Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2006
Антология сербской поэзии Перев. С сербского; Сост., пред. А. Базилевского. — М.: Вахазар, РИПОЛ классик, 2004
Нынешний русский читатель, в сущности, не знает сербской литературы. Но думает, что знает. Уже давно читаемый, любимый и модный Милорад Павич да разве что еще Бора Чосич — вот пара имен, которые ассоциируются со словом "сербский". Между тем достаточно разнообразная сербская литература ХХ века остается для нас в тени современной западной.
Выпущенная издательством "РИПОЛ классик" совместно с издательством "Вахазар" тысячестраничная "Антология сербской поэзии" претендует на то, чтобы закрыть эту лакуну. Набор круглых чисел, сопровождающий книгу: 1000 страниц, ХХ век, 25 авторов, удостоенных войти в антологию, — указывает на некоторую "юбилейность" издания. Не в том смысле, что книга вышла к юбилею (такого вроде бы нет), а в том, что все сделано подчеркнуто значительно: огромный том в красивом переплете, замечательно оформленный, с репрезентативным составом авторов и переводчиков: сербскую поэзию переводили и А. Ахматова, и А. Кушнер, и О. Чухонцев, и Ю. Левитанский, и Б. Ахмадулина, и Ю. Мориц, и Б. Слуцкий. Но большинство переводов все же сделано самим составителем антологии А. Базилевским. Составитель, как бы извиняясь, многословно и путано объясняет чрезмерное присутствие себя в качестве переводчика тем, что "выявилось несоответствие некоторых московских литературных репутаций предпочтениям их носителей. Не все, кто мог, приняли в книге участие. Не все, кто принял участие, проявили усердие". В результате мы имеем качественный перевод хороших стихов, выполненный в одной манере, с одной интонацией, с единым лексиконом. Иногда даже забываешь, что читаешь стихи разных поэтов.
Это второй из трех задуманных томов: в первом содержится поэзия начала ХХ века, в третьем должна быть поэзия его исхода. Авторы, чьи стихи вошли во второй, родились до Второй мировой войны и писали в основном во второй половине прошедшего столетия, многие из них уже умерли. Среди авторов такие имена, как, например, Десанка Максимович, номинировавшаяся на Нобелевскую премию, Оскар Давичо, бывший членом Сербской академии наук и искусств, Иван Лалич, Слободан Маркович. Большинство из представленных поэтов еще и преподавали в университетах, почти все переводили с английского, французского, итальянского или русского. Книга объединяет участников войны и вполне мирных людей, относительно свободных, и узников титовских лагерей. Этот состав — тоже часть общей "юбилейности" проекта. Создается ощущение, что в Сербии, точнее говоря в тогдашней Югославии, не было поэтов вне основного русла, не именитых, не чиновных, но талантливых. Здесь чувствуется подкованность издателя, явно и нескрываемо скорбящего по былому братству двух народов и их общему прошлому. Нам представлена, так сказать, официальная, парадная сторона сербской литературы социалистического периода. Правда — надо отдать должное составителю, — в число двадцати пяти избранных вошли только достойные.
Поэзию большинства авторов антологии отличает погруженность в себя, бурные события сербской и вообще югославской истории ХХ века практически никак не отразились в стихах. Если жизненные обстоятельства и вторгаются в нее, то исключительно на уровне интонаций, ассоциаций и мелких, едва заметных деталей:
Вы — камень,
а я —
будущая земля.
Истерзаны болью,
скорбью порубленных сербских лесов,
из родника нищеты горстями мятежную долю
вы пили вволю.
Мира Алечкович Партизанское кладбище. Перевод Р.Казаковой.
В большей степени взоры поэтов обращены в более давнюю сербскую историю. Поэт как бы спорит, полемизирует с давними и не очень давними соплеменниками, с историей своего народа. Десанка Максимович вступает в спор аж с самим царем Душаном — сербским правителем XIV в., при котором был составлен первый сербский свод законов. Она "требует помилования" для бедной пряхи, солдатских погостов, Золушки, для "тех, кто спотыкается о порог", для непонятых и наивных — для всего, не замеченного средневековым законником.
