Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2006
Перевод Тамара Казавчинская
Мартин Левин[1]
Перевод с английского Т. Казавчинской[2]
«В декабре 1910-го — может быть, чуть раньше или чуть позже -переменилась сама человеческая личность», — объявила Вирджиния Вулф в одном из своих эссе 1924 года.
Обычно это ее высказывание, которое сегодня у всех на слуху, трактуют как своеобразную точку отсчета — так сказать, констатацию перелома эпох, — что характерно и для Малколма Гладуэлла, постоянного автора «Нью-Йоркера» и, кстати сказать, канадца, который, охотно повторяя эту мысль, толкует ее в том роде, что за малоприметными социальными сдвигами могут стоять сдвиги очень значительные.
На самом же деле утверждение Вулф имело смысл несравненно более узкий (или если угодно, более широкий) и относилось к изображению личности в художественной литературе. В конце концов, не стоит забывать, что процитированное эссе так и называлось: «Личность в художественной литературе» — и представляло собой настоящее фронтальное наступление, прямо-таки объявление критиком войны господствовавшему в ту пору (так называемому) реализму, который описывал героя как продукт внешних обстоятельств: среды, классового происхождения, социального статуса, национальной принадлежности. Согласно новому литературному канону, воспроизводить следовало внутреннюю жизнь изображаемого лица, а не отслеживать его местонахождение, манеру одеваться, говорить и держаться в обществе. Запечатлевая работу человеческого сознания, модернистские сочинения (а романы Вулф являют собой высочайшие их образцы) постулируют существование неразрывной связи между течением времени и конкретными жизненными обстоятельствами.
Не стану утверждать, будто нечто столь же радикальное повлияло на судьбу современной канадской литературы, но я не так уж сильно погрешил бы против истины, если бы, желая произвести эффект в духе Вулф, объявил: «Весной 1996 года — может быть, чуть раньше или чуть позже — изменилась сама канадская литература» (в данном случае под литературой я подразумеваю только прозу, точно так же, как Вулф подразумевала не человеческую личность вообще, а лишь художественное ее изображение).
В годы своего младенчества канадская литература, которую тогда любовно и насмешливо именовали «канлит», являла собой зрелище довольно жалкое, и корифеи, вроде «родоначальника канадской поэзии» сэра Чарлза Дж. Д. Робертса и новошотландского юмориста Томаса Чандлера Халибертона, отзывались о ней как о колониальном довеске к британской литературе. С этим можно было и поспорить — что и сделала в 1972 году Маргарет Этвуд, которая в своем имевшем приниципиальное значение эссе «Выживание» напомнила о том, что среди первых эмигрантов были такие авторы, как Сусанна Муди и ее сестра Кэтрин Парр Трейл, повествовавшие в своих книгах о суровости новой родины с истинно канадской точки зрения. Весьма примечательно, если вспомнить, что их третья, оставшаяся в Англии, сестра писала совершенно «верноподданные» романы об особах королевской крови.
Тогда, в 70-е годы ХХ века, в аргументах Этвуд звучали и сожаления о худосочности канадской литературы — по крайней мере английской ее части, и печальная, дорого доставшаяся мудрость. В сочинениях квебекцев (не граничивших с великой державой и не имевших с ней общего языка, — а именно так обстоит дело в английской Канаде) никогда не видели — ну разве что, совсем недолго! — колониальный придаток великой литературы, в данном случае французской. Пожалуй, в ту пору (не будем пока касаться последнего тридцатилетия) у нас не нашлось бы и дюжины прозаиков, достойных упоминания, и хотя бы одного, известного за пределами страны, — конечно за исключением Мордекая Рихлера, Робертсона Дэвиса, Маргарет Лоуренс и еще одной Маргарет: недавно дебютировавшей мисс Этвуд. На Элис Манро и Мейвис Галлант смотрели как на авторов «Нью-Йоркера» и тонких стилистов, но стилистов не канадских (в ту пору большинству рецензентов подобное словосочетание показалось бы смехотворным), а американских.
