Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2006
Перевод А. Кукес
Перевод с немецкого А. Кукес[1]
Барышня Жаворонок
Хорошенькая юная барышня по имени Герти, о которой мало что было известно примечательного, в один прекрасный день обнаружила вдруг, что кое-что примечательное в ней все-таки есть — она умеет радоваться просто так!
Нет, правда — без какой бы то ни было причины. Ну, не праздновали дня ее рождения, другого праздника тоже не справляли, и никакой молодой человек не признавался Герти в страстной любви. Ну и что! А ей все равно радостно!
Неслыханная, невероятная радость поднялась из самой глубины ее существа и захватила, как ураган, и, кажется, даже ее характер изменился от этого. Из маленькой скромной мышки превратилась она в фею несказанного ликования.
Вы, конечно, спросите: отчего это так? Правильный вопрос. А дело вот в чем: бывают такие натуры, для которых их существование на земле — не что-то такое само собой разумеющееся, но знак особого предпочтения и милости судьбы по сравнению с теми, кто еще не появился на свет. Ну, Герти, конечно, философом не была и так четко эту мысль не формулировала — она, как водится у барышень, не столько размышляла, сколько чувствовала. Она просто радовалась жизни, без всякой причины, как жаворонок — из-за того только, что попала в наш мир, и все здесь пришлось ей по сердцу.
Родилась Герти в обыкновенной небогатой семье, отец — не король, а столяр, мать — не королева никакая, а служащая в конторе. Сама же она служила продавщицей в магазине детской одежды. Герти детишек любила и работала с радостью, давала советы всем молодым мамочкам, заглядывавшим сюда, чтобы купить какую-нибудь одежку своему драгоценному чаду. Между прилавком, кассой, складом и советами не особенно повеселишься: приходилось держать себя в руках, чтобы, ни ровен час, не наделать каких ошибок. Поэтому за завтраком и в обеденный перерыв она позволяла себе лишь немного порадоваться, отчего большого вреда быть не могло. Зато когда ехала с работы в трамвае на окраину городка, где у самого леса стоял ее дом, когда шла от остановки к своей калитке — вот тогда ее кружила, как вихрь, беспричинная радость, если можно считать беспричинной радость от того, что ты просто живешь на свете. Тогда счастье пульсировало у нее в крови, разливалось по венам, и вся она становилась воплощенной радостью жизни. К слову сказать, свое новое состояние она тщательно скрывала от всех, даже от старичков родителей.
Однажды, когда солнце еще стояло довольно высоко и лишь по часам можно было определить, что день клонится к вечеру, Герти, славно поторговав детскими штанишками и распашонками, шла с остановки к дому, и тут над ее головой взмыл в небо ликующий жаворонок. У барышни все внутри засмеялось, она подумала: «Я вовсе не девушка, я — жаворонок, ликующий от счастья!» И чем больше переполняло ее это неодолимое чувство, тем сильнее казалось ей, что она отрывается от земли, пока она и в самом деле не взлетела как птица. Вот, понимаешь, какие чудеса! Сперва она не поверила своим глазам: это же против всех законов физики! А как же тогда сила тяготения, про которую рассказывали в школе?! Но потом Герти целиком отдалась своему счастью, запела, словно жаворонок, взмыла ввысь и вскоре увидела внизу родное предместье с его скромными домиками и милыми палисадниками. Когда же вихрь счастья был уже на исходе, она умолкла и тихо опустилась наземь. И никому ничего не стала рассказывать, даже родителям не осмелилась признаться.
В остальном ее жизнь текла, как и прежде, своим чередом. Каждое утро Герти поднималась, умывалась, завтракала, ехала на веселом трамвае, таком уютном и дружелюбном, потом исправно трудилась в своем магазинчике на радость покупателям, большим и маленьким, и начальница ее тоже нарадоваться не могла на покладистую и прилежную барышню.
Герти частенько размышляла о своем необыкновенном даре, но не решалась о нем кому-либо рассказать. И правильно, скажу я вам, потому что кто бы ее понял? Ведь даже просто умение радоваться без причины — редкостный дар, присущий очень немногим, может быть только тем, кого принято называть хорошими, добрыми людьми. Низшие же, уродливые разновидности радости — скажем, злорадство по поводу чужой беды или того, что ты сумел в чем-то обскакать соседа — никогда не приводят к такому состоянию величайшего блаженства, которое мы вправе были бы назвать божественным, если бы знали наверняка, что божественное вообще существует. Скажем прямо: то, что люди принимают за «божественное», часто есть не что иное, как лучшие человеческие качества, расцветающие только вдали от будничного «купи-продай». Всякие карьеристы, ненавистники да завистники наверняка расценили бы Гертино ликование в лучшем случае как легкое помешательство, свойственное молодым. Потому-то она и помалкивала и была права!
Очень жаль, но сказка закончится трагично. Вы уж простите, сказочник и сам сожалеет, но… Как-то Герти снова воспарила над своим предместьем, вернувшись после рабочего дня на конечную остановку трамвая. Ликование вознесло ее над лесом, залилась она песней и взмыла в небо. А в лесу мыкалась компания охотников, злых, как волки, оттого что еще ни одной косули не подстрелили, они приняли девушку в облаках за огромную хищную птицу и решили: вот и добыча! Один из них, во всем зеленом, самый низколобый, зарядил ружье и выстрелил. Стрелок он был отменный, ибо ничего другого делать не умел, так что, как ни горько, не промахнулся…
(Далее см. бумажную версию)