Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2005
Пять миллионов гульденов, всевозможные акции и фондовые бумаги, солидный особняк в самом центре Амстердама с салоном, библиотекой, «китайской» комнатой, столовой, десертной, спальнями и еще двадцатью семью комнатами, на описание которых у оценщиков ушло три дня, загородные имения, одиннадцать беговых лошадей и четырнадцать экипажей, многочисленные драгоценности — такое наследство оставил жене после смерти в 1854 году амстердамский банкир Адриан ван дер Хоп. Амстердаму же он завещал коллекцию картин, насчитывающую более 250 полотен, среди которых всемирно известные «Еврейская невеста» Рембрандта, «Девушка с письмом» Вермера, пейзажи Рёйсдала и Хоббемы, городские виды ван дер Хейдена, церковные интерьеры Эмануэля де Витте и Санредама, жанровые сценки де Хоха, Метсю, Терборха, Яна Стена, Адриана и Исаака ван Остаде, Герарда Доу, портреты Франца Халса и Фердинанда Бола — словом, весь Золотой век голландской живописи. Все это богатство, оцененное тогда в четыреста тысяч гульденов, переходило городу при условии, что тот оплатит пошлину на наследство, что для собрания будет создан музей, носящий имя ван дер Хопа, и что доходы от него пойдут на вспомоществование бедным. В том случае, если Амстердам не примет подарка, коллекция переходила в Харлем, а в случае отказа и Харлема, картины должны были быть проданы с молотка — распродажу ван дер Хоп предпочитал присвоению коллекции Рейксмузеумом, совсем зачахнувшим к тому времени без денег и новых поступлений: «национальная апатия», в которую погрузилась вся страна после отделения Бельгии в 1830 году, ощущалась и в ее главном музее.
Амстердам, тоже еле-еле сводивший концы с концами, от подарка не отказался, но поставил свои условия: деньги на пошлину должны собрать сами горожане. По подписному листу — кто-то давал гульден, кто-то сто — наскребли сорок тысяч, и в тот же год в Королевской Академии под «Музей ван дер Хопа» отвели два зала. Когда же в 1885-м открылся новый Рейксмузеум, город передал ему «во временное пользование» 158 картин — самые ценные из собрания банкира. Страхи ван дер Хопа — наверное, со страхами это случается чаще, чем с мечтами, — сбылись: его картины попали в Рейксмузеум, и имя коллекционера было забыто до осени этого года, когда три (!) музея Амстердама посвятили свои выставки 150-летней годовщине «подарка». В музее университета Амстердама можно увидеть собрание книгван дер Хопа по ботанике, в Рейксмузеуме отдельно выставлено двадцать картин из его коллекции, но самая большая выставка, посвященная дару банкира, проходит в Музее истории Амстердама. Она так и называется «Подарок. Голландские художники в собрании амстердамского банкира». Картины, отданные городом «во временное пользование» Рейксмузеуму и другим музеям Голландии, вернулись на время выставки в городской музей, так что «подарок» (не считая двадцати шедевров, оставшихся в Рейксе) можно увидеть таким, каким он был преподнесен городу 150 лет назад. Выставка дает представление о вкусах голландских коллекционеров XIX века, о личных вкусах ван дер Хопа, о влиянии, которое оказала его коллекция на формирование наших сегодняшних вкусов. И, конечно, о нем самом.
