Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2006
Перевод Инна Стам
Джулиан Барнс[1]
Пилчер-хаус
18 февраля 1986 г.
Дорогой доктор Барнс! (Я уже старуха, мне восемьдесят первый год.)
Разумеется, я читаю серьезные ПРОИЗВЕДЕНИЯ, но вечерком хочется чего-нибудь полегче, а что за выбор в Приюте для Старичья? (Как вы догадываетесь, я здесь недавно.) Полным-полно «литературы», поставляемой Красным Крестом. О чем? И ежу ясно! О докторе с пышной шевелюрой и «седеющими висками», которого, как правило, не понимает жена; вариант получше: он вдовец, а в операционной всегда рядом очаровательная расторопная медсестра, подающая ему пилу. Даже в том возрасте, когда девушке позволительно плениться столь неправдоподобным изображением действительности, я предпочитала Дарвиново сочинение «Образование растительного слоя земли деятельностью дождевых червей».
Вот я и подумала: чего тут мудрить? Пойду-ка я в общедоступную читальню да прочешу всю художественную литературу, начиная с буквы «А». (Одна девчушка меня как-то спросила: «Что такое пивной зал, я уже знаю, но что такое считальный зал?») В результате я прочла множество колоритных описаний разнообразных питейных заведений, а уж соблазнительным женским грудям, ненароком подсмотренным авторами и героями, несть числа, но я упорно продираюсь дальше. Догадываетесь, что меня ждет? Ну да: Барнс, «Попугай Флобера». А скорее всего, речь пойдет о Лулу[2]. С гордостью сообщаю, что знаю “Un Coeur simple”[3] наизусть. Но здесь у меня книг всего ничего, потому что комнатушка troppetite[4].
Хочу вас обрадовать: я одинаково хорошо владею двумя языками, и произношение у меня потрясающее. Неделю назад я услышала на улице, как школьный учитель говорит туристу: «Agauchepuisàdroite»[5]. Неуловимое изящество этого GAUCHE доставило мне истинное удовольствие ; я все повторяю его, когда принимаю ванну. Не хуже настоящего французского хлеба с маслом. Вы не поверите, но моего отца, которому сейчас стукнуло бы сто тридцать, учили произносить французские слова (как и латинские) на английский манер: вместо «лё ша»[6] — «лиичэтт». Конечно, не поверите. Я и сама сомневаюсь. Однако с тех пор многое изменилось к лучшему: сегодня школьники нередко произносят звук “r” точно так, как надо.
Но revenonsànosperroquets[7], ведь это и был повод для данного послания. Я не оспариваю ваших взглядов на совпадения. Впрочем, нет, именно оспариваю. Вы утверждаете, что не верите в совпадения. Как прикажете вас понимать? Вы подразумеваете, видимо, что не верите в намеренное, спланированное совпадение. Не можете же вы отрицать совпадения вообще, они ведь происходят сплошь и рядом. И все же вы отказываете им в какой бы то ни было значимости. Я вашей уверенности не разделяю, поскольку в таких вопросах считаю себя агностиком. Кстати, у меня есть привычка пройтись утром по Церковной улице (на которой никакой церкви уже нет) до Базарной площади (базара тоже нет). Вчера, отложив вашу книжку, я пошла прогуляться, и что же я вижу? За большим окном висит клетка, а в ней?.. Да, крупный серый попугай! Совпадение? Естественно. К чему бы это? Вид у несчастного прежалкий: он кашляет, из клюва капает, перья взъерошены, в клетке ни единой игрушки. Я посылаю (незнакомым) хозяевам птицы (вежливую) открытку — мол, это зрелище надрывает мне душу, и я надеюсь, что хотя бы вечерами, придя домой, они проявляют к питомцу милосердие. Не успеваю я вернуться к себе, как в мою комнату врывается разъяренная старуха, тычет мне в нос мою открытку и грозит подать в суд. “Прекрасно, — отвечаю. — Но вам это дорого обойдется”. Тут она пускается в объяснения. Доминик-де ерошит перья потому, что он большой позер. А игрушек в клетке нет потому, что он не волнистый попугай и разломал бы их все до единой. Из клюва же у попугаев не капает никогда, так как у них отсутствует слизистая оболочка. “Вы невежественная старая карга”, — бросает она и топает прочь.
