Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2006
Осенне-зимняя ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction снискала столь громкую популярность у российских и зарубежных читателей и издателей, что «перекинулась» на лето с иным, правда, названием — «Московский книжный фестиваль». Фестиваль, как это обычно и бывает, явился отличным поводом не только для продажи книг, но и для проведения всевозможных семинаров, круглых столов, презентаций, ставших модными в последнее время поэтических и прозаических чтений, а также для вручения литературных наград. В этот раз на летней non/fiction дебютировала долгожданная премия на лучший перевод современной английской и ирландской прозы и поэзии. Премию «Единорог и лев», учрежденную Британским советом, журналом «Иностранная литература», союзом «Мастера литературного перевода» и газетой «Книжное обозрение», получили в номинации проза («Лев») и поэзия («Единорог») постоянные авторы нашего журнала Елена Суриц и Марина Бородицкая, с чем мы их горячо поздравляем. Премия для победителей — поездка на еще один прославленный книжный фестиваль — Эдинбургский.
Съехались в Москву на книжный фестиваль не только издатели, но и именитые писатели, в том числе и зарубежные. Французское посольство в Москве и московское издательство «Колибри» привезли кумира российского студенчества, автора «99 франков» и «WindowsoftheWorld» Фредерика Бегбедера, Британский совет — двух самых, пожалуй, крупных представителей современной британской прозы — Грэма Свифта и широко известного в России Тибора Фишера. Все трое встречались с читателями, охотно вступали в дискуссии, отвечали на вопросы, читали отрывки из своих последних, совсем недавно вышедших из печати произведений. Такие романы Г. Свифта, как «Свет дня» и «Земля воды», философские сатиры Т. Фишера «Философы с большой дороги» и «Коллекционная вещь», уже не раз издавались в России и знакомы нашему читателю, должно быть, ничуть не хуже, чем английскому. И Свифт, и Фишер, как и многие «живые классики» современной зарубежной литературы, впервые увидели свет на русском языке на страницах нашего журнала.
Грэм Свифт: «Писатель стал культурным аутсайдером»
«Иностранная литература». Поскольку наш журнал уже больше полувека печатает переводную литературу, первый вопрос, пусть это не покажется вам странным, касается перевода. На русский язык переводились и «Земля воды», и «Последние распоряжения», и «Свет дня»[1]. Переводы всех трех ваших романов очень недурны. Так что с русскими переводами вам повезло. Переводят вас, разумеется, и на другие европейские языки. Вы знакомитесь с переводами ваших книг? Или эта сторона вашей литературной деятельности вас мало интересует?
Грэм Свифт. Да, мало. Я перевожусь на многие языки, мои романы издавались, если не ошибаюсь, чуть ли не на двадцати пяти языках, однако в отношения с переводчиками я не вступаю. Иностранных языков я не знаю, при этом когда пишу, задумываюсь порой о том, как с тем или иным выражением, или описанием, или игрой слов переводчику придется, должно быть, повозиться.
«ИЛ». Надо ли, на ваш взгляд, «пере-переводить» классические произведения? Или достаточно одного перевода, если он хорош, на все времена?
Г. С. По-моему, каждое поколение должно иметь «свой» перевод — ведь взгляды на литературу меняются. Впрочем, у нас в Англии существует классический перевод М. Пруста на английский язык, выполненный еще в 20-е годы, и до сих пор никто не смеет взяться за новый.
«ИЛ». Вы, должно быть, и классическую русскую литературу читаете по каноническим переводам Констанс Гарнетт?
Г. С. Да, и меня они вполне устраивают.
«ИЛ». А вот Бродский говорил, что когда читаешь Достоевского в переводах Гарнетт, то читаешь не Достоевского, а Гарнетт. Набоков тоже, кажется, был от нее не в восторге.
Г. С. А я не в восторге от Набокова: заворожен собой, своим мастерством.
«ИЛ». Раз уж зашла речь о русской литературе, кого бы вы выделили? Обычно ведь западный ценитель русской словесности дальше Толстого и Достоевского не идет.
Г. С. Для меня особое значение имеет Бабель. Сказать, что он оказал на меня как на писателя влияние, — значит не сказать ничего. Бабель, его «Конармия», «Одесские рассказы» подтолкнули меня к писательству, вдохнули в меня желание писать, когда я не сочинил еще ни строчки. Это было в конце 60-х годов, когда мне не было еще и двадцати.
«ИЛ». А кто из англичан на вас повлиял?
Г. С. Трудно сказать, кто именно. В отрочестве я очень много читал — телевидения ведь не было. Читал, как и все мои сверстники, все подряд: приключения, детективы, фантастику.
