Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2005
В. Генацино Зонтик на этот день. Роман / Перев. с нем. М. Кореневой. — СПб.: Амфора, 2004
Т. Хюрлиман Фройляйн Штарк. Новелла / Перев. с нем. Р. Эйвадиса. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2004
Й. Хазлингер Венский бал. Роман / Перев. с нем. В. Фадеева. — СПб.: Азбука-классика, 2004
В рамках проекта «Шаги» на Россию прошедшей осенью обрушился шквал немецкоязычной литературы — с середины ХХ века до наших дней. Всего около пятидесяти книг, несколько десятков новых имен из Германии, Австрии, Швейцарии. Наряду с признанными во всем мире авторитетами — Немцами Мартином Вальзером (р. 1927) и Гюнтером Грассом (р. 1927), Кристой Вольф (р. 1929) и Генрихом Бëллем (1917-1985), швейцарцем Фридрихом Дюрренматтом (1921-1990) и австрийцем Петером Хандке (р. 1942) — проект знакомит русского читателя с прекрасными авторами «среднего» и «старшего» поколений, популярными в странах немецкого языка, но все еще почти неизвестными у нас; таковы уроженцы Германии Ульрих Бехер (1910-1990), Николас Борн (1937-1979), Юрек Беккер (1937-1997), Уве Тимм (р. 1940), Вольфганг Хильбиг (р. 1941), Вильгельм Генацино (р.1943), Винифрид Георг Зебальд (1944-2001), Пауль Низон (р. 1929), Томас Хюрлиман (р. 1950) из Швейцарии, Йозеф Хазлингер (р. 1955) и Марлена Штрерувиц (р.1950) из Австрии и другие. К несомненным достоинствам программы можно отнести и включение в нее немалого числа авторов «молодого» поколения — как известных, так и не очень, — что позволяет ощутить пульсацию сегодняшнего, очень живого литературного процесса в немецкоязычном пространстве. Помимо романов успешных «молодых дарований», таких как Томас Бруссиг (р. 1965), Марсель Байер (1965) или Юлия Франк (р. 1970) из Германии, авторов нашумевших романов, занимавших верхние строчки в национальных списках бестселлеров, в рамках проекта изданы и лучшие литературные дебюты последних лет; таковы, например, «Агнес» (1998) Петера Штамма (р. 1963; Швейцария), «Мой Пигафетта» (1999) Фелицитас Хоппе (р. 1960, Германия), «Дядя Джимми, туземцы и я» (2001) Артура Беккера (р. 1968; Германия). Инициатором столь масштабной культурной экспансии выступил фонд С. Фишера, обеспечивший проекту серьезную поддержку — помимо своей собственной еще и со стороны Фондов культуры Германии и Швейцарии, Министерства культуры РФ.
Представленные ниже книги написаны писателями из трех стран, где говорят и пишут по-немецки, — Германии, Австрии и Швейцарии. В какой-то степени они иллюстрируют те особенности менталитета и культурно-философские предпочтения своих литератур, которые и позволяют современным германистам более или менее убедительно выделять в едином вообще-то пространстве немецкоязычной художественной словесности подпространства германской, австрийской и швейцарской литератур.
Немецкий писатель Вильгельм Генацино родился в Мангейме; как и большинство современных немецких писателей, в университете изучал германистику и философию, позднее организовал и возглавил литературный журнал «Лезецайхен» (1980-1986), основал литературное агентство «Литературкоп». Ныне зарабатывает пером, живет в Хайдельберге. Автор более десяти романов (среди них трилогия «Абшаффель», 1977-1979, романы «Полные идиоты», 1979, «Чужие битвы», 1981, «Тихо поющие женщины», 1992, «Бездомность рыб», 1994, «Кассирши», 1999, «Зонтик на этот день», 2001, «Одна женщина, одна квартира, один роман», 2003), рассказов, эссе. Лауреат престижных литературных премий, в том числе главной литературной премии Германии — им. Г. Бюхнера (2004).
Лирический герой романа «Зонтик на этот день» (как и во многих других произведениях Генацино, почти не отличимый от самого автора) принадлежит племени поэтов-акынов, певцов особого жанра, характерного для среднеазиатской поэзии, — «что вижу, то пою». А видит он много — работа обязывает. Когда получаешь деньги за то, что носишь ботинки известных фирм, а после пишешь отчеты о своих ощущениях, приходится много ходить. Когда много ходишь и голова твоя ничем не занята, волей-неволей начинаешь внимательнее смотреть по сторонам, острее воспринимать увиденное, размышлять, воплощать в слова.
