 лет назад) и выпустило так много книг, существуя при этом совершенно автономно, словно в другой стране и другой эпохе. Конечно, за пределами России таких издательств немало — “Verticales” и “Desordres” во Франции, “Paseka” и “Volvox Globator” в Чехии, “Creation Books”, “Mandrake” и “Savoy” в Англии, десятки в Америке. Наш общий пращур — Морис Жиродиас, основатель знаменитой “Olympia Press”.
“ИЛ”. Можно ли сегодня говорить о делении культуры на общепризнанную и маргинальную?
Д. В. Полагаю, такое представление явно устарело. Если судить по количеству посетителей интернет-сайтов, например, то мейнстримом окажется самая грубая порнография. Существуют сотни субкультур, и в каждой своя система ценностей, свои запросы. У “Колонны”, как и у других упомянутых мной издательств, есть возможность выпускать книги, не ориентируясь на рынок. Я не решусь сказать, что мы работаем на какой-то определенный субкультурный круг, просто я выбираю книги, которые нравятся лично мне, не задумываясь о том, как они будут продаваться. Наши тиражи, как правило, ниже порога окупаемости — максимум две тысячи экземпляров. Если бы не технические сложности, я бы сократил их до пятисот-восьмисот, поскольку уверен, что и двух тысяч читателей такой литературы в России не наберется. Если у нас и есть какие-то точки пересечения с литературно-издательским миром, то только в том, что наши книги стоят на полках тех же магазинов, что и все прочие. Меня это изрядно раздражает — я бы предпочел, чтобы все распространялось только через Интернет, вне коррумпированной, пошлой и безнадежно советской книготорговой системы.
“ИЛ”. Как же вам удается совершать это “автономное плавание”?
Д. В. Во-первых, мы обходимся без множества статей расходов, которые подрывают бюджет, — без офиса, штатных сотрудников и вообще постоянных ставок. На рекламу тоже не тратимся: у нас есть сайт www.kolonna.org, есть блог для анонсов, вот и все. Во-вторых, нам помогает группа меценатов, объединившихся в тайное общество “Друзья Сосуда”. Собственно, мы просто чуть опередили время — в ближайшие годы произойдет окончательный крах книгоиздания (он уже начался, но не все осознают его неотвратимость), и большинству издателей, вероятно, поневоле придется действовать по нашей схеме. Проблема ведь не в том, что читателю трудно найти нужную книгу — в Интернете вопрос решается нажатием одной кнопки, — просто интерес к литературе падает и будет падать, а книг при этом становится все больше и больше. Через десять-пятнадцать лет издательства (во всяком случае, в их нынешнем виде) исчезнут вовсе, как исчезли пишущие машинки. Не нахожу в этом ничего дурного и не вижу смысла гримировать труп книгоиздания.
“ИЛ”. Каков круг переводных авторов, которых вы выпускаете?
Д. В. Мы уже несколько лет поддерживаем две серии — скорее условные, чем формальные, поскольку книги выходят в несерийном оформлении. Первая — “Crême de la Crême”, — классика мировой литературы. Ее авторы хорошо знакомы читателям вашего журнала: это Ален Роб-Грийе, Альфред Дёблин, Эльфрида Елинек, Гертруда Стайн, Антонен Арто, Луи-Фердинанд Селин, Пол Боулз, Гай Давенпорт.
Кстати, моим первым большим увлечением как читателя был немецкий экспрессионизм в первую очередь Майринк. Множество раз я читал и перечитывал так же “Берлин — Александерплац” и “Пощады нет”, а теперь очень горжусь тем, что “Колонне” удалось воскресить инициативу разорившегося издательства “Просодия” и выпустить две книги Альфреда Дёблина в великолепных переводах.
Позвольте мне воспользоваться случаем, чтобы обратиться к читателям “ИЛ” за помощью. Перевод знаменитого романа Дёблина “Горы, моря и гиганты” был выпущен ленинградским отделением Госиздата в 1936 году. Весь тираж этой книги уничтожили по распоряжению из Москвы, но я уверен, что хотя бы один экземпляр должен был сохраниться. Поиски в архивах не дали результата, но я не теряю надежды; конечно, можно было бы заказать новый перевод, но мне бы хотелось выпустить эту книгу в старом — хотя бы для того, чтобы колоссальный труд переводчика (возможно, пострадавшего за эту книгу) не пропал окончательно. Так что меня очень интересуют любые сведения о судьбе этого издания.
