Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2005
Прага. Русский взгляд. Век восемнадцатый — век двадцать первый. Сост. Коммент. Н.Л. Глазкова. Научный редактор и автор вступительной статьи доктор филологических наук С. В. Никольский — М.: ВГБИЛ, 2003
Не берусь определить жанр этой книги. Она всё вместе — и антология отрывков из мемуаров, прозы, публицистики, и стихи, и историческое эссе, и литературоведческое исследование, и справочник.
Изданная в рамках программы └Институт толерантности“ ВГБИЛ имени М. И. Рудомино при поддержке Института └Открытое общество“, Фонда Сороса (Россия), книга эта еще и плод сотрудничества нашей прославленной библиотеки со Славянской библиотекой в Чехии, пражской администрацией и Музеем города Праги. Судя по всему, данное обстоятельство помогло составительнице тома, Н. Л. Глазковой, снабдить его обширнейшим (200 страниц убористого текста, едва ли не половина тома!) комментарием. А в нем, без преувеличения, море фактов, цитат, мнений, разъясняющих └основной текст“: сведения из истории Чехии, давней и недавней, подробнейшие биографические справки о наших соотечественниках, побывавших в Праге, и чехах, с которыми они там встречались, о домах и гостиницах, в которых они останавливались (указывается, как называлась улица или площадь тогда, как — сейчас, кто, когда, для чего, как строил, перестраивал то или иное здание, что в нем теперь), о театрах и музеях, которые они посещали, о достопримечательностях, которые осматривали. Но и это еще не все. Тут же немало исторических, литературных, бытовых мелочей и подробностей, позволяющих почувствовать атмосферу, в которую окунались в Праге русские люди, а также замечаний и размышлений тех из них, для кого по каким-то причинам в └основном тексте“ места не нашлось. И именно эти комментарии, обстоятельные, живо написанные, способствуют тому, что книга, собранная из столь разных текстов, обретает стройность, помогает понять, почему чуть ли ни у всех русских Прага неизменно вызывала восторг, восхищение, радостное изумление, чувства, которые так просто выразила в одном частном письме Марина Цветаева: └…маленькая Прага — а сколько имен и событий…“
С. В. Никольский во вступительной статье назвал этот увесистый том “своего рода “портретом” Праги, составленным из мозаики впечатлений русских ее посетителей”. Впрочем, слово └портрет“ тут не более чем метафора: единой картины одного из самых красивых европейских городов нет, да и быть не может. Ведь о Праге вспоминают, Прагой восхищаются, Прагу стараются понять люди не только разных эпох, но и разных взглядов, вкусов, пристрастий: от сподвижницы Екатерины II Е. Р. Дáшковой, первого президента Российской академии, до Ларисы Дашкóвой, нашей современницы, художницы родом из Перми, давно уже, с 80-х годов ХХ в., ставшей пражанкой. Среди них — литераторы, музыканты, художники, ученые, военные, придворные, чиновники, русские всех сословий, изгнанные революционной смутой и Гражданской войной на чужбину, те, кто стал очевидцем вхождения советских танков в мае 45-го и в августе 68-го, те, кто побывал в Праге в 70-х — 80-х годах прошлого столетия, в период так называемой нормализации, наконец те, кто приезжал туда уже после └бархатной революции“ 1989 года. Вот и истоки той мозаики впечатлений, мнений, взглядов, оценок, которую если что и скрепляет, то неравнодушное отношение к Праге, “самому поэтичному городу Средней Европы”, как считал художник А. Н. Бенуа. Многих русских поражала загадочность чешской столицы, ее редкая прелесть, ее изысканное очарование. “Волшебный город эта Прага! — писал Ф. Тютчев. — Я, москвич, должен сознаться, что не видывал краше ее”. И питерцы, и москвичи, и └провинциалы“ говорят о бросающемся в глаза сходстве Праги с Москвой. Причем сходство это видят прежде всего в живописности и красочной беспорядочности чешской столицы…
Прага постарше Москвы, уже в IX столетии она стала столицей чешского государства. Однако в отличие от Москвы она заявила о себе как единый город, объединенный общим управлением, только в 1784 году, а до того существовала как группа независимых пражских городов (Новый город, Старый город, Малая сторона, Градчаны). Примерно этим же временем датируются и первые впечатления о ней русских путешественников, включенные в книгу. Правда, приезжали они не в столицу самостоятельного государства: Богемия уже более полутораста лет была провинцией империи Габсбургов (и оставалось впереди еще почти столько же до образования в 1918 году независимой Чехословакии), а Прага превратилась в сильно онемеченный город. Но это было привычным фактом тогдашней повседневности, и для подданных российской империи казалось чуть ли не естественным. Точно так же, как в XX веке для советских людей представлялось естественным, что Чехословакия хоть и заграница, но все же заграница └братская“, └наша“, а стало быть — вроде бы… “второстепенная“.