Признаться, эта лекция о попугаях произвела на меня впечатление. Миссис ОдриПенн — женщина несомненно образованная. Поскольку под рукой не было никакого справочника, кроме старого списка студентов нашего колледжа, я от нечего делать поискала там ее фамилию. И нашла-таки: эта дама на восемь лет моложе меня, жила в общежитии леди Маргарет и по бедности получала стипендию; я же была отличницей и изучала французский. (А не ветеринарию.)
Не могла не написать вам об этом, ведь никто, кроме вас, не оценит всю причудливость совпадения этих событий. Но совпадение ли это в полном смысле слова? Не знаю. Мои сотоварищи по темнице либо безумны, либо глухи. Я, подобно Felicité, глуха. К несчастью, безумцы отнюдь не глухи, но не мне судить, насколько безумны здешние глухари. Замечу, что, хотя я тут самая молодая, именно меня назначили старостой женского отделения: по здешним меркам я, благодаря относительной молодости, — еще относительно здравомыслящая старуха.
Croyez, cher Monsieur, a l’assurance de mes sentiments distingués[8].
4 марта 1986 г.
Дорогой м-р Барнс!
Все-таки почему вы назвались доктором? Что до меня, то я — старая дева, а вы, сударь, не проявили большого великодушия, предложив мне на выбор лишь “мисс”, “миссис” и невнятное “миз”[9]. Почему бы не ледиСильвия? Ведь я вообще-то принадлежу к самому что ни на есть Вышшему Классу: мое семейство — одно из старейших в графстве и все такое прочее. Двоюродная бабушка рассказывала мне, что, когда она была маленькой, кардинал Ньюмен[10] привез ей из Испании апельсин. Досталось по апельсину и всем ее сестрам. В ту пору этот фрукт был в Англии неизвестен. А Н. был крестным отцом бабушки.
Начальница нашего узилища говорит, что хозяйка Доминика “в своем районе на хорошем счету”; стало быть, уже поползли сплетни, и мне лучше помалкивать. Я написала примирительное письмо (ответа нет как нет), а когда опять проходила мимо, заметила, что Доминика с окна убрали. Возможно, разболелся. Если у попугаев нет слизистой оболочки, почему у него капало из клюва, объясните на милость? Но если я и дальше буду задавать подобные вопросы, мне и впрямь суда не миновать. Впрочем, судейскими меня не запугаешь.
Я много преподавала Жида[11], знаю его досконально. Пруст нагоняет на меня скуку, а Жироду[12] я не понимаю. Странно устроен мой ум: в чем-то совершенно блестящий, в другом он абсолютно туп. В колледже все были уверены, что я непременно получу диплом с отличием; директриса говорила, что провалится сквозь землю, если этого не случится. А вот поди ж ты, не случилось (получила диплом второй степени, с грамотой за успехи в разговорной речи), и она даже поднимала этот вопрос перед начальством. В ответ было сказано, что число отличных оценок у выпускниц равно числу удовлетворительных, а хороших нет вовсе. Догадываетесь, куда я клоню? Я, видите ли, не ходила в «приличную» школу, а поскольку была барышней из «знатных», то предметов, положенных по программе обычной школы, не изучала; в результате мое вступительное сочинение о проявлениях материнского инстинкта у уховертки обыкновенной оказалось намного лучше «ученых» опусов девиц из знаменитой привилегированной школы Шерборн. Недаром же я стала лучшей ученицей, но об этом я вам, кажется, уже сообщала.
А теперь ответьте, зачем вы наплели, будто вы врач, да еще пожилой — за шестьдесят? Вам же явно не больше сорока. Полно сочинять-то! Еще в юности я обнаружила, что все мужчины — неисправимые обманщики, и решила никогда с ними не флиртовать, пока в шестьдесят лет не вышла на пенсию по старости; зато следующие двадцать лет я, по словам моего психолога, вела себя как отъявленная кокетка.