За тех прошу, у кого на душе
тот же полдень стоит уже полвека,
для человека,
что любит старинные песни, любовные песни,
и в минувшее крепко вцепился.
И пишет он так, как полвека назад,
как сегодня писать нельзя нипочем,
а он не желает иначе
и не умеет шагать быстрей и всегда отстает хоть на шаг,
ему бы вовремя умереть, а он все никак,
только больно ему становится вдруг,
если он обернется назад,
если в прошлое он устремляет взгляд,
и еще от разлук.
Десанка Максимович Требую помилования. Спор поэта с законником царя Душана. В защиту тех, кто не умирает вовремя. Перевод А.Алигер.
Сербы любят свою историю. Она, хоть и неоднозначна, сложна и полна бедствий, зато объединяет и дает образы (и образа), на которые можно смотреть и в тягостные минуты, и в пору радости. Первый сербский святой — Савва Сербский — еще один из таких персонажей.
Над головой его вьются пчелы
Создавая живой нимб
В бороде его рыжей
Усыпанной липовым цветом
Громы и молнии в жмурки играют
На шее висят вериги
И во сне железом позванивают
На плече петух огнеперый
Посох премудрый в руке
Поет песни дорог и распутий
Слева от него течет время
Справа от него течет время
Шагает он по суше и по топям
И везде его сопровождают волки
Васко Попа Святой Савва. Перевод М. Карасевой.
Житель Косова Васко Попа был не только поэтом, но и собирателем и исследователем сербского фольклора. Образ св. Саввы построен именно на отголосках народных верований: он считается не только покровителем этого народа, но и — по народным верованиям — повелевает волками.
Сербская поэзия сильно ориентирована на фольклор. Фольклорные образы, мотивы и ритмы задают ее строй. Неслучайно стихи называются тем же словом, что и песня — песма. Соответственно поэт — песник. Силлабической ритмике народной поэзии вторит свободный стих большинства поэтов, чьи стихи помещены в антологии. Создается впечатление, что вся современная сербская поэзия — это поэзия верлибра. Почти нет ни привычных для русского уха силлабо-тонических строк, ни рифмы. Зато временами поражает близкая к фольклорно-притчевой двусмысленной противоречивости афористичность. Мастер афоризмов — недетский детский писатель Душан Радович. За кажущейся легкостью и простотой игры слов и смыслов в его стихах кроется грусть мудрого человека.
ЧТО В ЖИЗНИ БЕСПЛАТНО?
ТОЛЬКО ТО,
ЧТО БОЛЬШЕ,
ЛУЧШЕ
И ВАЖНЕЕ ВСЕГО!
Душан Радович Прейскурант. Перевод А. Базилевского.
Отдельных слов заслуживает предисловие. Написанное составителем и главным переводчиком этой книги, оно призвано — как это часто происходит в припадках российской любви к «братьям меньшим» — пробудить у читателя, имеющего лишь приблизительное представление о сербах, приступ любви, нежности и желания погладить их по головке. Это почему-то у нас так уже давно принято относиться к сербам: надрывно жалеть их и одновременно восхищаться ими. Дескать, вот, смотрите: несчастный, малочисленный, но гордый, самостоятельный, независимый народ, тяжкая судьбина, все от него отвернулись, кроме естественно нас, русских, — так что ни пожалеть, ни восхититься некому! Вот и давайте, восхищайтесь тем, что "Югославия была прекрасной сказкой. Такой же прекрасной, невозможной и ненавистной врагу, как Советский Союз". И сожалейте, скорбите о том, что "нынешняя беспамятная и обездушенная Эрэфия (от абревиатуры РФ — Российская Федерация. — А. М.), угождая либерал-лавочникам, предала тех, кто любил "сестру-Русиjу", как никто на свете (уж не Слободан ли Милошевич? — А. М.)". К счастью, панславизм под знаменами мировой революции и экспроприации "либерал-лавочников" уже давно ушел в прошлое, так что лучше восхищайтесь стихами и не оплакивайте химер.