Описывая ничем не примечательную повседневность, цепляясь за малозначительные и случайные, казалось бы, детали, писатель незаметно погружается в нее все глубже и глубже, постепенно достигая уровня, когда количество переходит в качество и повествование обретает философскую глубину. В результате ему удается поразительная вещь — показать, как из кажущейся бессмысленности рождается смысл, показать эмпирически, не рассуждая, а вынуждая реальность вновь, уже на страницах книги, проделать свой коронный фокус.
«Есть совершенно не хочется, но, может быть, если я отвлекусь на сосиску, мне придет в голову какое-нибудь подходящее слово для обозначения глобальной странности этой жизни» — так, следуя мгновенным импульсам и ситуативным впечатлениям, чутко прислушиваясь к ним и намеренно поддаваясь, писатель постигает сущность окружающих вещей, людей и их поступков. Секрет удачи, по-видимому, в признании писателем «вторичности» собственного слова, подчиненности его реальности, непосредственно воспринимаемой чувствами — в первую очередь зрением; в констатации приоритета над словом (и над собой) «виждящего и внемлющего» молчания.
«В последнее время на меня все чаще нападают приступы молчания, которых я сам пугаюсь, потому что не знаю, насколько дозы молчания необходимые мне для жизни, находятся в пределах нормы или это уже перебор, свидетельствующий о начале внутреннего заболевания. Недавно мне пришла в голову мысль разослать всем людям, которых я знаю, вернее всем, кто знает меня, график молчания. Этот график будет строго фиксировать промежутки времени, когда я склонен говорить, а когда нет. Тот, кто не захочет придерживаться этого графика, будет вообще лишен возможности общаться со мною. На понедельник-вторник я поставлю (поставил бы) сквозное молчание. По средам и четвергам я ограничил бы сквозное молчание первой половиной дня, а на вторую назначил бы переменное молчание, предполагающее возможность перерывов на короткие беседы и такие же короткие телефонные звонки. Только по пятницам и субботам я готов (был бы готов) отдаться беспробудным разговорам, но не раньше одиннадцати утра. По воскресеньям у меня шло бы тотальное молчание. Честно говоря, этот график молчания я составил давным-давно и чуть было не разослал его. Я даже уже напечатал адреса на конвертах».
С несколько иной стороны (вернее, с двух противоположных сторон одновременно) подбирается к сути вещей швейцарец Томас Хюрлиман. Личный, сугубо индивидуальный взгляд на мир накладывается у него на культурно-исторический фон, от которого оказывается не отделимым.
Будущий писатель и драматург родился в Цуге (Швейцария), изучал философию в Цюрихе и Берлине, работал ассистентом режиссера в Берлинском театре им. Шиллера. Его дебютный сборник рассказов «Женщина из Тессина» (1981) был удостоен сразу двух премий (журнала «Аспекты», 1981, и премии Рауризера, 1982). В центре его популярных, несмотря на изысканность в языковом отношении, пьес («Дедушка и сводный брат», 1981, «Последний день подачи документов», 1984, «Последний гость», 1990, «Посол», 1991) тайные пороки «приграничной» жизни маленькой многоязычной Швейцарии. Некоторые из пьес переведены на русский язык и ставятся в российских театрах. Первый же его роман — «Большой кот» (1998) — принес писателю сразу три премии (Фонда К. Аденауэра, 1997, Солотурнскую, 1998, и премию Й. Брайтбаха, 2001).
В глубокой и тонкой новелле «Фройляйн Штарк» (2001), немецкоязычное издание которой было отрецензировано в «ИЛ»[5] писатель рисует картину мужания подростка и одновременно панораму ХХ века, как она преломилась в истории еврейского семейства Кацев, включающего и самого юного героя, и его дядю-прелата, директора монастырской библиотеки. Старший Кац, человек энциклопедических познаний, философ и одновременно жизнелюб, выступает в символической роли хранителя и распространителя культурного достояния человечества; младший познает мир во всей его внешней противоречивости. И оказывается, для постижения мировых антиномий нет лучшего места на свете, чем дядюшкин «книжный ковчег».
Мир, кропотливо выстраиваемый швейцарским писателем в сегодняшних стенах древнего монастыря, пронизан противоречиями. Тут и двойственность, олицетворяемая длительным сосуществованием под одной крышей простодушной католички — неграмотной крестьянки фройляйн Штарк — и образованнейшего прелата еврейского происхождения. И раздвоенность, ощущаемая «книжным» подростком в связи с проснувшимся непреодолимым интересом к противоположному полу. Тут и извечный еврейско-христианский конфликт, корень которого автор видит в глубинном мировоззренческом несходстве — в первую очередь именно в восприятии пола.
