Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2006
По материалам «Die Zeit», «Frankfurter Rundschau», «Neue Zürcher Zeitung» идругихизданий.
В центре внимания немецкоязычной критики осенью-зимой 2005-2006-го
оказался роман Инго Шульце «Новые жизни» (NeueLeben. Die Jugend des Enrico Türmer in Briefen und
Prosa; herausgegeben und mit einem Vorwort versehen von Ingo Schulze. —
«Новые жизни: юность Энрико Тюрмера в письмах и прозе; издал и снабдил предисловием Инго Шульце» — таково полное название романа, отсылающее читателя к «Vitanova» — «Новой жизни» Данте. Как и она, роман Шульце построен по принципу сочетания коротких текстов (правда, прозаических, а не поэтических) и комментария к ним. В отсылке к Данте таится ирония: Данте скорбит об утраченной возлюбленной, а герой Шульце чувствует, что с исчезновением ГДР в его жизни образовалась пустота, которую он не может заполнить. Для Тюрмера расставание с ГДР оказалось нелегким. «Меня больше не было», — описывает он свое состояние: вместе с ГДР для него исчезли все «добрые боги». «Что я, писатель, без Стены?» — вопрошает Тюрмер в одном из писем. Если для Данте смерть Беатриче стала толчком для творчества, то Тюрмер, наоборот, с утратой ГДР отказывается от писательства, чтобы впоследствии создать одну из самых влиятельных издательских империй Германии.
«Новые жизни» — роман об изменениях, происходящих с людьми и языком при смене политических режимов, о том, сколь неохотно принимает порой политические перемены человек, со временем делающий благодаря им карьеру и состояние. Во времена ГДР Тюрмер принадлежал к диссидентской среде, однако уже первые демонстрации в защиту свободы слова и за объединение Германии не вызвали у него энтузиазма — он предпочитал отсиживаться дома.
После 1990 года он отбрасывает все, что мешает преуспеванию. Ради издательской карьеры Тюрмер оставляет литературу, театр, любимую женщину. Целью его жизни становится процветание как таковое. Обозреватель «DieZeit» не без иронии отмечает, что роман «Новые жизни» повествует о том, как «восточногерманской душой овладела рыночная экономика».
«Новые жизни» называют «лучшим романом об объединении Германии»; правда, Ирис Радиш (газета «DieZeit») уточняет, что это «лучший среди многочисленных плохих романов» на эту тему.
По мнению «DieZeit», в «Новых жизнях» практически не реализованы богатые жанровые возможности романа в письмах, позволяющие представить различные точки зрения, передать рефлексию героев, позволить им говорить об интимном. Как отмечает Ирис Радиш, жанр писем используется здесь лишь для того, чтобы оправдать недоработанность книги, ее стилистическую шероховатость.
У Инго Шульце репутация писателя, интересующегося жизнью «маленьких людей», глубоко чувствующего поэзию обыденности и умеющего превращать «беседы, ведущиеся в немецких гостиных, в великолепный джаз» («DieZeit»). В «Новых жизнях» Шульце передает «бразды повествования» в руки не очень умелому литератору, начисто лишенному фантазии. Вымысел, как пишет Тюрмер в одном из писем, больше не интересует читателя, и «новая литература» должна быть «литературой труда, сделок, денег». Как отмечает «DieZeit», роман «Новые жизни» написан в полном соответствии с представлениями Тюрмера о современной словесности.
По мнению Ирис Радиш, нарочито безыскусное произведение Инго Шульце можно считать попыткой «продлить жизнь соцреализма в западных условиях». В своих письмах Тюрмер часто говорит об «утрате искусства письма», о «разрушении ▒я’», «потере ориентации». «Новые жизни» — подлинное свидетельство этих утрат, аранжированное долей самоиронии.
О современной «экономической действительности» идет речь и в книге Райнхарда Йиргла «Отщепенцы. Роман невротической эпохи» (ReinhardJirgl. Abtrünnig. RomanausdernervösenZeit. – München: HanserVerlag, 2005). 26 января 2006 года за роман «Отщепенцы» Йирглу была вручена Бременская литературная премия.
«Отщепенцы» одновременно притягивают и настораживают критиков. «Своя» орфография и пунктуация в духе Арно Шмидта, «темный» стиль, гневные инвективы в адрес современного социума могут показаться утомительными, трудными для читательского восприятия. С другой стороны, об Йиргле пишут как о современном экспрессионисте, а подлинным «главным героем» «Отщепенцев» называют Берлин.