Андрей Мороз
Антология сербской поэзии Перев. С сербского; Сост., пред. А. Базилевского. — М.: Вахазар, РИПОЛ классик, 2004
Нынешний русский читатель, в сущности, не знает сербской литературы. Но думает, что знает. Уже давно читаемый, любимый и модный Милорад Павич да разве что еще Бора Чосич — вот пара имен, которые ассоциируются со словом "сербский". Между тем достаточно разнообразная сербская литература ХХ века остается для нас в тени современной западной.
Выпущенная издательством "РИПОЛ классик" совместно с издательством "Вахазар" тысячестраничная "Антология сербской поэзии" претендует на то, чтобы закрыть эту лакуну. Набор круглых чисел, сопровождающий книгу: 1000 страниц, ХХ век, 25 авторов, удостоенных войти в антологию, — указывает на некоторую "юбилейность" издания. Не в том смысле, что книга вышла к юбилею (такого вроде бы нет), а в том, что все сделано подчеркнуто значительно: огромный том в красивом переплете, замечательно оформленный, с репрезентативным составом авторов и переводчиков: сербскую поэзию переводили и А. Ахматова, и А. Кушнер, и О. Чухонцев, и Ю. Левитанский, и Б. Ахмадулина, и Ю. Мориц, и Б. Слуцкий. Но большинство переводов все же сделано самим составителем антологии А. Базилевским. Составитель, как бы извиняясь, многословно и путано объясняет чрезмерное присутствие себя в качестве переводчика тем, что "выявилось несоответствие некоторых московских литературных репутаций предпочтениям их носителей. Не все, кто мог, приняли в книге участие. Не все, кто принял участие, проявили усердие". В результате мы имеем качественный перевод хороших стихов, выполненный в одной манере, с одной интонацией, с единым лексиконом. Иногда даже забываешь, что читаешь стихи разных поэтов.
Это второй из трех задуманных томов: в первом содержится поэзия начала ХХ века, в третьем должна быть поэзия его исхода. Авторы, чьи стихи вошли во второй, родились до Второй мировой войны и писали в основном во второй половине прошедшего столетия, многие из них уже умерли. Среди авторов такие имена, как, например, Десанка Максимович, номинировавшаяся на Нобелевскую премию, Оскар Давичо, бывший членом Сербской академии наук и искусств, Иван Лалич, Слободан Маркович. Большинство из представленных поэтов еще и преподавали в университетах, почти все переводили с английского, французского, итальянского или русского. Книга объединяет участников войны и вполне мирных людей, относительно свободных, и узников титовских лагерей. Этот состав — тоже часть общей "юбилейности" проекта. Создается ощущение, что в Сербии, точнее говоря в тогдашней Югославии, не было поэтов вне основного русла, не именитых, не чиновных, но талантливых. Здесь чувствуется подкованность издателя, явно и нескрываемо скорбящего по былому братству двух народов и их общему прошлому. Нам представлена, так сказать, официальная, парадная сторона сербской литературы социалистического периода. Правда — надо отдать должное составителю, — в число двадцати пяти избранных вошли только достойные.
Поэзию большинства авторов антологии отличает погруженность в себя, бурные события сербской и вообще югославской истории ХХ века практически никак не отразились в стихах. Если жизненные обстоятельства и вторгаются в нее, то исключительно на уровне интонаций, ассоциаций и мелких, едва заметных деталей:
Вы — камень,
а я —
будущая земля.
Истерзаны болью,
скорбью порубленных сербских лесов,
из родника нищеты горстями мятежную долю
вы пили вволю.
Мира Алечкович Партизанское кладбище. Перевод Р.Казаковой.
В большей степени взоры поэтов обращены в более давнюю сербскую историю. Поэт как бы спорит, полемизирует с давними и не очень давними соплеменниками, с историей своего народа. Десанка Максимович вступает в спор аж с самим царем Душаном — сербским правителем XIV в., при котором был составлен первый сербский свод законов. Она "требует помилования" для бедной пряхи, солдатских погостов, Золушки, для "тех, кто спотыкается о порог", для непонятых и наивных — для всего, не замеченного средневековым законником.