Разделавшись с Барнсом, я перехожу к Брукнер[13], и кого, черт возьми, вижу в тот же день по «ящику»? Ее, АнитуБрукнер, собственной персоной! Не знаю, что тут и сказать. Только одно: что ОНИ хотят, то со мной и делают. Престранные вещи творятся. К примеру, я говорю себе: «Если решение я приняла верное, пусть мне сейчас же явится олень», т. е. нарочно выбираю животное, которое в данном месте встретить немыслимо. А олень тут как тут. В других случаях заказываю зимородка или пестрого дятла — пожалуйста, хоть зимородок, хоть дятел. Не могу поверить, что это всего лишь игра воображения или что я подсознательно чувствовала присутствие этой живности где-то рядом. Такое впечатление, что есть некое «высшее я», которое велит, к примеру, безмозглому эритроциту отправиться к резаной ранке и заклеить ее сгустком свернувшейся крови. Но тогда возникает вопрос: а кто отвечает за то, чтобы ваше и мое «высшее я» учило эритроциты залечивать порезы? Когда я смотрела сериал «Больница», то заметила, что медики просто-напросто запихивают кровоточащее мясо обратно в рану и ждут, чтобы оно опять, без всякой посторонней помощи, превратилось в мышцы. Три месяца назад у меня у самой была очень серьезная операция, но все обрезки вроде бы срослись как положено. А откуда они знают — как положено?
Хватит ли у меня на странице места для попугайских перьев? Мисс Терстон, директриса колледжа, была довольно-таки неуклюжей женщиной с лошадиной физиономией. “Assoifféedebeaute”[14], она носила большие нарядные шляпы, которые ей не шли, и ездила в них на велосипеде (с корзиной на багажнике, как принято в Кембридже). Одно время, несмотря на разницу в возрасте — она была на двадцать четыре года старше меня, — мы очень сблизились и даже думали поселиться вместе, но не успели, так как она вдруг обнаружила мой скверный характер. Как-то мисс Терстон мне приснилась. На голове у нее красовалась огромная шляпа, на которой развевались перья попугая. Она радостно плясала, приговаривая: “Теперь у нас с тобой полный лад” или что-то в этом роде. “Выходит, эта женщина вовсе не была ДУРНУШКОЙ», — подумала я. И за завтраком сказала кузине: «Я уверена, что мисс Терстон умерла». Мы открываем «Телеграф» — некролога нет, хотя должен бы быть. Тут приносят почту, и на обороте конверта читаю: «As-tuvuqueMissThurstonestmorte?»[15] Мы отправляемся к другой кузине. В “Таймс” — некролог с портретом. Надо заметить, что я не “экстрасенс” и никакими сверхъестественными способностями не обладаю.
Боюсь, в прошлом письме я разошлась не в меру и даже пыталась с вами спорить. Меня назначили старостой как самую МОЛОДУЮ и толковую. Имею машину, умею водить. Поскольку обитатели приюта по большей части совершенно глухи, шептаться по углам почти некому. Позвольте предложить шикарное слово для обозначения безудержного письмописания: эпистоломания. Нижайше прошу меня простить.
Желаю вам всего наилучшего и творческих успехов.
18 апреля 1986 г.
Дорогой Джулиан!
Обращаюсь к вам по имени с вашего же разрешения, а также потому, что мне уже позволено Флиртовать; впрочем, Флирт с фотографией на суперобложке книги — для меня нечто совершенно новое. Что же до причин, по которым я решилась запереть себя в Приюте для Старичья, хотя не утратила способности ходить, водить машину и даже радоваться угрозам судебного преследования, то я предпочла не ждать, пока припрет, то есть решила sauterpourmieuxreculer[16]. Моя любимая кузина умерла, мне грозила серьезная операция, а перспектива быть Своею Собственной Домработницей, пока не околею, меня не сильно прельщала. К тому же тут неожиданно «Освободилось Место», как некоторые у нас выражаются. Вы, вероятно, уже догадались, что я по натуре — Белая Ворона и простые истины считаю именно простыми, не более того. Согласно одной из таких П.И. каждый должен как можно дольше жить самостоятельно, а потом, когда у родни уже нет сил нас терпеть или когда мы по забывчивости перестаем выключать газовые горелки и начинаем шпариться горячим какао, нужно без разговоров отправляться в Приют для Старичья. Но при описываемых обст-вах переезд в П.С. оказывается жестоким потрясением, у нас едет крыша, мы превращаемся в безмозглых маразматиков и быстренько «освобождаем место». Вот потому-то я и решилась перебраться сюда еще в относительно вменяемом состоянии. Детей у меня нет, и мой психолог такой шаг одобрил.
