Рассказ
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2006
Перевод Е. Суриц
КРОШКА ПЕСИК[1]
Как-то вечером в четверг один господин зашел в одну небольшую гостиницу в одном городе, в котором в ту пору насчитывалось примерно 47 000 жителей. Как видно, добрался он туда на своих двоих, потому что никто не слышал, чтоб у входа затормозил его автомобиль или, скажем, захлопнулась дверца такси.
Он однако же ничуть не запыхался, вид имел холеный и, в черной бородке, фетровой зеленой шляпе и сапогах на резиновом ходу, был похож то ли на инспектора, то ли на инженера.
Он спросил себе комнату и поинтересовался, можнолиему тотчас чего-нибудь перекусить, ибо он проголодался.
Хозяин сидел и пил пиво с членом муниципалитета, а потому осведомился, с ванной ли ему угодно номер или без, и сказал, что ужин подадут после восьми часов. На том и порешили, и вскоре незнакомец уже сидел за угловым столиком, ел венский шницель с жареной картошкой, пил пильзенское пиво, а все прочие глядели на него и гадали, кто бы это такой мог быть.
Съев половину шницеля и всю картошку, приезжий разрезал остатки мяса на мелкие-мелкие кусочки и тогда вынул из-за пазухи крошечную собачонку, поставил на стол перед тарелкой и стал этими кусочками кормить.
— А-а, так у вас собака, — сказали хозяин и член муниципалитета, и они подошли к столику, за которым сидел приезжий. — Ей придется освободить помещение. Собакам сюда вход запрещен.
— Все так говорят, — сказал незнакомец. — Но она же такая маленькая, в кармане у меня умещается и совсем не гадит. Смотрите, какие чистенькие лапки.
— Она, однако же, собака, и ведомством здравоохранения ее присутствие запрещено, — сказал хозяин.
— Но, — сказал приезжий, — такой маленький песик, который умещается в нагрудном кармане, может присутствовать везде.
И тут песик встал на задние лапки, помахал передними, слегка улыбнулся, и хозяин и член муниципалитета сдались.
— Ну хорошо, — сказал хозяин, — пусть живет, пока такая крошка.
После ужина приезжий сунул песика к себе в карман, взял пальто, портфель, поднялся к себе в номер и спал там до утра, а хозяин и член муниципалитета меж тем пили себе и разговаривали.
На другой день приезжий появился только к вечеру, и так бывало каждый вечер в течение двух недель. Хозяин всегда подходил к столику и смотрел, как крошечный песик ест, как он стоит на задних лапках, но вот как-то вечером он сказал:
— Собачка, однако ж, подросла.
— Отчего бы ей не подрасти, — отвечал незнакомец. — Но все равно она еще маленькая.
— Ничего-ничего, — сказал хозяин. — Мы тут все в гостинице к ней привязались, а многие заходят только, чтоб поглядеть, как она ест, и я их пускаю.
А через две недели приезжий заказал уже две порции. Одну поставил на пол и вытащил песика.
— Пусть приучается на полу стоять, — сказал он.
— Как бы это нашим делам не повредило, — сказал хозяин. — Еще вырастет, придется вам съехать.
Песик еще вырос, но приезжий никуда не съехал, остался с ним в гостинице, и он по-прежнему вставал на задние лапки и улыбался, но уже не умещался в кармане. Он теперь гулял на поводке.
— Ну, как идут ваши дела? — спросил однажды приезжий господин. — Собака-то моя выросла.
— Дела идут как по маслу, — сказал хозяин. — Но меня смущают предписания ведомства здравоохранения.
— А-а, — сказал незнакомец. — Делать им там, что ли, нечего, в их ведомстве? Не станут они шпионить за миленьким маленьким песиком.
— И то правда, — сказал хозяин. — Что ж, будем надеяться.
Шли месяцы, и песик рос, рос и скоро стал ростом со стул, на котором сидел приезжий, потом со стол, за которым тот ел. Посетители бросали ему лакомые кусочки и дивились, как такой крошечный песик стал такой большой и все растет и растет.
Дела шли в гору, и ведомство здравоохранения выдало хозяину особое удостоверение в том, что Песик теперь, собственно, уже не является собакой. Где это виданы такие большие собаки, сказал председатель.
Хозяин, потирая руки, подошел к столику, где приезжий ел свой венский шницель, а Песик где-то под потолком обгладывал говяжью голень, которую по случаю воскресного дня преподнесло ему местное общество защиты животных.
— Надо поднять потолок, — сказал хозяин. — Давно уж мы не видали, как он сидит на задних лапках и улыбается.
Так и сделали, и Песик снова мог сидеть и улыбаться так, чтобы все им любовались. К стенам пристроили ложи, балконы, и публика теперь сидела там и ела и бросала лакомые кусочки в рот своему любимцу.
— Мы всем обязаны нашему Песику, — говорил хозяин, сам не свой от счастья.
Прошло еще несколько месяцев, и приезжий все больше водил Песика взад-вперед по улицам. Правда, тот грыз трамвайные провода, так что пришлось перевязать ему лапы изоляционной лентой. Он заглядывал в фабричные окна, смотрел на стройки поверх заборов, и рабочие ему подмигивали и улыбались.
— Какой же он милый, наш Песик, — сказал кто-то однажды, глядя, как его большая скромная морда проходит мимо, пока все они завтракают у себя на четвертом этаже.