В романе два основных героя: журналист из Гамбурга, влюбившийся в своего психотерапевта, и бывший пограничник из ГДР, который когда-то помог молодой украинке нелегально пересечь границу Германии. Оба приезжают в Берлин ради любимой женщины. Журналист хочет жить в одном городе со своей возлюбленной, а бывший пограничник надеется найти в Берлине поселившуюся там украинку.
Как заметил один из критиков, Йиргл «не стремится облегчить задачу своему читателю». Две сюжетные линии «смонтированы» таким образом, что порой не сразу понимаешь, о ком из героев идет речь в данном эпизоде, сбивает с толку и нарушение хронологии. В книге много мрачных описаний современной действительности, фрагментов снов, отрывков из вымышленных рукописей, афоризмов о социальном устройстве. В романе действует система ссылок вроде той, что использует Кортасар в «Игре в классики», рассчитанная на нелинейное чтение.
Автора «Отщепенцев» называют современным последователем экспрессионизма, потомком раннего Брехта и Деблина, наследником Генриха Манна. В интонациях Йиргла чувствуется насмешка над современным обществом, как и уверенность в том, что мир зол по своей природе. Один из критиков назвал «Отщепенцев» «злостью, принявшей форму книги». Отвращение внушают повествователю и он сам, и все вокруг. Как отмечает рецензент «Taz», здесь «в каждом дворе царит запах гнили, каждое старинное здание — потенциальная руина, а каждая квартира — каменный гроб». В романе и в самом деле нет и страницы без картины распада, смерти, разрушения.
«Мерзость запустения», царящая в мире, «прорастает» сквозь души и судьбы героев. «FrankfurterRundschau» считает, что это произведение о последних вопросах — о жизни и смерти, начале и конце, гибели и спасении. Как отмечает обозреватель, в книге идет речь «о днях рождения, о днях смерти и обо всем том, что помещается между ними: о рабочих днях. Или, вернее, о днях безработицы». Как пишет Йиргл, быть «отщепенцем» — значит «быть безработным внутренне». Это состояние можно узнать не по «одежде цветам косметике татуировкам & позам», но по тому, что для человека «смерть желаннее необходимости жизни-в-скуке». «Есть только эта = 1 жизнь? И в ней внутренне безработные, вдруг за 1 час, гаснут; люди из пепла. Речи их не Да Да не Нет Нет; они отталкивают сам вопрос. <…> Воистину, им уже ничем не помочь» — так Йиргл описывает суть «внутренней безработицы».
Островком надежды в этом море отчаяния становится слово, письмо, противостоящее всеобщему распаду. Возлюбленная одного из героев, психотерапевт, советует ему писать, потому что упрямство и стойкость текста на бумаге способны спасать. «Книга живет отчаянной попыткой связать черные буквы в красную нить, которая на время чтения соединяет разрозненное ▒я’», — пишет рецензент «FrankfurterRundschau». В такой интерпретации «Отщепенцы» воспринимаются как роман о романе — книга, рассказывающая свою собственную историю.
Новое сочинение Даниэля Кельмана «Измерение мира» (DanielKehlmann. Die Vermessung der Welt. — Hamburg: Rohwolt Verlag, Reinbeck bei, 2005) — романсовсеминогоплана. Кельман развлекает читателя, сообщая ему при этом массу полезных сведений.
Успех «Измерения мира» у публики огромен. В январе книга больше двух недель занимала первое место в списке бестселлеров журнала «Spiegel». Права на ее перевод уже закуплены в 15 странах мира. Триумфальное шествие началось с волны хвалебных рецензий, появившихся практически во всех немецких изданиях. Сочинение тридцатилетнего Кельмана называют «сенсацией», «триумфом современной немецкой литературы», «одним из наиболее успешных романов не только последних лет, но и всего послевоенного периода».
«Измерение мира» — это ироничное, насыщенное историческими фактами, увлекательное повествование о двух великих ученых: Александре фон Гумбольдте и Карле Фридрихе Гауссе, в котором переплетаются, по выражению самого Кельмана, две «романные биографии». Отправной точкой является встреча на конгрессе 1828 года двух людей, абсолютно противоположных друг другу по психическому складу, научным принципам, стилю жизни.
Рассказ о неутомимом путешественнике, эмпирике Гумбольдте соседствует с рассказом о домоседе Гауссе, создающем гениальные математические уравнения. Книга насыщена как биографическими подробностями, так и сведениями из истории науки. Тут и детские годы героев, и пылкие любовные увлечения Гаусса, и тайная склонность Гумбольдта к мальчикам, и экспедиции в экзотические страны, и научные открытия.
