Томаш Пёнтек[1]

Сопляки

 

Перевод И. Подчищаевой

 

 

По улице проехал автобус. С дерева шлепнулось что-то мокрое. Тройка голубей спикировала на асфальт, повертелась и вспорхнула, хотя старичок пытался их удержать, кидая на тротуар хлебные крошки. Однако голуби знали, что делают. В том месте, где только что расхаживали птицы, протопали трое подростков с пьяными глазами. Один из них харкнул и смачно сплюнул — сгусток мокроты шмякнулся рядом с ботинком старичка.

— Эх, сопляки, — со вздохом проворчал старичок.

По улице снова ехал автобус. Он подрулил к остановке — на сей раз это был не экспресс, а обычный автобус. Распахнулись двери, автобус, громко урча, ждал, но старичок садиться и ехать не собирался — некуда было.

— Эх, сопляки, сопляки, — забормотал он себе под нос.

Промчался еще один автобус, но не затормозил — торопился в парк. Мелькнула только шоферская кабина: в седом дыму сидели и смолили цигарки двое водителей.

— Эх, сопляки, сопляки, — заворчал старичок.

К автобусной остановке подошла девушка. Поглядела на старичка и зацокала каблучками дальше.

— И-эх, сопляки, — проворчал старичок.

Подкативший к остановке автобус был переполнен — он вез людей из торгового комплекса. На тротуар высыпали толстые затурканные тетки с пузатыми пластиковыми сумками. Осмотрелись вокруг, мельком глянули на старичка и разошлись кто куда.

— Эх, соплюшка, соплюшка, — забормотал старичок, вспомнив, что недавно возле него на минутку остановилась девушка.

Под козырек автобусной остановки свернули двое усачей. Расположились на скамейке, извлекли из сумки бутылку плодово-ягодной, за ней вторую, наклюкались и затянули вразнобой: «Шалава, ты, шалава, ети тя в зад…» Потом влезли в автобус и укатили в сторону центра.

— Эх, сопляки, — прокомментировал старичок.

Долгое время автобус не показывался. Он все не ехал и не ехал — видно, опаздывал.

— Эх, сопляки, — снова прокомментировал старичок.

— Эх, сопляки, сопляки…

— Эх, сопляки, сопляки, сопляки… — бормотал старичок.

Наконец появился автобус. В нем сидели студенты, незнакомые и молчаливые. Двое вышли. Потоптались на тротуаре, поглядели на старичка и разбежались в разные стороны.

— Эх… сопляки…

Что ж еще мог сказать старичок?

Только тут вернулись голуби и доклевали то, что осталось после воробьев.

— Эх, сопляки, — добродушно пристыдил своих единственных товарищей старичок — за неверность, за то, что часто бросали его, а возвращались только затем, чтоб дочиста смести хлебные крошки.

Подъехал автобус. Из него попрыгали на тротуар сопляки.

— Эх, сопляки, — ничуть не удивился старичок.

Сопляки покрутились, поглядели на старичка и ускакали по своим делам.

— Эх… сопляки… — задумался старичок. — Нет чтоб чуток поговорить. Расспросить, как раньше жилось… К примеру, лет пятьдесят назад. Что они знают о жизни, сопляки чертовы? Им бы в те времена пожить, узнали б тогда, что такое жизнь. Да-а, тогда… Все было не так… Нет, сопляки бы не справились. Как пить дать, не справились бы — кишка тонка.

По асфальту перекатывался обрывок газеты. Один из заголовков сообщал: «Межгалактический союз угрожает Польше санкциями за то, что она не справилась…»