— Подружку ему надо, — вздохнул другой, специалист по случкам. — Как-никак он у нас кобель.
— Всякое начало трудно, — сказала молодая дама. — Но существуют ли суки такого размера! О, мы еще посмотрим, мы еще увидим! Я слышала, в Южной Америке кое-что можно подыскать.
И друзья стали копить и собирать деньги, чтоб импортировать такую суку. «За расу, за породу», — писали они на лацканах пиджаков, по краю декольте, на сумочках и папках.
— Да-да, — сказали в городском совете. — Поддерживаем. — И выделили тысячу-другую крон. Ведь Песика так полюбили все жители города.
Песик меж тем съедал теперь десятки говяжьих отбивных в один присест, и несколько избранных мясников были весьма довольны. Потом их круг пришлось расширить, развилась конкуренция, но Песик начал привередничать.
— Он перестал расти, — сказал хозяин гостиницы, почесав в затылке. — А мы-то туристов заверяли, что к лету он еще вырастет.
Были приняты меры. Весь край обрыскали и нашли самых лучших мясников, и те скупали самый лучший скот, поили его бочковым пивом самых отборных марок, так что мясо делалось нежное, сочное и само отделялось от костей. Да, друзья мои хорошие, восхищался народ, он знает толк в говядине. И знает, чего хочет.
А он все равно не рос, хоть ел все больше и больше.
— Ему человечинки хочется, — сказал один аптекарь, — помнится, в старину что-то такое рассказывали.
— Не говорите этого вслух, — сказал хозяин гостиницы. — Хотя вы, очень даже может быть, и правы. Мы выясним.
Приезжий господин тем временем ел себе свой в меру прожаренный венский шницель, пил свое пильзенское пиво и ходил себе гулять. Он гулял со своим Песиком, и все на них смотрели, хвалили его и говорили, что он самый изящный и красивый господин.
Для начала доставили двух старичков, которые отказались идти в дом для престарелых — по зрелом размышлении и возбужденные той новостью, что экспедиция, отправленная в Южную Америку для приобретения суки, вернулась ни с чем. Песик, по южноамериканским понятиям, оказывается, — всего-навсего щенок. Производительная сила у него появится только, когда он подрастет еще на несколько этажей.
В течение последовавших месяцев численность местного населения заметно снизилась, и кое-кто подался в сторону границы в нескольких сотнях километров от города. Гражданам приходилось организовывать бригады и вылавливать сперва припозднившихся гуляк, а потом и слишком рано спешащих на работу велосипедистов. Песику надо было расти.
— Все тишком, — говорил аптекарь, -все ладком.
Приезжий только кивал.
А песик опять стал привередничать. Что ни дадут ему — все не по нем. И скоро хозяин гостиницы догадался, в чем тут дело.
— Песик так полюбил наших городских детей, — сказал он. — Надо уж ему позволить вдоволь ими полакомиться.
Так и порешили, и рабочие и дамы-разведенки за сорок тихо-мирно обо всем договорились. Дела шли хорошо, и скоро Песик стал совсем большой.
Многие проблемы в городе решались сами собой. Пешеходы и велосипедисты теперь не ругались друг с другом, и все прямо-таки забыли про безработицу. Установилось спокойствие среди населения. К тому же и смерть теперь стала быстрой и легкой. Ам-ам — и готово.
— Вообразите, что будет, когда доставят суку, — говорил приезжему хозяин гостиницы. — Миллионы понаедут смотреть. Магистрат построит стадион.
Стадион построили, и Песик еще подрос, и в свой срок привезли ему суку, и обоих привели на стадион, и приезжий господин поздоровался с другим приезжим господином, который вел суку.
Собаки обнюхались, публика аплодировала, и Песику кинули двух-трех гимназистиков, чтобы он подкрепился перед столь важным свершением. Песик справился великолепно, будто в жизни своей ничем другим и не занимался. Потом они походили вместе,потом улеглись рядком, а потом их фотографировали с вертолета.
Да, и Песик встал в позу, улыбался публике и поворачивался, чтобы все могли его видеть. Такой песик, с такими способностями!
— Надо прямо сказать, — говорили люди друг другу в трамваях, — ему нет замены.
Теперь надо было уже кормить двоих, и граждане очень старались, но вот однажды в дело вмешался бургомистр.
— Так дальше не пойдет, — сказал он. Его тотчас сместили.
Потом все члены магистрата тоже что-то такое сказали, и тех тоже сместили. Вслед затем граждане увидели, как один социал-демократ и один консерватор были тоже съедены в один присест.
— Не нужны нам такие политики, — говорил народ. — И точка.
А Песик и его избранница процветали.
— Семь щенков, не меньше, — объявил со стремянки ветеринар. — У нас же народу не хватит их всех прокормить.
Он тотчас был скормлен за такие слова. Люди, конечно, шли добровольно, когда собачки в них терпели нужду. Шли принаряженные, во фраках и шляпах и радовались, что их усваивают.
А приезжий прекрасно питался в гостинице вместе с южноамериканцем.
Но вот однажды спустились они к столу, а еды на столе не оказалось, и они переглянулись.
— Не пора ли нам уезжать? — сказал приезжий господин.
И они уехали, за границу, наверно. С тех пор о них не было ни слуху ни духу, а Песик с подругой и милыми детками живет себе поживает в окрестностях города. Несколько раз на неделе к ним отправляется поезд-экспресс с пассажирами, а так все идет себе тихо-мирно.