Не потому ли некоторые просвещенные, даже передовые русские (затем и советские) люди не могли скрыть изумления: как это так, отчего чехи и без своей государственности (в XVIII- XIX веках), и в независимой, но маленькой стране (межвоенное двадцатилетие XX века), и в маленьком, но зависимом государстве (сорокалетие после Второй мировой войны) живут удобнее, человечнее, лучше нас? Удивлялись и тому, что, несмотря на все беды и бури, выпавшие на долю Праги, она вовсе не производит впечатления провинциального города, а с незапамятных времен (по меньшей мере в течение семи столетий, прошедших со дня основания там университета) была и остается одним из самых крупных и важных мировых └гуманитарных“ центров. В самом начале XIX столетия писатель и историк Ал. Ив. Тургенев записал: └Кто не бывал в Богемии, тот не поверит, чтобы литература здешняя была так богата, как она есть на самом деле. <…> Богемцы тогда уже писали книги, когда еще немцы только начинали просвещаться“. Филолог-славист и этнограф И. И. Срезневский поражался музыкальностью Праги, которая, как он писал, └языком может молчать, но инструментом и гортанью — не в силах… “ Его старший современник А. Д. Улыбышев, автор трехтомной биографии Моцарта, даже полагал, что никто и нигде уже в XVIII столетии, при жизни композитора, не понял его так, как Прага. А спустя сто лет И. Г. Эренбург, несравненный мастер └эзоповой“ критики └советского образа жизни“ и благопристойных колкостей по адресу советских властей, писал, что в Праге └современное хорошо уживается с древним, мечты — с прилежным трудом, большие перспективы — с узкими старыми улицами…“.
Для русской культуры, для развития и укрепления русско-чешских отношений, для поддержания общности европейских славян подобного рода └открытия“ были весьма кстати, хотя порой и давались с трудом. К. Бальмонт, которого так очаровала чешская поэзия, что он выучил язык и стал переводить чешских поэтов, укорял (и печатно тоже) своих товарищей по эмигрантской доле: └…славяне мало изучают язык, историю и творчество братских народов“. И требовал: └…во имя новых исторических путей, это равнодушие и эта рознь должны быть преодолены…“ Рассказывают, что именно этот укор рассорил К. Бальмонта с русскими пражанами, многие из них отказались прийти на его поэтический вечер, организованный благодарными чехами. Любопытный штришок, позволяющий предположить наличие в душах некоторых русских, советских, а теперь и российских людей своего рода └гена великодержавия“, объясняющего их склонность с покровительственным пренебрежением относиться к малым странам и народам (в советские времена это выражалось обывательским: курица не птица…).
Хорошо, что составители тома не вытравили штришки подобного рода. Мне кажется, именно благодаря этому собранные здесь мнения, оценки, впечатления русских посетителей Праги, не свободные от мифов, стереотипов, иллюзий своего времени, способны помочь внимательному читателю разобраться в проблемах и парадоксах нынешних отношений России с ее бывшими европейскими союзниками, в том числе и славянскими. Ведь отношения эти лепятся под нажимом не столько нашей общей истории, сколько нашего общего прошлого. А это не совсем одно и то же. История большинству из нас чаще всего представляется сказкой, страшной или веселой, увлекательной или нудной, она не болит, хотя людей чутких и совестливых способна удивить, раздразнить, раздражить, вызвать тоску по несбывшемуся, по несостоявшемуся. Болит же чаще всего именно прошлое, то, что произошло на наших глазах или на глазах наших отцов и дедов, что стало их и нашими воспоминаниями, породило их и наши разочарования, страхи, надежды и иллюзии. Если это так, то можно сказать, что история нас с чехами разлучала, но не разводила: взаимные симпатии русских и чехов, несмотря ни на что и вопреки всему, крепли на протяжении последних нескольких веков. Тут истории на помощь пришла, если так можно выразиться, и политическая география: чешские земли никогда не входили в границы Российской империи, которая никогда их ни с кем не └делила“ (как польские, к примеру). Даже Первая мировая война и русская революция, породившие конфликты между властями, не привили нашим народам ненависти и недоверия друг к другу. А в начале 20-х годов прошлого столетия по инициативе первого президента Чехословакии Т. Г. Масарика была предпринята так называемая русская акция: десятки