Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2005
Перевод Т. Шенявская
Дорога на запад*
Телефон зазвонил в середине первой главы, там, где Морган Кейн скачет через лес и впервые видит Томбстоун.
Было так тепло, что я сидел с открытым окном и читал, высунув локоть и подперев голову левой рукой. Я положил книгу на сиденье, вылез из машины, подошел к желто-зеленой телефонной будке и взял трубку.
В «Викинге» срочно хотели такси к главному входу. Я повесил трубку, вернулся в машину и поехал по улице Розенкранца и по Карл Юхан в гостиницу.
Едва я притормозил у входа, выскочил портье и попросил меня припарковаться на стоянке, потому что клиент сидел в ресторане и хотел договориться со мной о дальней поездке. Я переставил машину и включил счетчик.
Он пил кофе в полном одиночестве. Увидев меня, закричал через весь зал, спросил, не хочу ли я присоединиться. Я тут же решил, что он, должно быть, моряк и демократ, и согласился.
Когда он объяснил, куда ему нужно, я ответил, что это встанет ему в тысячу триста крон.
— Не имеет значения, — сказал он, — мне нужно быть там сегодня вечером, до половины одиннадцатого, и если ты справишься, то получишь 500 гудбраннсдалеров сверху.
— Если вы имеете в виду 500 крон, то водила наверняка справится, — ответил я, — но тогда мы должны поторопиться и выбраться из города до пробок.
— Иди в машину и жди, я схожу за чемоданом, — сказал он, оставляя на столе сотню крон чаевых.
Я выключил счетчик и ждал. Он вынес чемодан, а в правой руке держал коричневую кожаную папку. Он был с непокрытой головой, в темном костюме, с распущенным галстуком. Морган Кейн как раз поставил свою лошадь в конюшню, когда я отложил книгу и завел машину.
Останавливаясь у очередного светофора на Драмменсвейен, я видел в зеркало, как он спокойно сидит сзади и расслабленно смотрит в небо. Вещи он поставил в багажник и поэтому вальяжно расположился посреди сиденья, расставив ноги и скрестив большие руки.
В Сандвике он сказал:
— Черт, мне нужно купить пива.
Я припарковался у супермаркета. Он попросил меня подождать в машине, а сам пошел в магазин.
Он притащил два ящика пива — по ящику в каждой руке.
— Тебе нравится Луи Мастерсон? — спросил я, когда он поставил ящики на сиденье.
— Что? — переспросил он.
— Тебе нравится Луи Мастерсон? Морган Кейн?
— Никогда о таких не слышал. Нет.
Первую пустую бутылку он выбросил из окна машины в Лиербаккане. Ящики стояли на сиденье рядом с ним, и он поочередно доставал по бутылке из каждого.
Я проехал через Драммен и направлялся по Е 76 в Недре Эйкер, когда ему в первый раз понадобилось отлить. Он уже выпил две или три бутылки и на несколько минут снова отлучился за склад, что стоял у дороги. Вернулся, на ходу застегивая ширинку, ему в спину светило большое закатно-красное солнце.
Он непременно хотел ехать через Конгсберг, поскольку служил там в армии, но я отказался ехать по Хейстадской пустоши. У нас нет времени, пояснил я, и, когда мы ехали дальше через Мехей, он захмелел и стал распевать норвежские шлягеры двухлетней давности.
— Два года на Востоке, подумать только, — сказал он, кончив петь.
Между Нутодденом и Сельюр он три раза выходил по нужде. В последний раз он заснул в траве прямо у Флатдальского моста, и мне пришлось тащить его в машину.
Первые мили после этого он спал между ящиками на заднем сиденье. Я уже миновал Сельюр и ехал по направлению к Моргедалю, когда он проснулся и сказал, что проголодался.
В Хейдалсму мы зашли в кафе при недорогой гостинице. Его разочаровало меню: в нем не было ничего дороже 12 крон. Мы взяли по шницелю и сели за столик. Он поглощал свой шницель и при этом болтал не умолкая, да так громко, что все в зале и на кухне были обречены слушать его речи.
— Я был в похожем баре в Сингапуре, сидел и трепался с одной из девиц, которые там работают. За границей я прибегаю к английскому лишь в самом крайнем случае. Поэтому сначала я спросил, говорит ли она по-французски. Она не говорила, и я по очереди перебрал все языки, которые знаю, но девица не поняла ни слова. Наконец, я обратился к ней по-английски:
— Do you speak English?
— Yes, a little, — ответиладама.
— But how much? — спросиля.
— Fivedollars*, — ответила она.
— Ты когда-нибудь слышал подобную глупость? Подумать только. Fivedollars.
В кафе установилась мертвая тишина, потом он засмеялся своей же истории. Пока он смеялся, я доел свой шницель. И тогда он спросил, чтó я буду на десерт. Но я ответил, что должен кое-что найти в машине, и вышел на улицу.
Уже смеркалось и Морган Кейн направлялся из отеля «Бенсон» в бар «Золотое кольцо» в поисках Караджо Адамса, когда он появился на ступеньках кафе. Я отложил книгу на сиденье и открыл дверцу машины, он уселся между ящиками. Чуть позже мы выехали из Хейдалсму на запад.
В ящиках еще оставалось немало пива. Через три часа Анита узнает своего парня, который два года провел на Востоке у китайцев. Это он повторял всякий раз, открывая бутылку. Он пил и пил и выходил по нужде на каждом повороте. Я ехал как бешеный — ради каких-то пятисот крон, — а он, казалось, саботировал наши договоренности и во время остановок уходил все дальше от машины.