Адриан ван дер Хоп родился в 1778 году в Амстердаме. Его отец был военным прокурором Адмиралтейства и, главное, оранжистом, то есть сторонником дома Оранских и правящего в это время штатгальтера Вильгельма V. Противниками оранжистов были «патриоты», и стычки между двумя этими партиями не ограничились играми в театре, когда оранжисты тростями, перевязанными оранжевыми лентами, играли в йо-йо, в то время как патриоты демонстративно играли в бильбоке. В конце девяностых годов страна была практически в состоянии гражданской войны, и только вмешательство прусской армии в 1787 году позволило Вильгельму V удержать власть. Ненадолго. После того как в 1795 году французские войска под командованием генерала Пишегрю без особого труда захватили скованные льдом в заливе Эй голландские суда, к власти во всецело зависимой от Франции Батавской республике приходят «патриоты». Штатгальтер Вильгельм V бежит в Англию, ван дер Хоп-старший, отсидев какое-то время в тюрьме по обвинению в государственной измене, лишается права выезда из города, а его сын Адриан, начавший было изучать право в Гронингене, переезжает в Киль, в то время датский город, и запрашивает датский паспорт, чтобы без особых проблем навещать родителей. Через пять лет, так и не закончив университет, он возвращается в Амстердам. Мужья его сестер вносят за негопо 100000 гульденов, огромную по тем временам сумму, и он поступает в банкирский дом «Вдова Е.Крузе и Кº». Позже, когда ван дер Хоп стал одним из самых богатый людей Голландии (не считая двух членов дома Оранских, он платил самый большой налог в Голландии), свояки попросили его вернуть им деньги, но ван дер Хоп отказался. Он считал их подарком. Вышло по русской пословице «зять да шурин — черт их судит», только судил их не черт, а суд. И присудил деньги ван дер Хопу. Сразу же после того как суд вынес свое решение,один из его свояков, сам известный адвокат и член Провинциальных Штатов, застрелился. Но все это было позже. А пока что ван дер Хоп переходит в один из самых известных и преуспевающих банкирских домов Голландии — «Хоуп и Кº». Одному из его директоров, Генри Хоупу, Адам Смит посвятил свое «Исследование о природе и причинах богатства народов». Фирма была тесно связана с домом Оранских и с приходом французов последовала вслед за Вильгельмом в Англию.
В 1813 году закончился период французского господства, во время которого Голландия попеременно была то Батавской республикой, то королевством, то департаментом Франции. После того как в 1815-м Наполеон был окончательно разбит при Ватерлоо, в Голландию возвращается из Англии сын штатгальтера Вильгельма V и становится королем Вильгельмом I. Вместе с ним возвращается в Голландию и «Хоуп и Кº». Возвращение Оранских означало возвышение ван дер Хопа-старшего, который был назначен министром военного флота, возвращение «Хоуп и Кº» означало стремительную карьеру его сына. Адриан ван дер Хоп становится одним из пяти миллионеров Амстердама, но для старой голландской знати он остается парвеню, «homo novus», «новым голландцем». Он делает все, чтобы войти в узкий круг амстердамской элиты: записывается во всевозможные общества, где собирался crème de la crème[1] Амстердама, покупает роскошный особняк помянутого выше Генри Хоупа, который, помимо посвящения ему «Исследования» Смита, был известен и как страстный любитель искусства и коллекционер (свою загородную виллу он строил как картинную галерею, правда с приходом французов вилла становится загородной резиденцией Луи Наполеона, а после возвращения Оранских там поселяется Вильгельмина, вдова Вильгельма V и мать Вильгельма I). Адриан ван дер Хоп строит оранжерею с паровым отоплением — новинкой по тем временам — и выращивает экзотические растения, заводит беговых лошадей, устраивает бега. И начинает собирать коллекцию картин, которая должна была свидетельствовать о высоте его общественного статуса и о тонкостиего художественного вкуса. Покупает он в основном XVII век, но на ежегодных выставках «Живых мастеров» — нововведении Луи Наполеона в бытность его королем Голландии — покупает и современников.
Не полагаясь, однако, целиком на собственный вкус, он пользуется советами лучших, то есть самых дорогих, продавцов картин. «Портрет Элен Фурме» Рубенса, «Еврейскую невесту» Рембрандта, «Девушку с письмом» Вермера, «Портрет Йоханнеса Франка» ван Дейка, «Водяную мельницу» Хоббемы, «Пейзаж с водопадом» Рёйсдала — все эти картины ван дер Хоп купил в Лондоне у Джона Смита, знатока голландской живописи и составителя девятитомного каталога голландских и фламандских художников, который ляжет в основу первого голландского каталога, составленного через сто лет, уже после открытий Ньепса и Дагерра[2].