тысяч изгнанников нашли там приют, кров, средства к существованию. Более 150 русских ученых были приглашены в Карлов университет, в Праге построили несколько └профессорских домов“, художникам, литераторам, студентам предоставлялись разного рода субсидии. Как писал наш современник, богослов и поэт Н. С. Арсеньев, Прага тогда превратилась в └чрезвычайно плодотворный и оплодотворенный оазис русской культуры в эмиграции…“, а Чехия стала для занесенных туда судьбою наших соотечественников второй родиной. Увы, в комментариях к тóму то и дело спотыкаешься о сухие сообщения: в 1945 году советская госбезопасность арестовала… вывезла в СССР… умер в лагере…
В ХХ веке советские танки в Праге побывали дважды. Писатель Б. Полевой до конца дней не мог забыть поразившую и взволновавшую его в мае 1945 года картину: по Вацлавской площади └движутся наши танки. Они идут осторожно, как добродушные слоны, пробиваясь в огромной толпе. Пропыленные до костей мотопехотинцы сидят на бортах. Из толпы летят цветы, пачки сигарет, венки, сплетенные из липовых ветвей“. Тогда еще мало кто мог представить себе, что героический бросок советских солдат на помощь восставшей Праге, завершивший самую кровопролитную войну в истории человечества, политики используют для того, чтобы Чехословакия (и не только она…) превратилась в отнюдь не свободного и добровольного союзника СССР. Спустя двадцать три года, в августе 1968-го, актер С. Юрский ночью услышал за окном пражской гостиницы └лязг танковых гусениц“, а выскочив утром в город, увидел, что подходы к мостам в Праге └перекрыты танками“, возле каждого └толпа людей“, └танков много, значит, и толп много. Иногда тягостное молчание танкистов и окружающих. А иногда разговоры и крики, и даже воду и бутерброды несут танкистам“. Узнавший о случившемся по радио Е. Евтушенко написал стихотворение-крик, в котором просил └потомков“: “пусть надо мной без рыданий / просто напишут, по правде: / ▒Русский писатель. Раздавлен / русскими танками в Праге’”.
Разные танки, разная стилистика…
Почти полвека минуло с той поры. Два поколения. И нет больше ни Чехословакии, ни Советского Союза, нет ни жертвы, ни палача. Прошлое, однако, не проходит само собой. Прежде чем превратиться в историю, оно способно надолго разлучить народы, даже, как выразился еще полтора века назад П. Вяземский, └расторгнуть“ их. И предлагал чехам и русским, └родным братьям и по крови, и по слову“, самый верный, по его убеждению, рецепт: “Будь каждый дома, каждый розно, / Когда таков закон судьбы, / Но связь преданий не погибла, / Она разрозненных мирит: / Что география отшибла, / Пусть сызнова любовь скрепит”. Рецепт этот отнюдь не устарел и сегодня — в иные времена и в иных обстоятельствах. Составители и редакторы тома, о котором идет речь, как мне кажется, следовали ему.
Подобного рода книги сейчас редкость. Как ни странно, нечто схожее периодически появлялось на полках книжных магазинов в советские времена и, несмотря на тогдашний книжный голод, надолго там залеживалось. Я имею в виду тома, посвященные └интернациональной дружбе“ народов └братских“ социалистических стран, ее историческим и культурным корням. Но то была └пропагандистская обязаловка“, в которой хоть и удавалось иногда сказать кое-что новое, интересное, нужное, однако главенствовали там все-таки умолчания, а то и откровенная ложь. Такие издания мало кем читались, но и они свое дело делали: консервировали, поощряли стереотипы и мифы, доставшиеся нашим народам по наследству, взращивали и выхаживали новые, которые оказались настолько живучи, что и сегодня нередко основательно мешают развитию нормальных, здоровых, обоюдовыгодных отношений между Россией и ее ближайшими, старыми и новыми, соседями, в том числе и славянскими народами.
Эта книга на полках магазинов вряд ли залежится: ничтожно мал ее тираж. Впрочем, и сотни таких книг, изданных даже бóльшими тиражами, сами по себе не в силах разрушить стереотипы и предубеждения, навязанные нам прошлым. Но они способны побудить нынешние поколения, для которых это прошлое уже стало историей, хотя бы не цепляться за них, напоминая гражданам новой России не только о том, что соседей не выбирают, но и о том, что среди наших соседей в Европе есть народы, говорящие с нами на близком языке, многим добрым обязанные друг другу, накрепко связанные общим прошлым, общим настоящим, а стало быть — и общим будущим.