Увы, дорогой Барнс, увы! В нашей библиотеке есть лишь одна ваша книга — «До того, как она встретила меня», читать которую вы мне не велели. Вы не поверите, но с января ее брали уже одиннадцать раз, а один читатель, натыкаясь на слово «хер», каждый раз густо вымарывал его чернилами. Тем не менее этот ханжа соблаговолил дочитать книгу до последнего «хера» на с. 178. Я же пока так далеко не продвинулась. За ужином я попыталась было завести легкую беседу с другими глухарями, но потерпела фиаско. «Книжка-то, надо думать, о постельных наслаждениях», — предположила я. В ответ посыпалось: «А? Ась? Как? Извиняйте! Нассыждения! Сами знаете! Подушечка помягше, матрасик непродавленный и — баиньки”. Словом, никто не видел смысла обсуждать произведение. Что ж, я сама его прочту и, несомненно, узнаю много нового.
Я очень сердита, обижена и проч. на жуткую, казарменного пошиба грубость мужа нашей директрисы, бывшего старшего сержанта. Приготовилась даже спихнуть его с лестницы вниз головой, но сообразила, что он, чего доброго, посильнее меня. Позвольте еще немножко порассуждать на другую тему, хочу чуточку просветить вас насчет Приютов для Старичья. Когда моя бабуля начала выживать из ума, я объехала несколько соответствующих établissements[17]. И буквально в каждом видела те же полукругом стоящие дешевые кресла, с которых дряхлые дурехи покорно таращатся на орущий благим матом, не хуже Муссолини, телевизор. В одном заведении я поинтересовалась у директрисы: “Как и чем вы занимаете стариков?” Она посмотрела на меня так, словно не верила собственным ушам. Неужели, мол, не видишь, что тугоухие старушенции и без того развлекаются на полную катушку? “Раз в неделю приходит массовик и организует игры”, — в конце концов выдавила она. “Игры?” — удивилась я, поскольку не заметила среди обитателей приюта кандидатов в олимпийскую сборную. “Да, игры, — снисходительно подтвердила она. — Ставит одуванчиков в кружок и бросает им легкий надувной мяч, а они должны его отбивать”. Так вот, сегодня утром я сказала Старшему Серж-ту про такой мяч, но он, естественно, пропустил мои слова мимо ушей. А глухари и психи здесь больше всего боятся прослыть Нарушителями Порядка. Единственный надежный способ избежать этой доли — это лечь в гроб, но я намерена продолжать быть Нарушителем Порядка, ибо только так можно оставаться живой. Преуспею я в этом или нет, неизвестно. А устроен наш Приют для Старичья в точности по тем принципам, какие описаны у Бальзака. Мы отдаем сбережения всей жизни в обмен на полный контроль над нашим существованием. Я ожидала увидеть нечто вроде просвещенной диктатуры, которую одобрял Вольтер, но сомневаюсь, что такая форма правления когда-либо имела место и вообще осуществима. То ли по злому умыслу, то ли бессознательно, по привычке, надзиратели методично подрывают наше душевное состояние. А ведь им положено быть нашими союзниками.
Я тут собирала для вас разные sottises[18], хотя не уверена, что моя затея придется вам по вкусу. Более прочих меня раздражает распространенное представление, будто и в Англии бывает сезон под названием "лето" и этот сезон якобы рано или поздно «наступает». Тогда после ужина все дружно выходят в сад, на съеденье комарам. Правда, на улице в это время года действительно теплеет градусов на десять, и после полдника можно пойти погулять. Люди пожилые уверяют меня, что, когда они были молодыми, летом стояла жуткая жара, и они развлекались, греховодничая на возах с сеном и в прочих подобных местах. В ответ я говорю, что, будучи старше их по меньшей мере лет на тридцать, я прекрасно помню, что в годы их молодости погода в мае обычно стояла отвратительная, просто они это напрочь забыли. Вам не встречалось выражение «Lestroissaintsdeglace»[19]? Смысл его я запамятовала, знаю только, что они должны пройти, прежде чем настанет настоящее — средиземноморское лето. Как-то мне случилось провести май в Дордони[20]; дождь лил беспрерывно, хозяева по-свински обращались со своей собакой, демонстрировали мне шрамы на разных частях тела, а хлеб пекли только раз в две недели, так что к чертям Аквитанию! Правда, Дром[21] я обожаю.