Иногда, прислушиваясь к советам, банкир покупает даже вопреки собственному вкусу. Так, купив «Интерьер церкви Св.Одульфуса в Ассендельфте» непопулярного в XIX веке Санредама, он пишет советчику-продавцу: «Купил эту картину Санредама за 600 гульденов, чтобы сделать Вам приятное, хотя ума не приложу, куда я ее повешу».
Конечно, во многом покупки ван дер Хопа определялись тогдашней модой. Так например, очень хотелось ван дер Хопу иметь Алберта Кейпа, который начиная с конца XVIII века пользовался такой популярностью у английской аристократии, что его практически невозможно было найти на голландском рынке. Ван дер Хоп покупает сначала копию, потом двух «настоящих» Кейпов, которые тоже оказываются копиями. В конце концов его старания увенчались успехом. Он купил-таки не просто настоящего Кейпа, а редкий для пейзажиста «Портрет молодого человека», который сам ван дер Хоп аттестовал как «такой точный и сильный, что мог бы сойти за Рембрандта». Полагалось иметь и Рубенса, и ван дер Хоп, уже купив у Джона Смита «Портрет Элен Фурме», покупает за десять тысяч гульденов и «Портрет Анны Австрийской» из коллекции Вильгельма II. После смерти в 1849 году Вильгельма II, пламенного коллекционера, энтузиазм которого разделяла и его жена Анна Павловна, оказалось, что для того, чтобы оплатить свою страсть, король влез в долги (занял миллион гульденов у свояка, Николая I, но в этом случае дело между родственниками закончилось полюбовно), так что его сыну, Вильгельму III, пришлось продать коллекцию отца с молотка, чтобы пополнить оскудевшую казну. На этом же аукционе продавался и один из многочисленных «Деревенских праздников» Тенирса. Купить картину мечтали кураторы Рейксмузеума, но соперничать с ван дер Хопом, отдавшим за нее 13 700 гульденов, им было не под силу. Большим спросом пользовались среди коллекционеров XIX века и картины Адриана ван Остаде, и в 1834 году ван дер Хоп покупает на распродаже коллекции герцогини де Берри побывавшее во многих именитых французских собраниях (в том числе и в собрании Жозефины Бонапарт) «Крестьянское общество», во многом напоминающее эрмитажное: то же пространство, тот же камин, та же группа крестьян у того же окна, даже та же собачка. Разве что группа на переднем плане более умиротворенная: толстуха отдыхает у камина, крестьяне попыхивают трубками, девочка ест кашу, даже собачка не стоит настороженно, не зная, чего ожидать от подгулявших крестьян, а сидит возле девочки с кашей, выжидательно на нее поглядывая.
Трудно сказать, патриотизм двигал ван дер Хопом или это было проявлением его художественного вкуса, но в собрании множество портретов национальных героев и знаменитостей, имена которых голландцы знают до сих пор. Например, портрет поэта и пенсионария от Голландии Якоба Катса кисти Михиля ван Мирефельта (в Эрмитаже «Портрет пожилого мужчины»). Как у нас все знают «дедушку Крылова», так голландцы знают «батюшку Катса», тем более что премьер-министр до сих пор принимает гостей в «доме Катса». Иллюстрация героической страницы из истории борьбы Голландии с Испанией — картина Симона Опзомера, современника ван дер Хопа, купленная им на выставке современных художников, «Магдалена Моонс умоляет нареченного Франсиско Вальдеса отложить на одну ночь штурм Лейдена». Вальдес, командующий испанскими войсками во время осады города, штурм откладывает, и на следующий день в город входят гезы. И две картины на один и тот же сюжет из современной ван дер Хопу истории — «Ян ван Спейк подрывает канонерку N 2». Этот излюбленный в то время сюжет требует сейчас пояснений и для самих голландцев. 25 августа 1830 года в Брюссельском театре идет опера Обера «Немая из Портичи» (известная в России как «Фенелла», по имени «немой»). Возбужденная арией “Amour sacré de la patrie”[3], театральная публика выбегает из зала и, объединившись с толпой на площади, идет по городу, оставляя за собой следы, которые испокон веков оставляет разбушевавшаяся толпа: разгромлен дом ненавистного министра юстиции, разбиты станки на фабриках, на стенах домов намалевано «Долой короля!», то есть Вильгельма I. Вильгельм посылает в поход на Брюссель голландские войска во главе с принцами. 5 февраля 1831 года канонерку N 2 ветром отнеслов антверпенский порт, и Ян ван Спейк подрывает ее, дабы она не попала в руки врага. Картины на сюжет этого голландского «Варяга» пользовались огромным спросом. На полотне, выполненном по заказу ван дер Хопа, художник «повесил» в каюте ван Спейка портрет Вильгельма I.