«ИЛ». А сейчас развлекательную литературу читаете?
Г. С. Нет, если хочу развлечься, иду с большей охотой в кино.
«ИЛ». А вообще, читаете много?
Г. С. Сейчас гораздо меньше, чем в юные годы, да и как-то иначе, не так увлеченно, что ли. Думаю все больше не о прочитанном, а о написанном и — особенно — о пишущемся, о том, что еще написать предстоит. Чтение помогает переводчику, но не писателю — его оно, скорее, отвлекает.
«ИЛ». В России — традиционный вопрос — вы впервые?
Г. С. Да, впервые. Должен был приехать лет двадцать назад, но что-то помешало — не помню уж что. Взял, кстати, с собой в дорогу сборник рассказов Чехова. Что еще читать в России, как не Чехова.
«ИЛ». Кстати, о дороге. Мы сейчас в журнале готовим номер «Писатель путешествует». Собираем материал. А вы — писатель «путешествующий»? Путевые очерки пишете?
Г. С. Путешествую мало, путевых очерков не пишу. В 1989 году летал в Прагу, когда там была «бархатная революция». Ездил от журнала «Гранта» брать интервью у Жежи Вулфа, писателя-диссидента, его тогда только что из тюрьмы выпустили. Написал тогда очерк о Праге — и это, пожалуй, все.
«ИЛ». Мы собираемся печатать очерки о Праге Джона Бэнвилла, последнего букеровского лауреата.
Г. С. Да, Бэнвилл — прекрасный писатель, хотя его последний роман («Море». – «ИЛ») — не лучшая его книга.
«ИЛ». А кто из сегодняшних ирландских писателей вам по душе?
Г. С. Я бы назвал Колина Тойбина. У него есть превосходная книга «Мастер» про Генри Джеймса. Люблю Джеймса.
«ИЛ». А американскую литературу?
Г. С. По-моему, у нас в Англии об американской литературе завышенные представления. Английские писатели смотрят на американских снизу вверх, считают большую американскую прозу достойной подражания. Я тоже люблю Фолкнера, Беллоу, Рота (хотя далеко не все), а вот к Апдайку совершенно равнодушен.
«ИЛ». А что скажете про свою, британскую прозу?
Г. С. Скажу, что я принадлежу к счастливому писательскому поколению, начинавшему в 80-е годы прошлого века: именно тогда появились английские писатели с неанглийскими корнями, с культурным наследием, полученным за пределами Британии. Это явление очень обогатило английскую литературу, благодаря таким писателям, как Рушди, Исигуро, Найпол, мы теперь открыты миру, перестали вариться в собственном соку, как это было в середине века.
«ИЛ». Вы приехали в Москву по приглашению Британского совета и здесь, на Книжном фестивале, будете читать отрывки из своих книг. Публичные чтения стали теперь очень популярны, в том числе и в России. Вместе с тем уже общим местом стали невеселые наблюдения: современная молодежь читает гораздо меньше, чем раньше. Разделяете ли вы распространенный пессимизм по поводу будущего книги?
Г. С. Пожалуй. Теперь писатель стал в некотором смысле культурным аутсайдером. На смену книжной культуре, художественному опыту пришла культура информационная.
«ИЛ». У вас есть свой читатель, как вам кажется?
Г. С. Я о своих читателях не думаю, хотя, действительно, нередко участвую в публичных чтениях, отвечаю на многочисленные вопросы, разумные и не очень. В то же время я искренне верю, что у меня есть свой читатель, и, полагаю, он не слишком отличается от меня самого. Скажу больше: роман (а я пишу исключительно романы) — это всегда совместный труд, сотрудничество читателя и писателя. Впрочем, когда видишь — в метро, например, — что кто-то из пассажиров читает твою книгу, хочется почему-то поскорей выйти из вагона. Не раз ловил себя на этом.
«ИЛ». И очередной традиционный вопрос напоследок. Над чем сейчас работаете?
Г. С. Только что закончил новый роман, он еще не напечатан. Выйдет лишь в начале следующего года. Не решил еще даже, в каком издательстве.
«ИЛ». И долго вы над ним трудились?
Г. С. Вот именно, трудился. После «Света дня» шло тяжело, последний роман писал больше года — в новую книгу вообще долго втягиваюсь, а в эту — особенно.
«ИЛ». И вы им довольны?
Г. С. И да и нет. С одной стороны, стоит книгу закончить, поставить точку, как тут же хочется многое переделать. С другой — был бы недоволен, не стал бы выпускать ее в свет.
Тибор Фишер: «Труднее всего понравиться самому себе»
«Иностранная литература». В России вы необычайно популярны, особенно у молодежи. «Коллекционная вещь»[2] переиздавалась уже не один раз.