Книги, которых я еще не читала:
Всего Диккенса
Всего Скотта
Всего Теккерея
Всего Шекспира, кроме «Макбета»
Всей Дж. Остин, кроме одного романа
Очень надеюсь, что вы найдете себе чудесное gîte[22]; я безумно люблю Пиренеи: цветы, маленькие gaves[23].
Представьте, в 1935 году, до того как все пошло кувырком, я совершила кругосветное путешествие. Причем на множестве различных кораблей, а не на avions[24].
Касательно совпадений: почему бы не заказать броненосца или полярную сову, пишете вы, дабы испытать возможности запланированного совпадения. На это уж я не решусь, зато сообщаю вам, что еще в шестнадцатом веке мои предки жили в Патни[25], а от Патни до Барнса[26] рукой подать.
Большое спасибо, что отвечаете на мои письма. Сейчас мне уже лучше; к тому же из-за угла показалась луна и светит сквозь ветви сосен.
Сильвия У.
Попугай Д. опять висит за окном.
16 сентября 1986 г.
Дорогой Джулиан!
Из вашего романа я почерпнула много полезного, но не потому, что вы раскрыли мне глаза на половую жизнь, а потому, что главная героиня Барбара прибегает к точно таким же сомнительным способам аргументации, что и наша Директриса. А ее муженек является, по-моему, воплощением крайнего нахальства, однако я прекрасно сознаю, что стоит слову «проклятый» сорваться с моих губ — и пиши пропало, я навек лишусь расположения Началь-ва, которое пока что ко мне благосклонно. Вчера я только собралась пойти бросить письмо в почтовый ящик, как ко мне прицепился Ст. Сержант: незачем, мол, туда таскаться, все здешние глухари и психи отдают свои письма ему, и он сам их отправляет. «Ладно, машину я уже больше не вожу, но ездить на автобусе в город буду по-прежнему и вполне в силах доковылять до ближайшего почтового ящика», — сказала я. Он смерил меня наглым взглядом, и я живо представила, как по ночам он вскрывает над кипящим чайником конверты и рвет послания, в которых есть жалобы на житье в Приюте для Старичья. Если от меня перестанут приходить письма, значит, я либо умерла, либо нахожусь в полной власти Начальства.
Вы человек музыкальный? Я в известной мере — да, но лишь потому, что в шесть лет начала учиться играть на пианино. Выяснилось, что я не лишена способностей, так что очень скоро стала свободно играть с листа, освоила контрабас и флейту (более или менее), поэтому меня без конца приглашали в разные церкви в качестве органистки. Мне страшно нравился громоподобный гул, который я могла извлечь из этого инструмента. (Сама я ни к какой церкви не принадлежу. Живу своим умом.) Мне нравится ездить в город: в автобусе все друг над другом подтрунивают, на площадке перед торговым центром народ отплясывает старинный «моррис», а из динамиков несутся звуки Бранденбургских концертов с отменными скрипичными соло.
Я прочла еще кое-кого на А и Б. В ближайшее время непременно подсчитаю, сколько в романах выпивается спиртного и выкуривается сигарет, чтобы раздуть объем опуса. Не говоря уж об «эпизодиках» с официантами, таксистами, vendeuses[27] и прочими, которые, раз мелькнув, больше в повествовании не появляются. Писатели любят толочь воду в ступе либо разводить философию, а нам их занудство предписано считать глубокими обобщениями, как, например, chez[28] Бальзака. Для какого читателя пишутся Романы? — спрашиваю я себя. По-моему, для весьма невзыскательной публики, вроде особы женского пола, которой где-то после десяти вечера, пока глаза еще не слипаются, необходимо уткнуться в книгу. Понимаю, вам мое заключение скорее всего покажется неудовлетв. Вдобавок, лично мне для такой увлеченности чтением необходимо, чтобы кто-то из героев был похож на меня и я могла бы себя с ним или с ней отождествить; но, поскольку я — типичная Белая Ворона, такое случается не часто.