Само собой разумеется, не обошлось без портретов Оранских и в самом банкирском доме: портреты Вильгельма I и его жены Вильгельмины Прусской, написанные специально по заказу ван дер Хопа, портреты Вильгельма III и Марии Стюарт работы бывшего в моде у гаагской знати ученика Терборха, Каспара Нетшера (портрет Марии Стюарт есть и среди шести «нетшеров» в Эрмитаже). Большое место в коллекции занимают и портреты Романовых. И это не случайно. C cамого начала своей истории торговый дом «Хоуп и Кº», занимался, как, впрочем, почти все торговые дома в то время, денежными операциями и государственными займами. Особенно прибыльной для банкирского дома оказалась монополия на займы России. По роду свой деятельности Адриан ван дер Хоп часто бывал на Бирже, так что когда в 1814 году Александр I приехал в Амстердам, гидом у него был не кто иной, как ван дер Хоп. Выставка и открывается большим портретом Александра I — копией с виндзорского портрета Томаса Лоренса, — купленным ван дер Хопом для того, чтобы голландский портретист Ян Адам Крюземан сделал с него еще одну копию, которую ван дер Хоп преподнес в 1840 году Анне Павловне, жене Вильгельма II. А за год до этого, 17 апреля 1839 года, ван дер Хоп, бывший хранителем домика Петра I в Заандаме, принимает другого высокого гостя — великого князя Александра. По его заказу Кристиан Портман должен был дважды увековечить то, как Анна Павловна, тогда еще жена принца Оранского, по русскому обычаю встречает племянника хлебом-солью: на одной картине ван дер Хоп стоит в самом углу, на другой, написанной для него, он изображен рядом с Анной Павловной. Очередной заказ ван дер Хопа — гравюра с портрета Николая I, написанного любимым царским художником Францем Крюгером и присланного банкирскому дому в благодарность за займы 1840-1841 годов на сумму в 40 миллионов гульденов, которые предназначались для строительства железной дороги из Петербурга в Москву. Вместе с портретом Николай прислал и подарок лично ван дер Хопу — вазу с изображением заандамского домика Петра I, сделанную на Императорском фарфоровом заводе в Петербурге.
В «русском» уголке выставки — черновики писем ван дер Хопа в Россию. Директору картинной галереи Эрмитажа Ф. И. Лабенскому он пишет о картине ван дер Сторка «Показательный морской бой в заливе Эй в честь Петра I 11 сентября 1697 года», подарке от банкирского дома «Хоуп и Кº». П.Волконского и графа Канкрина благодарит за награждение орденом Анны II степени. Над всеми этими бумагами висит «русская» картина из собрания ван дер Хопа, «Нева зимой» Теодора Хильдебранда: мать тянет по льду огромные сани с ребенком, отец подталкивает их сзади. Все это на фоне Биржи. Как знать, может быть, здание Биржи и сыграло решающую роль при покупке картины. Сам ван дер Хоп никогда не был в Петербурге, все займы осуществлялись через банкирский дом Людвига Штиглица, который, приехав в Россию из Гамбурга в 1803 году, уже при Александре становится придворным банкиром. Его сын, Александр Людвигович, горячий поклонник литературы, живописи, музыки и театра, оставляет городу свой «подарок»: в 1876 году он жертвуетмиллион золотых рублей на создание училища технического рисования, пять миллионов на создание музея при училище и еще пять с половиной миллионов на создание музейного фонда. Оба банкира, и Штиглиц, и ван дер Хоп, вошли в историю искусств: один как основатель Мухинского училища, другой — своим вкладом в коллекцию Рейксмузеума.