И все-таки мир новеллы безусловно един. Богатство языковых средств, притчевая интонация, бережно сохраненная переводом Романа Эйвадиса, формируют особый ракурс, позволяющий смещать акценты в противоположных друг другу системах ценностей и рассматривать происходящее (как в реальности, так и в воображении героев) с двух разных точек зрения одновременно. Таким образом, совмещается, казалось бы, несовместимое: мужское и женское, плотское и духовное, еврейское и христианское. И оказывается, — по крайней мере, в художественной реальности новеллы, — что столкновение противоположностей не только не приводит к конфликту, но и, напротив, рождает новое, формируя, в частности, неординарного молодого человека — юного Каца. Перспектива, которой так не хватало всему ХХ столетию, предстает гармоничной и плодотворной.
В самом политизированном из трех, но одновременно и истинно провидческом романе «Венский бал» (1995) австрийца Йозефа Хазлингера не только сама мировоззренческая платформа, но и судьбы героев во многом определяются культурно-исторической спецификой страны и момента, воплощенной в политических интригах.
Йозеф Хазлингер родился в Цветле (Нижняя Австрия). Изучал философию, германистику, историю театра в Вене. Соиздатель известного литературного журнала «Веспеннест» в 1973-1992 годах. С 2001 года — приглашенный доцент в Германском литературном института в Падерборне. Автор многочисленных эссе на актуальные политические темы («Политика чувств. Эссе об Австрии», 1987, «Нищета Америки. Опыт описания земли обетованной в одиннадцати очерках», 1992, и др.), рассказов, повестей («Смерть бедняка Игнаци Хайека», 1985, «Средний возраст», 1990). Лауреат более десяти литературных премий.
Фабула «Венского бала» строится вокруг беспримерного по своим масштабам террористического акта. Во время знаменитого Оперного бала — ежегодного события, собирающего цвет мировой аристократии, политики и бизнеса, — зал заполняется ядовитым газом, и все присутствующие погибают. В том числе и оператор по имени Фред — сын известного телерепортера, звезды крупного европейского телеканала.
Постепенно, все глубже погружаясь в расследование обстоятельств, приведших к смерти сына, отец Фреда начинает подозревать, что к ужасному преступлению, вполне возможно, причастны весьма влиятельные фигуры австрийского (и даже мирового) масштаба — от руководителей общеевропейских телеканалов (в частности, того, на котором работает он сам) до крупных полицейских начальников. Одни — сочтя, что их понимание общественных интересов оправдывает многочисленные жертвы, другие — поддавшись соблазну увеличить рейтинги и одержать победу в конкурентной борьбе.
Террористическая группа крайне правого толка — ее история представляет собой одну из параллельных линий сюжета — хоть и совершает преступление фактически (приносит баллоны в подвал театра и распыляет газ), тем не менее едва ли имеет отношение к дьявольскому замыслу. Если бы исполнители знали, что газ ядовит, они иначе обращались бы с баллонами, предприняли бы хоть какие-то меры для собственного спасения. То обстоятельство, что все члены группы, отправившиеся в тот вечер в Оперу, погибли — лучшее подтверждение версии, которую излагает главному герою единственный выживший террорист (в тот вечер он был оставлен дома, чтобы поддерживать связь).
Концовка романа не вполне прозрачна (что делает его особенно реалистичным): преступники так и остаются за кадром. Ясно только, что за доморощенными террористами кто-то стоит, а кто именно — французское руководство телеканала, новый начальник Венской полиции или какая-то третья организация — не ясно. Остается открытым и вопрос, не стоит ли кто, в свою очередь, и за ними… Понятно, к сожалению, только одно: ни одну из названных сил исключить из подозреваемых не получается.
За шесть лет до 2001 года Йозеф Хазлингер смоделировал в воображении такой удар по обществу, после которого со страной можно делать все что угодно — в корне менять внутреннюю и внешнюю политику, вводить любые полицейские меры, снимать одних чиновников и назначать других. Перепуганные массы безропотно примут любые меры, если убедить их, что меры эти послужат общественной безопасности…
Но не только прозрением будущего интересна эта книга. С медицинским бесстрастием Хазлингер препарирует австрийское общество середины 1990-х, безжалостно вскрывая его тайные гнойники и язвы, но действует при этом не в популярной ныне традиции знаменитых «австроненавистиков» второй половины ХХ века — Томаса Бернхарда, Эльфриды Елинек, — а, скорее, следуя рецептам паталогоанатома Австро-Венгрии Роберта Музиля, увидевшего в крушении империи истоки фашизма. Фашизм жил, жив и будет жить, — кажется, утверждает писатель. Несколько видоизменяясь, адаптируясь к современности, он процветает в любых условиях. И не важно, страшен он сам по себе так же, как прежде, или уже нет, — в любом случае, он представляет собой хорошо организованную силу, очень удобную для всех тех, кто захочет использовать ее в собственных интересах.
Е.Соколова