И все равно, писания авторов на А и Б на голову выше того чтива, что каждый месяц нам поставляет “Красный Крест”. Такое впечатление, что Ночные Сиделки, когда им больше нечем заняться, часами кропают эти книжонки. И все — на одну-единственную тему: как выйти замуж. Мысль о том, чтó будет с героями после свадьбы, им, видимо, ни разу не приходила в голову, а по мне, тут-то главное и начинается.
Несколько лет назад одно Светило из мира искусства выпустило автобиографию. Автор пишет, что любовь к женщинам впервые проснулась в нем, когда он еще приготовишкой увидел на школьном танцевальном вечере девочку и сразу влюбился. Ему было одиннадцать, а ей девять. Вне всякого сомнения, этой девочкой была я: он точно описывает мое платьице, в той же приготовительной школе учился и мой брат, все даты сходятся и проч. С тех пор мною никто не увлекался, хотя в детстве я была премиленькой. Удостой я его тогда хотя бы взглядом, он, по его словам, уже не отошел бы от меня ни на шаг до конца своих дней. А в действительности он всю жизнь бегал за каждой юбкой, чем довел свою несчастную жену до алкоголизма; я же так никогда и не вышла замуж. Какой вы сделаете отсюда вывод, господин Романист Барнс? Упустили мы семьдесят лет назад свой счастливый шанс? Или оба чудом избежали страшной напасти? Он ведь и предположить не мог, что я стану «синим чулком», совсем не в его вкусе. Возможно, он довел бы меня до пьянства, а я его — до оголтелого распутства. Всем пришлось бы солоно, кроме жены, на которой он бы в этом случае не женился, а в автобиографии расписал бы, как горько сожалеет о том, что я вообще попалась ему на глаза. Вы человек еще молодой, это вопрос не для вас, но когда начинаешь глохнуть и плохо шевелить мозгами, задаешься такими вопросами все чаще. Где бы я сегодня была, если бы за два года до Первой мировой войны обратила свой взор совсем в другую сторону?
Ну-с, огромное вам спасибо. Надеюсь, жизнь ваша протекает удовлетв. и потомство не обманывает ваших ожид-й.
Обнимаю. Сильвия У.
24 января 1987 г.
Дорогой Джулиан!
Одну из здешних чокнутых старух то и дело навещают привидения — маленькие зеленые огоньки (сообщаю специально, вдруг вы ими заинтересуетесь). Когда старушенция, отказавшись от своей квартиры, переехала сюда, они последовали за ней. Беда вот в чем: на прежнем месте пребывания они вели себя кротко, но, оказавшись здесь, в Приюте для Старичья, совсем распоясались. У нас разрешено на случай Ночного Приступа Голода держать в «комнатке» маленький холодильник. У миссис Галлоуэй он набит шоколадными конфетами и бутылками сладкого хереса. Как вы думаете, чем эти проказники занимаются по ночам? Лопают ее конфеты и лакают ее херес! Узнав об этом, мы все проявили должную озабоченность (особенно глухие — очевидно, потому, что ничего не поняли) и попытались выразить соболезнования пострадавшей. История вышла долгая, какое-то время все ходили с постными лицами, и вдруг однажды м-с Г. явилась к Обеду, ухмыляясь во весь рот, и громко объявила: «А я с ними расквиталась! Выпила целую бутылку ихнего хереса, они оставили несколько штук в холодильнике!» Мы дружно возликовали. Увы, рано радовались. Ночные посетители продолжали опустошать запасы шоколадных конфет, несмотря на рукописные приказы и мольбы, которые м-с Г. налепляла на дверцу холодильника. (Как вы думаете, на каких языках читают призраки?) В конце концов, было решено обсудить ситуацию на собрании обитателей приюта в присутствии Директрисы и Ст. Сержанта, что и произошло однажды во время ужина. Как помешать духам лакомиться шоколадом м-с Г.? Все посмотрели на Старосту, но она, к своему стыду, испытания не выдержала. И на сей раз я обязана отдать должное Ст. Сержанту, проявившему похвальное чувство юмора, — конечно, если сам он не верит в существование зеленых огоньков, что вовсе не исключено. «А не навесить ли на холодильник замок?», — предложил он. Глухари и психи дружно захлопали в ладоши, и тогда он выразил готовность самолично съездить за замком в магазин «Всё для дома». Буду держать вас aucourant[29], вдруг эта история пригодится вам для очередного романа. Интересно, вы сквернословите так же часто, как ваши герои? Здесь к крепким выражениям не прибегает никто, только я, да и то лишь мысленно.