Гумбольдт и Гаусс — воплощение не только разных научных подходов, но и разных взглядов на жизнь. Гумбольдтом движет честолюбие — жажда признания и славы, стремление к первенству. Наука для него — коллекционирование фактов, во время путешествий он не открывает новое, а регистрирует данные, полученные с помощью измерительных приборов. В письмах к брату Вильгельму, посланных из экспедиций, он умалчивает о своих неудачах, желая лишь одного: предстать в самом выгодном свете.
В отличие от Гумбольдта, Гаусс не зависит от эмпирики и техники, его рабочий «инструмент» — феноменальные умственные способности. Иные научные открытия он не публикует и даже не записывает, считая их слишком элементарными: он предоставляет «ослам» возможность сделать их со временем самостоятельно.
Образ Гумбольдта в романе воспринимается как обобщенный портрет современного информационного общества: ученый, нацеленный на архивирование всевозможных фактов и не задумывающийся над смыслом их бесконечного накопления. Он ориентирован на внешнее, его интересует успех. И в самом деле, ему удается привлечь внимание прессы, добиться славы. Гаусс же служит науке бескорыстно, не заботясь об успехе и признании.
Однако чем дальше разворачивается повествование, тем больше сближаются образы главных героев. Ученые не только встречаются (Гаусс, по настоятельной просьбе Гумбольдта, приезжает на конгресс в Берлин и останавливается у него на ночлег), но постепенно их образы сближаются, а голоса как бы сливаются в один — мало-помалу мы начинаем замечать их сходство. Старение, приближение смерти, угасание способностей, слабость и болезненность стирают различия, и в конце романа вдруг становится ясно, что главное тут в том, что оба они — люди.
На последних страницах герои вступают в диалог «на расстоянии»: находясь далеко друг от друга, они не прерывают общения, и взаимопонимание их столь велико, что каждый то и дело подхватывает мысли другого. В конце романа они отчасти меняются местами: Гаусс впервые ощущает, что честолюбие ему отнюдь не чуждо, а Гумбольдт, совершая поездку по царской России, начинает понимать никчемность славы.
Политические события в годы наполеоновских войн и в эпоху реставрации служат фоном романа, не лишенного едких намеков на некоторые современные реалии. Так, когда Гумбольдт путешествует по России, за ним, якобы в целях безопасности, устанавливают неусыпный надзор. В результате научная экспедиция превращается в череду светских раутов. Время от времени Гумбольдт видит, как за окном кареты идут колонны заключенных, но его попытки заговорить с кем-нибудь из узников тут же пресекаются:
В честь Гумбольдта были устроены приемы во всех европейских посольствах. Несколько раз он ужинал с царской семьей. Министр финансов, граф Канкрин, удвоил сумму, выделенную на поездку.
Он благодарен, сказал Гумбольдт, хотя с грустью вспоминает те годы, когда сам финансировал свои путешествия. Нет никаких поводов для грусти, сказал Канкрин. Он может пользоваться полной свободой, а вот — и министр придвинул к Гумбольдту лист бумаги — санкционированный маршрут путешествия. Его будет сопровождать эскорт, будут встречать на каждой станции, все губернаторы получили указание позаботиться о его безопасности.
Он даже не знает, сказал Гумбольдт. Он хотел бы свободно передвигаться: ученому следует импровизировать.
Только в том случае, если он не разработал хорошего плана, заметил Канкрин с улыбкой. А этот план, обещаю, просто превосходен.
Временами описание пребывания Гумбольдта в России напоминает прозу Кафки: например, в одном городе в комнату разболевшегося ученого, непонятно зачем, вселяют двух охранников — редкостных храпунов.
Автор «Измерения мира» откровенно иронизирует и над самим собой. В предпоследней главе романа постаревший Гаусс размышляет: «А то, что происходит сейчас, — всего лишь то, что должно было произойти рано или поздно: мы надоели тому, кто нас придумал». Стареющий ученый под «тем, кто нас придумал», возможно, имеет в виду Создателя, но у читателя есть все основания предполагать, что речь здесь и о создателе данного текста.