Я уже почти потерял всякую надежду справиться со своей задачей, как вдруг где-то между Вогслид и Хаукелисетером он заснул. Был поздний вечер, совсем темно, встречных машин мало, и я смог развить хорошую скорость на этом новом шоссе через горы.
Пиво ли было причиной или виражи, или все вместе, не знаю, только у старой сыроварни в Рёльдале он высунул голову из окна с правой стороны машины и начал блевать.
Часы на щитке показывали ровно девять. Я спросил его через плечо, ехать ли мне дальше, чтобы он попал на место к половине одиннадцатого, или мы сделаем остановку в Рёльдале.
В ответ он хрюкнул что-то в том духе, что я должен продолжать ехать, потому что ему непременно нужно добраться до половины одиннадцатого. Когда мы ехали через Рёльдал и дальше в Хордаланн, я слышал, как его несколько раз сильно рвало. Но на бесконечных хордаланнских подъемах мне пришлось сбавить скорость, и он успокоился, хотя время от времени и постанывал.
Дорога на последнем перевале была скверной, но я видел огни встречных машин на расстоянии мили, так что мог держать скорость и думать только о том, как бы не съехать на обочину.
Все это время он в тяжелом похмелье сидел на заднем сиденье и тупо смотрел в темноту перед собой.
Мы приехали в десять минут одиннадцатого. Ночь над городом была совсем белой от дыма, поднимавшегося из труб больших фабрик. Когда мы подъезжали к центру, ночное небо вдруг озарило пламя.
— Шлак заливают, — сказал он. — Третья смена заливает шлак в больших канавах за доменным цехом.
Я спросил, куда мне везти его теперь.
— Поезжай к кафе, черт возьми, — ответил он. — Мне нужно заправиться, пока еще не прикрыли продажу пива. Кафе закрывается в одиннадцать, но в последние полчаса пиво продавать нельзя. Тогда Анита перестает обслуживать и начинает мыть пол в кухне. Теперь понимаешь, почему мне нужно было быть здесь в половине одиннадцатого?
Я поднялся с ним, чтобы выпить чашечку кофе. Кафе находилось на втором этаже, прямо с улицы в него вела винтовая лестница.
— Ба, черт меня побери, да неужто Освальд! — раздался крик, как только мы поднялись в кафе.
— Привет, — ответил Освальд. — А где Анита?
Мы пошли и сели за столик к кричавшему парню.
— Что это за типа ты с собой привез?
— Это? Ужасно хороший парень. Мой шофер. Он, черт возьми, привез меня из Осло и получит… Сколько я там тебе должен?
Анита шла от стойки, держа по большому стакану пива в каждой руке. Она что-то сказала на своем диалекте, поставила стаканы на стол и скользнула в объятья Освальда.
— Всего тысячу восемьсот, — ответил я.
Освальд с целующей его Анитой на коленях пытался найти деньги в заднем кармане.
— Вот, возьми, — сказал он и отсчитал две тысячные бумажки. — Сдачи не надо. У кого еще пустые стаканы? Пиво для всех! Чертовски классный парень этот шофер. Хорош кореш.
Анита пошла назад к стойке и вернулась к нашему столику с подносом, уставленным стаканами.
— Но ведь уже больше половины одиннадцатого, — произнес я.
— Вы только послушайте этого из Осло, — сказала Анита.
Когда забегаловку закрыли, вышла Анита и спросила, не хотел бы я встретиться с ней в четверть двенадцатого. Освальд сидел на стуле, запрокинув голову, и храпел.
На улице было пусто и тихо. В подворотню падал свет от колбасной лавки. Я слишком устал, чтобы ехать в Осло в ночь. И был не прочь переспать с официанткой. От машины пахло блевотиной.
Я подождал, пока Анита появится под белой неоновой вывеской «Кафе», потом завел машину и подкатил к ступенькам. Гостиница находилась на той же улице, в трех кварталах.
Машину пришлось оставить немытой до утра. Нам отвели комнату на самом верху. Из большого окна я мог видеть крыши домов на другой стороне улицы, прямо до того места, где две реки встречались и, прежде чем влиться во фьорд, делили гавань на две.В устье я видел огни, дымящиеся трубы и голубые газовые факелы на крышах больших заводских зданий.
Анита была что надо, но шум ночной смены на фабрике мешал спать. «Это ковш портального крана, там добывают известняк», — протянула Анита, засыпая. Я встал с постели, сел в кресло и читал при слабом свете торшера, но незнакомые металлические звуки постоянно прерывали чтение. Прежде чем я заснул, комнату трижды осветил желтый свет, исходивший, по словам Освальда, от самосвалов, сбрасывающих шлак за доменным цехом.
— Кейн!
Он обернулся. Черт возьми — она бежала за ним.
Кейн резко остановился. Но стоя в мягкой темноте, он чувствовал горький запах пороха от револьвера и правой руки.
— Вы… Вы не можете вот так взять и уйти! — кричала Анита. — Никогда не уходите от меня так, слышите?
Кейн с силой схватил ее за плечи.
— Держись от меня подальше, — тихо и холодно сказал он. — Слышишь? Не подходи ко мне!
— Заткнись! — вспылила она. — Не смей так со мной разговаривать. Я тебе не какая-то уличная девка!
— Но ведешь себя точно как шлюха. Я должен идти. Прощай!
— Ты бежишь, — кричала она ему вслед, — сбегаешь. Ну, беги же! Но мы еще встретимся. Слышишь, что я говорю? Мы обязательно встретимся!
Жажда мести кипела в его черной душе.