Однако в связи с возникшей в Торонто и его окрестностях издательской жизнью, на первых порах тихой, но быстро набиравшей обороты и силу, стала пробуждаться надежда на появление национальной литературы. В середине 60-х «Анансихаус» и «Коучхаус-пресс», начинавшие с очень скромных вложений, принялись публиковать таких авторов, как поэт и критик Деннис Ли, драматург Дэвид Янг, романисты Дейв Годфри, Грэм Гибсон и Мэтт Коэн. Вскоре имена завоевавших международное признание Маргарет Этвуд и Майкла Ондаатжи уже прочно ассоциировались с этими издательскими домами, делавшими ставку на национальную и только на национальную культуру, в чем порой доходили до антиамериканизма.
Году в 1995-1996-м все коренным образом изменилось. Канадская литература вступила в период расцвета, что можно приписать счастливому стечению обстоятельств: в 1994 году появилась Гиллеровская премия, к этому же времени сложился целый круг молодых авторов, а круг более узкий авторов постарше удостоился заслуженного признания. Премию, которую учредил Джек Рабинович в память о покойной жене Дорис Гиллер, блестящем и азартном главном редакторе книжного обозрения, вручали на торжественном приеме (гости в вечерних туалетах!), который сразу стал главным литературным событием года; награжденного возвели в ранг Букеровского лауреата местного значения и одарили 25 000 американских долларов; впоследствии — благодаря спонсорству финансового гиганта «Скотиабанк» — сумма эта «округлилась» до 40 000. В 1996-м Гиллеровская премия приобрела статус ежегодной и, в свою очередь, вызвала к жизни неиссякаемый поток сходных наград (как и ослепительных гала-приемов): за прозаические сочинения, за дебютный роман, за публицистику, за поэзию (последней — премией Гиффина — отмечают двух поэтов: канадского и зарубежного, каждый получает по 50 000 канадских долларов). И тут же с феерической скоростью стало расти число хороших канадских книг, причем годных не только для «внутреннего употребления», но и способных выдержать конкуренцию с мировыми бестселлерами. В 90-е годы, когда Манро, Этвуд, Мейвис Галлант, Робертсон Дэвис, Рихлер и Тимоти Финдли еще плодотворно трудились, выпуская книгу за книгой, явилось буйное соцветие более молодых литераторов: Дэвид Адамс Ричардс, автор весьма мрачных романов, действие которых происходит в Нью-Брансуике на берегах реки Мирамичи; наделенная редкой приметливостью Камилла Гибб — в прошлом антрополог, — которая использует научный мир как среду обитания своих персонажей; Джейн Эрхарт, для чьих поэтичных и живописных сочинений фоном чаще всего служит южное побережье Онтарио; меннонитка из Манитобы Мириам Тоуз, чей последний роман «Непростая доброта» завоевал вожделенный приз — Премию генерал-губернатора, равно как и сердца сотен тысяч читателей; и много-много других. Гай Гэвриел Кэй, Полин Гедж и Джек Уайт относятся к огромному числу канадцев, работающих над историческими романами, причем самыми разными: будь то верный фактам беллетризованный рассказ о прошлом, повествование, в котором смешаны реальность и фантастика, или произведение о событиях вымышленных.
В то же время на канадскую литературу появился спрос за границей. Так, роман Энн Майлз «Эфемерные вещи» — поэтический сплав археологии и истории Холокоста — стяжал большой успех в Европе, особенно в Германии. От Майлз не отстают и другие.
Некоторые канадцы жалуются, что литературную площадку полностью захватили выходцы из Торонто и что писателям из других городов — если они хотят, чтобы их заметили, — приходится перебираться в столицу Онтарио, где, в основном, сосредоточены издательские дома. Если раньше так и было, теперь все изменилось. И в Британской Колумбии, и в Ньюфаундленде — на противоположных концах «канадской книжной полки» — полным-полно подающей большие надежды молодежи, просто в каждой провинции литературный процесс протекает по-своему. В университетах Британской Колумбии (в Университете Виктории и в Университете Британской Колумбии) громадный общественный резонанс имел курс литературного мастерства, чем отчасти и объясняется то, что в этой провинции такой большой отряд (больше чем где-либо в Канаде) способных писателей, которым еще нет сорок.