Помимо оппозиции «Гумбольдт-Гаусс» в романе есть и противопоставление братьев, Вильгельма и Александра Гумбольдтов. «Нам рано внушили, что жизнь нуждается в публике. <…> Из-за тебя я хотел стать министром, из-за меня ты стремился попасть на самую высокую гору и в пещеры, для тебя я создал лучший университет, для меня ты открыл Южную Америку, и лишь дуракам, которые не понимают, что значит жизнь в удвоении, для обозначения всего этого в голову пришло бы слово ▒соперничество’: я должен был стать наставником и учителем целого государства, потому что на свете был ты, а тебе необходимо было стать исследователем целой части света, потому что существовал я. Поступать так — что могло быть уместнее! А ведь мы оба всегда безошибочно чувствовали, что уместно, а что нет», — пишет Александру его старший брат. Тема взаимоотношений братьев очень важна для романа. Если Гаусс и Гумбольдт во многом дополняют друг друга и воспринимаются как воплощение различных сторон одной личности, братья Гумбольдты на протяжении всего романа остаются антагонистами.
Жизнь «измерителей мира» написана так изящно и увлекательно, что некоторые немецкие критики задаются вопросом: «А было ли на самом деле все так, как описано в романе?» Некоторым из них даже удается найти ответ на этот вопрос, и ответ — отрицательный. В частности, оказывается, Кельман отправляет в путешествие «не того» сына Гаусса, вообще не упоминает о дочери ученого, которую, согласно источникам, Гаусс безумно любил. Автор «Измерения мира» «играет» в историю, явно допуская сдвиги в исторической «правде».
Несколько сдержаннее, чем прочие издания, оценивает этот роман «DieZeit». Отмечая его достоинства, газета пишет, что ожидала от молодого и талантливого автора большего. Рецензенту «DieZeit», очевидно, не понравилось как раз то, что привлекло большинство читателей, не желающих ничего «вымышленного». «DieZeit» хотелось бы большего погружения в «метафизическое и иррациональное», «вторжения Другого в расчисленный мир». По мнению «DieZeit», Кельман воссоздает «в романной форме двойную биографию, увлекательную, умно и хорошо сделанную, из которой к тому же можно извлечь кое-что полезное», однако книге не достает «литературной смелости, желания поиграть и пофантазировать, связи с настоящим».
Достаточно резкий отзыв на этот роман принадлежит и Андре Хилле, автору рецензии в интернет-издании «literaturkritik.de». Хилле отмечает, что наиболее сильная сторона книги — стремительное действие, умело создаваемое напряжение. Однако, по мнению рецензента, Кельман ради этого жертвует точностью и тонкостью прорисовки характеров.
Роман «Измерение мира» вошел в шорт-лист Немецкой книжной премии («DerDeutscheBuchpreis»), присуждавшейся впервые осенью 2005 года. Эта премия задумана как главная литературная награда Германии, сопоставимая по рангу с Гонкуровской или Букером. Она присуждается за лучший немецкоязычный роман. Члены жюри прочитали в общей сложности 150 романов, поданных на конкурс. В августе 2005 года был опубликован лонг-лист премии, а 12 сентября стали известны имена финалистов. Помимо «Измерения мира», в шорт-лист вошли романы Арно Гайгера, Фридерике Майрёкер, Томаса Лера, Герта Лошютца и Гилы Люстигер. Первая премия была присуждена роману австрийца Арно Гайгера «У нас все хорошо» (ArnoGeiger. Esgehtunsgut. — München: HanserVerlag, 2005).
«У нас все хорошо» — это нечто большее, нежели просто роман об Австрии и истории одной австрийской семьи. В центре повествования — то, что обычно утаивают, о чем говорят лишь наедине с собой. «▒У нас все хорошо’ — серьезный роман об упущенных возможностях, о власти мыслей и расхождениях между ними и поступками. Глубокая и удавшаяся книга», — пишет о романе Арно Гайгера «DieZeit».
История семьи Штерков, ничем особенно не отличающейся от других австрийских семей, предстает в романе как «абсурдная последовательность цепных реакций» («DieZeit»).
Филипп Эрлах, потомок Штерков, унаследовавший в 2001 году дом своей бабушки Альмы, вынужден разбирать доставшееся ему от предков имущество и приводить в порядок старый семейный дом. На чердаке скопилось столько голубиного помета, что очистить его без респиратора и специальной техники просто невозможно. Для этой работы приглашают наемных рабочих, однако Филипп все равно страдает: запущенным домом приходится заниматься, он властно требует внимания к себе. И покуда рабочие слой за слоем удаляют грязь с чердака, с годами превратившегося в голубятню, герой романа, никогда не интересовавшийся семейной историей, пытается — шаг за шагом — воссоздать утраченное прошлое. Будучи профессиональным литератором, Филипп начинает писать собственную предысторию.