До того, как коллекция ван дер Хопа стала частью Рейксмузеума, и до того, как банкир подарил ее городу, коллекцией можно было полюбоваться в банкирском доме. Раз в месяц ван дер Хоп принимал деловых людей, связанных с банком.Разумеется, за счет банка. Посещение собрания банкира непременно входило в программу молодых англичан, совершающих grand tour по континенту. Приезжали и художники. В 1838 году в гостях у ван дер Хопа был швейцарский художник Александр Калам ("Ели в горах", Москва, ГМИИ имени А.С.Пушкина), восторгавшийся его Рёйсдалом, Хоббемой и Ботом. Его собственные романтические пейзажи только-только начинали входить в моду, он не был еще ни кавалером ордена Почетного Легиона, ни членом Санкт-Петербургской Академии. В том же году в гостях у ван дер Хопа был польский любитель искусства граф Атанас Рачинский, отметивший картину Николаса Маса «Управляющие Амстердамской гильдией врачей».
Гостем, которому коллекция во многом обязана своей теперешней славой, был французский критик Теофиль Торе, сенсимонист, сотрудничавший с Жорж Санд и Беранже. Его республиканские взгляды выразились и в выбранном им псевдониме — Вильгельм Бюргер, и в участии в революции 1848 года. Высланный из Франции, Торе на долгое время оседает в Голландии, где он внимательно изучает голландскую живопись XVII века в государственных и частных собраниях. Результатом его занятий стал двухтомник «Музеи Голландии», во второй части которого он описывает музей ван дер Хопа, и статьи о Вермере и Халсе, «открывшие» современникам обоих художников. Он заражает своим энтузиазмом Теофиля Готье, братьев Гонкур, Максима Дюкана.Пруст,невзирая на астму, едет в Гаагу смотреть «Вид Делфта» и после этого напишет Водуайе, что «видел самую прекрасную картину на свете». Много позже блестящую статью о парижской выставке «малых голландцев» опубликует и сам Водуайе. Вместе с Прустом он еще раз пойдет на выставку, и ему станет там плохо — этот эпизод послужил «основой» для смерти Бергота.
Торе заново «открывает» Карла Фабрициуса, Эммануэля де Витте, Питера де Хоха. Он и сам начинает собирать коллекцию голландцев. Гордостью этого «диковинного собрания всякого старья», как он называет ее не без наигранной снисходительности, был «Щегол» Фабрициуса, которого он как-то увидел в частном собрании и больше уже не мог успокоиться. За день до смерти владельца холста он писал их общему другу: «Не забудь, что я хочу «Щегла» любой ценой». И получив в подарок от наследника страстно желаемый холст: «Ну, не чудо ли мой щегол?» После смерти Торе директору Маурицхэюза Абрахаму Бредиусу удалось купить «Щегла» для своего музея на парижском аукционе, и сейчас он красуется на афише проходящей в Гааге выставки Фабрициуса.
Но не всегда собрание ван дер Хопа оценивалось высоко, вернее не все в нем. Лорд Роналд Говер, скульптор, политик, художественный критик, вошедший в историю, однако, прежде всего как прототип Генри Уоттона из «Портрета Дориана Грея», писал, что картины XIX века в коллекции ван дер Хопа «не представляют абсолютно никакого интереса». Не понравился утонченному эстету ни «Деревенский праздник» Тенирса — «группы крестьян не безупречны, как обычно, и небо, всегда такое прекрасное в его работах, здесь не такое красивое, как всегда», ни «недоработанная» «Еврейская невеста». Лишь «Крестьянское общество» Адриана ван Остаде Говер назвал «жемчужиной собрания».
Один из залов музея превращен в залу дома ван дер Хопа, каким видели его современники: на полах ковры, посредине красуется царский подарок — ваза петербургского форфорового завода, стены снизу доверху увешаны картинами, XVII век вперемежку с XIX веком. Отдельно висит портрет самого Адриана — светский джентльмен, на лацкане Орден командора нидерландского льва, рука гладит борзую. Через сто пятьдесят лет амстердамцы могут снова оценить его подарок.