Знавали ли вы мою близкую подругу Дафну Чартерз? Не приходилась ли она случайно золовкой вашей двоюродной бабушке? Впрочем, нет, вы же писали, что семья ваша принадлежит к Среднему Классу. Дафна же, одна из первых в стране летчиц, принадлежала к Высшему Классу: она — дочь потомственного шотландского землевладельца. Едва получив лётные права, начала развозить по округе крупный рогатый скот. Входила в число всего одиннадцати женщин, пилотировавших во время войны бомбардировщик “Ланкастер”. Разводила свиней и самому маленькому поросенку в помете неизменно давала кличку “Генри” — в честь младшего брата. В ее комнату под названием “Кремль” даже мужу вход был заказан — вот, по-моему, секрет счастливого брака. Впрочем, муж потом умер, она вернулась в фамильные хоромы и жила там с братом Генри, последышем из их помета. В доме был сущий хлев, но их это ничуть не огорчало. Довольные своим бытьем, они месяц от месяца все сильнее глохли. Когда перестали слышать уже и дверной звонок, Генри приладил вместо него автомобильную сирену. А Дафна наотрез отказывалась носить слуховой аппарат, ссылаясь на то, что он цепляется за ветви деревьев.
Ночами, пока призраки-проказники пытаются открыть замок на холодильнике м-с Галлоуэй, чтобы добраться до ее шоколадных яиц с бело-желтой начинкой, я лежу без сна, смотрю на медленно плывущую над соснами луну и размышляю о преимуществах смерти. Не то чтобы у нас был выбор. Конечно, можно покончить с собой, но самоубийство всегда представлялось мне актом вульгарным и напыщенным, вроде вызывающего поведения тех людей, которые во время спектакля или симфонического концерта демонстративно выходят из зала. Я хочу сказать — да вы же понимаете, чтó я хочу сказать.
Умирают в основном по следующим причинам: во-первых, когда вы доживаете до моего возраста, вашей смерти уже ждут не дождутся; во-вторых, надвигаются немощь и маразм; в-третьих, обидно тратить деньги — то есть наследство — впустую, на едва теплящуюся жизнь безмозглого, дряхлого, страдающего недержанием тела. И еще: падение интереса к Новостям — голодомору, войнам и проч.; страх оказаться в полной власти Ст. Сержанта; желание выяснить наконец, что Там, за гробом (или и желания нет?).
Не вижу смысла умирать в основном по следующим причинам: всегда действовала наперекор ожиданиям окружающих (зачем же теперь себя ломать?); не хочу огорчать близких (но рано или поздно все равно придется); в Считальном зале дошла всего-навсего до буквы Б; наконец, кто, кроме меня, сумеет вывести из терпения Ст. Сержанта?
…На этом я иссякла. А у вас есть другие причины? По моим наблюдениям, «за» всегда получается убедительнее, чем «против».
На прошлой неделе в дальнем углу сада обнаружили одного из наших психов. Он стоял там в чем мать родила и держал чемодан, набитый газетами; видимо, ждал поезда. Само собой разумеется, что никакие поезда в окрестностях Приюта для Старичья не ходят еще с тех пор, как Бичинг[30] упразднил местное железнодорожное сообщение.
Спасибо, что пишете мне. Простите мою эпистоломанию.
P.S. К чему я вам это рассказала? А вот к чему. Дафна всегда была устремлена в будущее и почти никогда не оглядывалась назад, в прошлое. Подумаешь, велико дело — вероятно, скажете вы, но смею вас уверить, с годами это дается все труднее.
(Далее см. бумажную версию)