Гайгеру важны прежде всего «маленькие», не заметные внешнему наблюдателю, события семьи Штерков. Его интересует расстановка сил между чадами и домочадцами, взаимоотношения сильного отца и свободолюбивой дочери, обманутой жены и изменяющего ей мужа. Из таких «маленьких трагедий» складывается история рода, все эти незначительные на первый взгляд события определяют будущее семьи. При этом автор не теряет из виду и «большой» истории Австрии, и читатель ни на секунду не забывает о том, где, в какой стране, разворачивается действие.
«У нас все хорошо» Гайгера некоторые критики сравнивают с книгой Евы Менассе «Вена. Роман», вышедшей в свет весной прошлого года (EvaMenasse. Vienna. Roman. — Köln: VerlagKiepenheuer & Witsch, 2005). Ева Менассе (сестра известного австрийского писателя Роберта Менассе) — начинающая писательница, ранее занимавшаяся только журналистикой. В ее романе, весьма благосклонно принятом публикой, речь также идет об истории одной австрийской семьи. Глава ее — еврей, и судьба семьи, сложившаяся совсем иначе, заставляет задуматься над совсем другими вопросами, нежели судьба Штерков.
Осенью 2005 года была опубликована новая книга известной австрийской писательницы Ильзы Айхингер — «Невероятные путешествия». Это уже вторая книга Айхингер, опубликованная ею за последние годы после многолетнего молчания. Восьмидесятичетырехлетняя Айхингер, путешествующая по далеким окраинам своих воспоминаний, создает тонкие, поэтичные миниатюры о прошлом. Еврейка по материнской линии, она чудом выжила в Вене во времена национал-социализма — выжила и спасла дочь.
«Путешествуя» от воспоминания к воспоминанию, Айхингер как бы «спасает» многих людей от забвения. Благодаря ее книге гибель родственников со стороны матери, смерть мужа, сына и трагически погибшего в 2004 году сорокатрехлетнего друга и издателя кажутся неокончательными: «погибшее» становится «спасенным».
Айхингер часто возвращается мыслями в годы Второй мировой войны. Отправной точкой ее путешествий в минувшее нередко становится нечто на первый взгляд пустячное: открытки, мелкие вещицы. «Невероятные путешествия» построены на ассоциациях и плавных переходах от одной темы к другой; не лишены они и горького сарказма — так, Айхингер вспоминает о людях, отказавшихся помочь ее семье в критической ситуации, но впоследствии погибших во время налета.
Одним из центральных событий немецкой литературной жизни осенью 2005 года стало присуждение премии имени Георга Бюхнера писательнице Бригитте Кронауэр. Ее стиль считают «темным» и «герметичным», ее произведения никогда не пользовались спросом у массового читателя. В одном из интервью, которое она дала по случаю присуждения ей этой высокой литературной награды, Кронауэр высказала надежду на то, что благодаря премии Бюхнера ситуация изменится: «темным» могут считать ее стиль только те, кто не прочитал больше одной страницы. Как отмечает один из критиков, читатель, сумевший преодолеть трудное начало, не сможет отложить книгу в сторону.
В 1970 году тридцатилетняя Кронауэр оставила профессию учителя, чтобы полностью посвятить себя литературе. Начинающая писательница решила следовать законам своего внутреннего развития, а не требованиям широкой публики. Успех пришел к ней только в 1980-м, когда вышел в свет ее первый роман «Госпожа Мюленбек в футляре» (Frau Mühlenbeck im Gehäus. Stuttgart: Klett-Cotta, 1980). Далее последовала трилогия: «Рита Мюнстер» (RitaMünster. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1983), «Конныйлучник» (Berittener Bogenschütze. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1986) и «Женщинавподушках» (Die Frau in den Kissen. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1990). В 2000-мгодубылопубликованроманКронауэр «Тойфельсбрюкк» (Teufelsbrück. — Stuttgart: Klett-Cotta, 1990), ав 2004 — роман «Тягакмузыкеигорам» (Verlangen nach Musik und Gebirge. — Stuttgart: Klett-Cotta, 2004).
«Мир можно вынести лишь в том случае, если воспринимаешь его как неизбежный спутник любви», — читаем мы в «Тяге к музыке и горам». В одном из интервью Кронауэр говорит о литературе как о «мере противодействия действительности». В эпоху массовой культуры Кронауэр отстаивает ценность индивидуального, субъективного взгляда на мир, уникальность и неповторимость каждого человека.