“ИЛ”. А что представляет собой вторая серия вашего издательства?
Д. В. Вторая — “Vasa Iniquitatis” ; это трансгрессивные тексты, то, что можно назвать альтернативной классикой. Боюсь, на страницах “Иностранной литературы” ее авторы не упоминались вообще ни разу. Это Пьер Гийота, Габриэль Виткоп, Герард Реве, Ладислав Клима, Алехандро Ходоровский, Моник Виттиг, Кэти Акер, Эрик Стенбок, Пьер Буржад, Франсуа Ожьерас, Кеннет Грант… Надо сказать, за время существования “Колонны” возник почти сектантский круг читателей, которые покупают именно наши книги. Мне нравится это сравнение с сектой, я когда-то был знаком с существовавшими в глубоком подполье прихожанами Истинно Православной Церкви, которые отвергали советскую власть как бесовскую, отказывались от паспортов, не служили в армии и т. п. Примерно так существуем и мы — полностью игнорируя масскультурные тенденции, правила рынка, да и вообще все правила. И в литературе мне прежде всего интересны иконоборцы, девианты, безумцы, аутсайдеры, не знающие и не признающие правил.
“ИЛ”. Как по-вашему, в эпоху “пост-постмодерна” литература иконоборцев и аутсайдеров по-прежнему воспринимается как провокативная? Если нет, то что для вас важнее — провокативный характер текста или какие-то другие его качества?
Д. В. Да, книги, когда-то считавшиеся бунтарскими, полностью утратили свою взрывную силу. Кого сегодня шокирует “Колодец одиночества” или “Любовник леди Чаттерлей”? У меня нет никакого желания кого-то эпатировать, я прекрасно понимаю, что это невозможно. Литература влияет на общество не больше чем коллекционирование марок или спичечных коробков.
Если вы подразумеваете, что я отбираю тексты ради кого-то, кому-то бросаю вызов… Ей-богу, “общество” слыхом не слыхивало об издательстве “Колонна”, а я вовсе не горю желанием преобразовывать мир. Просто издаю то, что мне интересно. Мне нравится садианская линия в литературе, нравятся тексты эпохи сексуальной революции — точнее тексты, предвосхищавшие ее. Среди них немало откровенно скучных (сочинения Генри Миллера, например), но есть и замечательные диковины, составившие нашу серию “Vasa Iniquitatis”. У меня довольно большой список книг, которые хотелось бы выпустить в этой серии. Роман Паркера Тайлера и Чарльза Генри Форда “Молодые и злые”, который, по словам Гертруды Стайн, сформировал поколение 30-х. Книги Эрика Журдена: его первый роман, “Порочные ангелы”, знаменит тем, что даже либеральная французская цензура дважды его запрещала — в 1956 и 1974 годах, так что первое легальное издание появилось лишь в 1985 году, через 30 лет после того, как книга была написана. Конечно, все это — архивная литература; споры, которые из-за нее разгорались, давно забылись, но красивое зарево осталось.
“ИЛ”. Значит, энергетика текста все-таки не подвержена эрозии?
Д. В. Все зависит от реципиента. Кто-то захвачен историей Эммы Бовари (вот одна из великих аутсайдерских книг), а кому-то это кажется невыносимой старомодной тягомотиной. Есть даже теория, что все, написанное до появления киберпанка, устарело безнадежно. Я же не очень внимательно слежу за тем, что пишут сегодня. Из новых писателей меня интересуют буквально два-три. Я убежден: будущее литературы в прошлом.
“ИЛ”. И что нового “Колонна” извлечет из прошлого в ближайшем будущем?
Д. В. Я сейчас увлечен американским прозаиком Альфредом Честером. Его ценили в 50-е-60-е годы, но быстро забыли — в частности, потому, что он страдал душевной болезнью и порвал с литературным миром. Поэт Эдвард Филд основал “Общество Альфреда Честера” и много сделал для того, чтобы имя этого замечательного писателя вспомнили. Мы с Эдвардом решили выпустить собрание сочинений Честера на русском языке; в этом есть своя логика, поскольку родители Честера были выходцами из России, настоящая фамилия его отца — Шестипальский.