За тех прошу, у кого на душе
тот же полдень стоит уже полвека,
для человека,
что любит старинные песни, любовные песни,
и в минувшее крепко вцепился.
И пишет он так, как полвека назад,
как сегодня писать нельзя нипочем,
а он не желает иначе
и не умеет шагать быстрей и всегда отстает хоть на шаг,
ему бы вовремя умереть, а он все никак,
только больно ему становится вдруг,
если он обернется назад,
если в прошлое он устремляет взгляд,
и еще от разлук.
Десанка Максимович Требую помилования. Спор поэта с законником царя Душана. В защиту тех, кто не умирает вовремя. Перевод А.Алигер.
Сербы любят свою историю. Она, хоть и неоднозначна, сложна и полна бедствий, зато объединяет и дает образы (и образа), на которые можно смотреть и в тягостные минуты, и в пору радости. Первый сербский святой — Савва Сербский — еще один из таких персонажей.
Над головой его вьются пчелы
Создавая живой нимб
В бороде его рыжей
Усыпанной липовым цветом
Громы и молнии в жмурки играют
На шее висят вериги
И во сне железом позванивают
На плече петух огнеперый
Посох премудрый в руке
Поет песни дорог и распутий
Слева от него течет время
Справа от него течет время
Шагает он по суше и по топям
И везде его сопровождают волки
Васко Попа Святой Савва. Перевод М. Карасевой.
Житель Косова Васко Попа был не только поэтом, но и собирателем и исследователем сербского фольклора. Образ св. Саввы построен именно на отголосках народных верований: он считается не только покровителем этого народа, но и — по народным верованиям — повелевает волками.
Сербская поэзия сильно ориентирована на фольклор. Фольклорные образы, мотивы и ритмы задают ее строй. Неслучайно стихи называются тем же словом, что и песня — песма. Соответственно поэт — песник. Силлабической ритмике народной поэзии вторит свободный стих большинства поэтов, чьи стихи помещены в антологии. Создается впечатление, что вся современная сербская поэзия — это поэзия верлибра. Почти нет ни привычных для русского уха силлабо-тонических строк, ни рифмы. Зато временами поражает близкая к фольклорно-притчевой двусмысленной противоречивости афористичность. Мастер афоризмов — недетский детский писатель Душан Радович. За кажущейся легкостью и простотой игры слов и смыслов в его стихах кроется грусть мудрого человека.
ЧТО В ЖИЗНИ БЕСПЛАТНО?
ТОЛЬКО ТО,
ЧТО БОЛЬШЕ,
ЛУЧШЕ
И ВАЖНЕЕ ВСЕГО!
Душан Радович Прейскурант. Перевод А. Базилевского.
Отдельных слов заслуживает предисловие. Написанное составителем и главным переводчиком этой книги, оно призвано — как это часто происходит в припадках российской любви к «братьям меньшим» — пробудить у читателя, имеющего лишь приблизительное представление о сербах, приступ любви, нежности и желания погладить их по головке. Это почему-то у нас так уже давно принято относиться к сербам: надрывно жалеть их и одновременно восхищаться ими. Дескать, вот, смотрите: несчастный, малочисленный, но гордый, самостоятельный, независимый народ, тяжкая судьбина, все от него отвернулись, кроме естественно нас, русских, — так что ни пожалеть, ни восхититься некому! Вот и давайте, восхищайтесь тем, что "Югославия была прекрасной сказкой. Такой же прекрасной, невозможной и ненавистной врагу, как Советский Союз". И сожалейте, скорбите о том, что "нынешняя беспамятная и обездушенная Эрэфия (от абревиатуры РФ — Российская Федерация. — А. М.), угождая либерал-лавочникам, предала тех, кто любил "сестру-Русиjу", как никто на свете (уж не Слободан ли Милошевич? — А. М.)". К счастью, панславизм под знаменами мировой революции и экспроприации "либерал-лавочников" уже давно ушел в прошлое, так что лучше восхищайтесь стихами и не оплакивайте химер.
Андрей Мороз