Жюри Бюхнеровской премии назвало Кронауэр «мастером загадочной игры, высокой радости и музыкального письма», мастером, который «все свое умение изобразить мнимую банальность, чувство комического, эротизм письма и способность к сарказму обращает против двусмысленности, свойственной человеческому поведению».
Привычное предстает в романах и рассказах Кронауэр в неожиданном свете, и в то же время мы ощущаем: суть нашего мира именно такова. «Мы еще никогда не видели людей и предметы, ландшафты и пешеходные зоны в таком свете — непривычно и одновременно очень точно, столь приближенно и под таким углом зрения», — пишет о творчестве Кронауэр рецензент «NeueZürcherZeitung». Прозу Кронауэр отличает любовь к детали, точность описаний, языковая игра, насыщенность аллюзиями и реминисценциями.
В своих интервью писательница часто обращается к теме превосходства отдельной личности над «людьми толпы» и «людскими толпами». Это же прозвучало и в ее речи на церемонии вручения Бюхнеровской премии: Кронауэр говорила о «феноменальной неповторимости» каждой личности, «бездонной загадочности» людей всех без исключения — «неприкосновенной, как человеческое достоинство».
Лауреатом премии имени Ингеборг Бахман, присуждающейся начинающим авторам, в 2005 году стал Томас Ланг, автор романа «На канате» (ThomasLang. AmSei. — München: VerlagC. H. Beck, 2006). Целиком книга была опубликована лишь в начале 2006 года, премия же была присуждена за последнюю ее главу, представленную на конкурс 2005 года.
Роман «На канате» посвящен сложным взаимоотношениям неудачливого и слабого сына и авторитарного отца, состарившегося и узнавшего, что такое слабость на собственном опыте. Сын, из-за скандала вынужденный уйти с работы на телевидении, виновный в водительской ошибке и гибели своей несовершеннолетней подруги, уже десять лет как не виделся с отцом. Он приезжает навестить его в дом престарелых. Отец, бывший учитель физкультуры и в прошлом крепкий фермер, уговаривает сына съездить вместе на их старую ферму. В конце романа отец и сын стоят в большом сарае, обвязанные одним канатом, и впервые в жизни решаются проявить нежность по отношению друг к другу.
Критики особо отмечают ясный и точный стиль книги, в которой все просчитано и продумано до мелочей. Но, как отмечает один из рецензентов, Ланг бежит всякой неоднозначности, он все разъясняет — можно сказать, разжевывает. Среди недостатков романа отмечают и слабость пространственных описаний, что особенно заметно в заключительной сцене.
Получив возможность прочитать весь роман, а не только его последнюю главу, удостоенную премии имени Ингеборг Бахман, некоторые критики задались вопросом о том, что же заставило жюри присудить премию именно Томасу Лангу. Иными словами, «полная версия» «На канате» некоторых рецензентов явно разочаровала. Да, это качественная, почти безукоризненная проза. Да, красиво, на современный лад раскрыта вечная тема отношений отца и сына. Автор обещает стать модным и «раскрученным» — у него, например, есть прекрасно составленный интернет-сайт. Очевидно, на выбор жюри повлияли все эти факторы: «ставка», сделанная на такого автора, как Ланг, способна поддержать известность и престиж премии.
Роман «На канате» вошел в список номинантов на премию Лейпцигской книжной ярмарки 2006 года. В прошлом, 2005 году лауреатом этой премии стала Терезия Мора, автор романа «День за днем» (TeréziaMora. AlleTage: Roman. — München: LuchterhandLiteraturverlag, 2004). «День за днем» — о том, как к людям приходит одиночество, о том, как мы порой проходим мимо, не оказав человеку помощи, которая не только необходима ему, но и не может быть оказана никем, кроме нас, в этой конкретной ситуации. Роман о многоязычии и безъязыкости, о молчании и крике. К этой книге особо применимы слова, сказанные о Феллини: она «кричит о том, как нужны человеку сочувствие, понимание. И хоть кроха любви». Автору, венгерке по происхождению, пишущей по-немецки, удается показать амбивалентность этого мира, сложное сочетание светлых и темных сторон в каждом человеке. В 2006-м Терезия Мора вошла в состав жюри Немецкой книжной премии, которая будет присуждаться грядущей осенью. До опубликования лонг-листа премии осталось недолго…