Первый том собрания — это очень смешной эротический роман “Колесница плоти”, который Честер написал по заказу “Olympia Press” в Париже (кстати, Честер был редактором первого издания “Лолиты”, выпущенного Морисом Жиродиасом). Получив заказ на эротический роман, он, по совету поэта Айры Коэна, использовал фабулу “Подлинной жизни Себастьяна Найта”, так что “Колесницу плоти” можно воспринимать и как пародию на Набокова.
В наше собрание войдут еще два романа, в том числе самая известная книга Честера “Изысканный труп”, а также рассказы и эссе. Последний том составят его письма из Марокко, которые пока даже на английском изданы не полностью — Честер несколько лет прожил в Танжере, куда его заманил Пол Боулз; Эдвард Филд считает, что этот сборник писем — лучшая книга Честера. Кстати, Филд написал очень интересные мемуары “Человек, который собирался жениться на Сюзан Cонтаг” (этот “человек” как раз и есть Честер, которого с Cонтаг связывали весьма сложные отношения). У Честера вообще странная судьба — он в детстве полностью облысел из-за скарлатины, и необходимость носить парик изрядно травмировала его психику. В Танжере, где никто не обращал внимания на его странную внешность, он впервые почувствовал себя полноценным и свободным человеком. Книгу его марокканских писем Эдвард Филд озаглавил “Путешествие к краху”, потому что эта поздно обретенная свобода в буквальном смысле свела Честера с ума. Я недавно разговаривал с кинорежиссером Томом Калином, он хочет снять фильм о Честере, но ничего не получается: продюсеров приводит в ужас такая идея — сделать главным героем абсолютно лысого шизофреника.
Кстати, у “Колонны” особое пристрастие к танжерскому литературному кругу; сейчас мы готовим к печати сборник Мохаммеда Мрабета. Он не умел читать и писать, поэтому диктовал свои книги Полу Боулзу, который переводил их на английский. У Мрабета очень бурная биография, чем только он не занимался — был и рыбаком, и сутенером, и официантом, и жиголо; и все эти его истории записывал Боулз. В Америке книги Мрабета имели успех, у него появились именитые поклонники — в частности, Генри Миллер, который переписывался с ним через Боулза. Два года назад вышел интереснейший сборник писем Мрабета американским друзьям, он тоже войдет в наше собрание.
В начале 2008 года появится книга еще одного несправедливо забытого писателя — Джослина Брука. Роман “Знак обнаженного меча” был написан в 1949 году на волне политического психоза, когда казалось, что новая мировая война неизбежна. Это кафкианская история о скромном банковском клерке, который по воле неведомых сил оказывается в странном армейском подразделении и не может вырваться на свободу. Очень необычная, проникнутая темным эротизмом проза — одна из тех редких книг, которые остаются в памяти навсегда. Ну и, наконец, мы продолжаем издание романов Джеймса Парди. Вот, кстати, досадное упущение “ИЛ” — ваш журнал, если не ошибаюсь, никогда не публиковал Парди, а все же он — один из последних титанов золотого века американской прозы.
“ИЛ”. Кстати, как давно вы следите за нашим журналом?
Д. В. Я начал читать “ИЛ” чуть ли не в младенчестве (моя семья выписывала журнал еще со времен “Интернациональной литературы”), брал годовые подшивки и читал все подряд. Между прочим, с этим связана забавная история моей первой в жизни публикации. Когда мне было 11 лет, я написал письмо в редакцию от имени пенсионера Кечлова (перевернул свою фамилию), и это письмо было опубликовано “Иностранной литературой”. Мне до сих пор стыдно, потому что письмо было исключительно глупое — я ругал Торнтона Уайлдера (тогда как раз в “ИЛ” был напечатан “Теофил Норт”). Много лет спустя я увлекся Уайлдером, когда прочитал его переписку с Гертрудой Стайн и мемуары Сэмюэла Стюарда.
Сейчас я уже не так внимательно читаю ваш журнал, но почти каждый номер смотрю в Интернете. Мне кажется, идеальный путь для “ИЛ” — не пытаться конкурировать с издательствами и не гнаться за литературной модой, а двигаться вспять и вглубь — в вызывающе консервативном духе публиковать то же самое, что и 30-40 лет назад: Фолкнера, Силлитоу, Стейнбека, Видала, Айрис Мердок. Думаю, многие давние читатели такой ход бы оценили.