Тибор Фишер. В Англии, пожалуй, популярен тоже, и тоже, скорее, у молодого читателя. «Коллекционную вещь» почему-то любят женщины — вероятно, из-за главной героини. А вот роман «Философы с большой дороги» устраивает далеко не всех — язык, говорят, странный какой-то.
«ИЛ». А в мире имя Фишера известно?
Т. Ф. Меня перевели на двадцать три языка. Сам же я, кроме родного английского, читаю и прилично говорю по-французски и кое-как — по-венгерски. И это при том, что я английский венгр: родители бежали из Венгрии в Англию в 1956 году, а я родился тремя годами позже.
«ИЛ». Но ваше постоянное место жительства — Англия, так ведь?
Т. Ф. Как сказать. Часть года я действительно живу в Лондоне, часть — в Будапеште, который очень люблю, а зиму провожу теперь в Майами. Действие моего следующего романа, кстати говоря, происходит в Майами, куда является… сам Господь Бог.
«ИЛ». У нас на этот сюжет написал уже лет десять назад свой роман Слаповский. Что же собой представляет ваш очередной роман? Сатира, стилизация, как и предыдущие?
Т. Ф. В некотором смысле да. Но это еще и криминальный роман. Самый настоящий — не чета «Философам…».
«ИЛ». И название уже есть?
Т. Ф. Есть. «Хорошо быть Богом».
«ИЛ». А писателем?
Т. Ф. Откуда мне знать? За другие профессии я же не брался. Мне не с чем сравнивать. Всю жизнь только и знаю, что пишу. А если серьезно, писательство — дело тяжелое. Если ты приличный писатель, то труднее всего понравиться самому себе…
«ИЛ». У вас почему-то романы веселые, а вот рассказы — я имею в виду сборник «Идиотам просьба не беспокоиться» — получаются какие-то мрачноватые.
Т. Ф. Да, не вы первый мне это говорите. Вообще, рассказы пишутся тяжелее, к тому же их и книжный рынок не слишком жалует — откуда же взяться веселью?!
«ИЛ». А читать вы любите? Теперь ведь читают все меньше.
Т. Ф. Не знаю, я читал и читаю много — в метро без книги не езжу. По-моему, чтобы быть писателем, надо быть и читателем тоже: уметь себя видеть со стороны — первое дело. Что же до чтения, то, мне кажется, все страхи относительно падения интереса к чтению несколько преувеличены и преждевременны. В 60-е годы тоже говорили: роман, дескать, умирает, рассказ умирает, стихи никому не нужны и т. д. Ну, а уж в России, с ее более чем серьезным интересом к чтению, читатели будут всегда.
«ИЛ». А что бы вы сказали об английских читателях?
Т. Ф. Своим несерьезным, ироническим отношением к литературе английский читатель — парадоксальным образом — помогает английскому писателю. Благодаря ему в нашей литературе нет таких икон, как, скажем, Уэльбек, или Гюнтер Грасс, или Умберто Эко. Мы ведь, известное дело, люди сдержанные. И в отношении литературы тоже.
«ИЛ». И все же, несмотря на британскую сдержанность, кто из современных писателей Англии вам близок?
Т. Ф. Из англичан это Дэвид Митчелл, прежде всего его роман 2000 года «Написано привидением», из американцев — Чарльз Уиллифед и его «черный» роман «Квартет из Майами» — вот видите, и здесь тоже Майами. Из венгров — Шандор Мараи, замечательный писатель, покончивший с собой на чужбине в полной безвестности. Сейчас в Венгрии форменный культ Мараи, в книжных магазинах его книги занимают несколько полок.
«ИЛ». А из русских? Современных русских писателей знаете?
Т. Ф. Со многими современными русскими писателями я знаком не только по книгам, но и в жизни. Дружу с Пелевиным — очень, по-моему, одаренный автор, с Битовым, нравится мне «Это я — Эдичка!» Лимонова. Из великих покойников отдаю предпочтение Гоголю и Замятину. У Гоголя больше всего люблю малую прозу: повести и рассказы. Когда-то давно смотрел в театре постановку «Ревизора» — отличная пьеса.
«ИЛ». А как стали писателем вы?
Т. Ф. Когда мне было одиннадцать лет, то есть в 1970 году, в Англию приехал мой кумир Айзек Азимов — он-то меня и вдохновил на этот каторжный труд. В те годы английская литература была мертва, и американская казалась нам путеводной звездой.
«ИЛ». Вы пишете каждый день?
Т. Ф. Сколько раз пытался уклониться, делать перерывы, но сам не замечаю, как подсаживаюсь к компьютеру…