И в самом деле, столь щедрая на таланты Британская Колумбия может похвастать такими романистами зрелого возраста, как Джек Хиггинс и Билл Гастон, но есть там и целая плеяда очень одаренных прозаиков помоложе, среди которых и столь разносторонний Дуглас Коупленд, и Тимоти Тейлор, и Жужи Гартнер, и Эйслин Хантер (которая пишет также замечательные стихи), и Эннабел Лайон, и Стивен Галлоуэй, и Мадлен Тьен, и Нэнси Ли, и Шарлотта Гилл, а кроме того, три Кевина: Чонг, Паттерсон и Армстронг.
В Ньюфаундленде, самой восточной нашей провинции, которая присоединилась к Канаде в 1948 году, чему предшествовали жаркие дебаты, сложилась совсем другая литература. Эта провинция, долгое время бедствовавшая (сравнительно недавно там нашли нефтяные поля), тем не менее произвела на свет удивительное количество первоклассных писателей. Достаточно привести лишь несколько примеров: Уэйн Джонстон, прославившийся историческими сочинениями, Майкл Крамми и Майкл Уинтер (резко отличающиеся по стилю и подаче материала) и наделенная неповторимой восприимчивостью Лайза Мур.
Разумеется, не обделены талантами и огромные территории в центре страны. Назовем только самых ярких авторов (в большинства своем не достигших пятидесяти): Кэтрин Буш, Андре Алексис, Майкл Хелм, Элизабет Харвор, Элизабет Хэй, Ален Камин, Гай Вандерхег, Дэвид Берген (получивший в прошлом году Гиллеровскую премию), Марк Джармен, Майкл Берри. И таких становится все больше и больше.
По общему мнению, сегодня канадская литература — одна из самых интересных и быстро развивающихся в мире. Теперь ее не так легко охватить взором, как прежде (если и впрямь когда-нибудь было легко). В течение многих лет считалось, что тем в ней раз-два и обчелся: природа, неотвратимость неудачи — что, возможно, особенно близко сердцу русского читателя, самоуничижение и неизменный антиамериканизм. Да, есть еще немного сатиры и юмора. Конечно, местные проблемы, как и описания наших диких просторов, никуда не исчезли из современной канадской прозы, но сегодня она в немалой степени результат многих культурных подходов, разных описаний городской жизни и темных, но богатых событиями страниц истории.
С некоторых пор очень интересные попытки понять нашу литературу предпринимает культуролог Пико Айер — вот уж кто путешествует по всему миру! (Наверное, если спросить его, где он живет, ответ будет таков: «Повсюду, где есть аэропорты, в которых я побывал».) Ему пришлось отказаться от представления о нашей словесности как о явлении беспочвенном и комполитическом и разработать другую модель — новой, постнациональной, полиэтничной литературы. И впрямь действие наших романов нередко разворачивается в чужих краях, как, например, в «Травинке» Льюиса Десото. Герои романов «Сладко во чреве моем» Камиллы Гиббс и «Переходный мир Викрама Лала» М. Дж. Вассанджи живут в Африке, Рохинтона Мистри и Аноши Айрани — в Индии, а Остин Кларк, Шани Муту и Тессы — на Карибских островах. В самом деле, в Канаде, особенно в Торонто, много карибов и среди них немало писателей. Иные из приезжих подробно описывают опыт эмигрантской жизни в мультикультурном пространстве Канады (которая гордится своей многонациональностью, иногда справедливо, иногда — нет). У нас живут китайцы, вьетнамцы, африканцы. Есть мусульмане, индусы, парсы. И среди них множество интересных, а порой и прекрасных прозаиков.
Очень надеюсь, что прочитав этот специальный выпуск «Иностранной литературы», вы сможете составить достаточно полное представление о новой, разнообразной, недавно сложившейся канадской литературе, которая отличается богатством, свежестью, а зачастую и великолепием.