Фрагменты книги. Послесловие Екатерины Бобраковой-Тимошкиной
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2005
Перевод Екатерина Бобракова-Тимошкина
Смех утомленного интеллектуала
Патрика Оуржедника можно с полным правом назвать представителем “французской” ветви современной чешской литературы — наряду с сюрреалисткой и культурологом Верой Лингартовой, знаменитым писателем Миланом Кундерой и другими. Француз по матери и чех по отцу, он в совершенстве владеет обоими языками. С 1985 года Оуржедник живет во Франции, где редактирует раздел литературы в ежеквартальном журнале “L’Autre Europe” (“Другая Европа”), пишет словарные статьи для чешской “Encyclopedie Universalis” и “Словаря литературных произведений”, выходящего в издательстве “Robert Laffont”. Ему принадлежат многочисленные переводы – как с французского языка на чешский (Б. Виан, С. Беккет, Ф. Рабле, Р. Гари и др.), так и с чешского на французский (В. Ванчура, Б. Грабал, поэзия В. Голана, Я. Сейферта, Я. Скацела, И. Груши). В чешской среде Оуржедник блеснул еще в 1992 году благодаря ставшему библиографической редкостью словарю арго и обсценной лексики “Гроссбух чешского языка” (1992). Также в Чехии вышли его путеводитель по библеизмам (метафорам, поговоркам и пословицам) “Нет ничего нового под солнцем” (1994), два поэтических сборника – “Или” (1992) и “Скажу ли” (1996) и коротенькое экспериментальное биографическое эссе “Год двадцать четыре” (1995). А в 2001 году его книга “Европеана. Краткая история ХХ века” заняла первое место в анкете газеты “Лидове Новины” для критиков и литераторов “Книга года”, покорив чешских интеллектуалов не свойственной местной эссеистике европейской стилистической легкостью в сочетании с традициями национальной литературы и окончательно заморочив голову книгопродавцам. Чтобы купить бестселлер Оуржедника в пражском книжном магазине “Академия”, нужно подняться на второй этаж – в раздел книг по истории ХХ века. А во “Дворце книг” этот тоненький томик можно найти на полке с беллетристикой.
Действительно, нелегко однозначно определить жанр этой экспериментальной прозы, балансирующей на грани художественного повествования и эссеистики. Подзаголовок ее, в сущности, анафраза, ибо от поэта, переводчика и лингвиста Оуржедника трудно ожидать учебного пособия по истории. Собственно, позитивистского линейного изложения исторических фактов мы и не встретим. Традиционная нить повествования под пером автора превращается в сеть, паутину. На отдельные факты, как бусинки, нанизываются другие, связанные с ними ассоциативно. Да, историю можно рассказывать и так. Именно так отвечает урок у доски десятилетний школьник: отсутствие обобщений, зацепки за какие-то конкретные и шокирующие факты и цифры и, в результате, неосознанная мудрость вывода.
Оуржедник, написавший на первый взгляд «нелогичную» в контексте его творчества книгу, на самом деле удивительно последователен, познавая и описывая окружающий мир через язык. По словам самого автора, книга задумывалась как стилистический эксперимент на благодатном материале – истории ХХ столетия. При этом ХХ век для него – прежде всего риторическая фигура, эмблема, а не реальное время с реальными надеждами, бедами и горестями. В книге говорится не столько о войнах и революциях, сколько вскрывается риторика эпохи. Не случайно часто повторяется формула “говорили… полагали… провозглашали…”. ХХ век встает перед нами не как последовательность исторических событий, а как совокупность исповедей, убеждений, лозунгов, символов и концепций. Идеология фашизма и изобретение бюстгальтера, геноциды и поэзия футуризма, сексуальная революция и искусственные языки общения становятся явлениями одного порядка. Подлинные факты перемежаются с анекдотами наподобие тех, которые рассказывал всем известный Швейк, и сами пропитываются этой заразой, обрастая нелепыми деталями и теряя связь с реальностью. Ирония подчеркивается пометками на полях текста, призванными будто бы помочь ориентироваться в тексте, а в действительности – вырывающими из контекста наиболее абсурдные фразы. Автор не щадит ничего, включая постмодернистскую концепцию “конца истории”.
Реакция на “Европеану” в Чехии была неоднозначной – рецензенты высоко оценили ее художественные достоинства, но предлагали часто противоположные трактовки. Кроме рассуждений о роли языка в познании и создании реальности, для некоторых (например, для философа Вацлава Белоградского) она стала поводом задуматься о попытках оптимизировать человека на протяжении всего ХХ века и их крахе. Иные рецензенты восприняли содержание книги убийственно серьезно, признав в ней прежде всего маргинальный учебник – пародию на (псевдо)научное изложение, пестрящее фактами, цифрами и пометами на полях, и оценив глубокий гуманистический пафос творения. Их можно понять. Деконструируя ХХ столетие, Оуржедник, пусть даже невольно, предлагает нам неприглядную картину (и предстает перед нами циником, для которого нет ничего святого). Проклятый век, где одно безверье сменяется другим, где попытка улучшить человеческую жизнь оборачивается гуманитарной катастрофой, где развитие способов коммуникации никак не мешает исчезать человеческим языкам, а людям – становиться все более разобщенными и одинокими, где человечество не учится на своих ошибках. Где, несмотря на все это, жизнь все-таки идет своим чередом. Сам автор в интервью чешским газетам и журналам возражал против подобного понимания, то ли в шутку, то ли всерьез попрекая критиков забытым филологическим наследием: при сильной традиции формализма в Чехии внимание к содержанию и полное равнодушие к форме по меньшей мере странно.
Впрочем, навязывать трактовку – дело неблагодарное. Несомненно одно: Патрик Оуржедник, более всего ценящий в любом деле смех (“научный труд без шутки, что роза без бутонов”), неплохо повеселился в процессе собственного стилистического эксперимента и подарил нам задорную, свежую книжку. Тон ее заразителен – мало кто из рецензентов удержался от соблазна “поиграть в Оуржедника” и спародировать стиль “Европеаны” в своих отзывах. Прочитав первые несколько фраз, хочется отдохнуть от оптимизаций, дискурсов и вербализаций, удобно устроиться с книжкой на диване и от души посмеяться над тонкими остротами и парадоксальными выводами, над тем, что знакомо нам под именем прошедшего столетия.