Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2005
Перевод Александра Борисенко
Луис Менанд[1]
Что посеял Холден Колфилд
Роман «Над пропастью во ржи» был отвергнут журналом «Нью-Йоркер», ранее опубликовавшим шесть рассказов Дж. Д. Сэлинджера, включая два самых популярных: «Хорошо ловится рыбка-бананка» — в 1948 году и «Дорогой Эсме, с любовью и всякой мерзостью» — в 1950-м. Когда редакторы прочли роман, они наотрез отказались публиковать отрывок из него. Сэлинджеру объяснили, что четверо не по годам развитых юных Колфилдов выглядят неправдоподобно, а стиль романа излишне вычурен — кажется, что автор не столько рассказывает историю, сколько демонстрирует собственную изощренность. К тому времени от романа уже отказалось и издательство «Харкурт Брэйс», с которым у писателя существовала предварительная договоренность. Один из редакторов, Юджин Рейнал, снискал сомнительную славу, пожаловавшись, что никак не может понять — сумасшедший этот Колфилд или нет. Тогда агент Сэлинджера отнес книгу в издательство «Литтл-Браун». Главный редактор Джон Вудберн благоразумно воздержался от вопросов о психическом здоровье героя. Роман опубликовали в июле 1951 года, с тех пор было продано более шестидесяти миллионов экземпляров.
Мир печален, сказал однажды Оскар Уайльд, оттого что марионетка впала в меланхолию.[2] Он имел в виду Гамлета, который, по его мнению, научил мир быть по-новому несчастным, испытывать Weltschmerz — мировую скорбь, разочарование в жизни как таковой. Быть может, Шекспир тут не был первооткрывателем, но эта эмоция оказалась самой востребованной в литературе. Читатели поглощают ее пудами, после чего требуют встречи с автором. Кроме того, она оказалась и самой живучей, поскольку окружающий мир постоянно обнаруживает свое несовершенство. Однако каждое поколение разочаровывается по-своему и по-своему изливает свое недовольство в творчестве. Для многих американцев, выросших в пятидесятые годы, роман «Над пропастью во ржи» воплощает самую суть этого умонастроения. Холден Колфилд для них — король скорби. Поколения, выросшие в последующие десятилетия, тоже читают Сэлинджера, но у них своя версия этой истории, с иными оттенками Weltschmerz; переписывание этого романа можно выделить в особый литературный жанр.
В искусстве, как и в жизни, богатство льнет к богатству. Люди обычно знакомятся с книгой «Над пропастью во ржи» лет в четырнадцать, по совету взрослых — родителей или учителей, — которые сами прочли ее в этом возрасте, потому что им посоветовали их родители или учителя. Иными словами, книга обретает новых читателей не потому, что подростки открывают ее для себя, а потому, что взрослые, прочитавшие роман в детстве, дают его читать своим детям. В этом и заключается секрет его неувядающей популярности. Произведение, где автор с сочувствием рисует портрет подростка, не желающего адаптироваться к обществу, стало для многих взрослых стандартным инструментом социальной адаптации подростков (правда, в иных консервативных школах эта книга до сих пор запрещена). Я прочел «Над пропастью во ржи» по наущению родителей, и если бы они хоть на минуту вообразили, что после этого я убегу из школы, начну дымить, как паровоз, ходить в бары и прибавлять себе годы, заказывая выпивку, нанимать проституток и сквернословить, они бы, пользуясь выражением Сэлинджера, «получили по два инфаркта на брата». Но они почему-то были уверены, что ничего подобного не произойдет.
Принято думать, что молодым нравится «Над пропастью во ржи», потому что в главном герое они узнают себя. Сэлинджер, мол, высказал то, что думает, но не решается сказать вслух каждый подросток — во всяком случае каждый чувствительный, думающий подросток, принадлежащий к среднему классу. А именно: жизненный успех — сплошная липа, а все преуспевающие люди — притворщики. Считается, что чтение «Ловца» — это все равно что впервые увидеть себя в зеркале. Но думать так значит недооценивать оригинальность книги. Четырнадцатилетние юноши, даже самые чувствительные, думающие и безусловно принадлежащие к среднему классу, большей частью вовсе не считают успех липой, и если они порой чувствуют себя несчастными, сердитыми и одинокими, то вовсе не потому, что окружающие их люди — притворщики. Вся эмоциональная сложность подросткового возраста в том и состоит, что ты не знаешь, почему чувствуешь себя несчастным, сердитым или одиноким. Притягательность романа «Над пропастью во ржи» как раз в том и состоит, что в нем есть веские причины для этих чувств. Эмоции наполняются смыслом.
Холден говорит как подросток, и оттого кажется, что он и думает как подросток. Но подобно всем мудрым детям в произведениях Сэлинджера: Эсме, Тэдди, блистательным Глассам, — Холден думает как взрослый. Едва ли хоть один ребенок (да и мало какой взрослый) может судить о людях так ясно и безжалостно. Холден препарирует характеры с дьявольской точностью. И рисует словесные портреты как романист.
Вечно он просил сделать ему огромное одолжение. Эти красивые ребята считают себя пупом земли и вечно просят сделать им огромное одолжение. Они до того в себя влюблены, что считают, будто ты тоже в них влюблен и только мечтаешь сделать им одолжение. Чудаки, право.
Она загораживала весь проход, и видно было, что ей нравится никого не пропускать. Официант стоял и ждал, когда же она отойдет, а она и не замечала его. Удивительно глупо. Сразу было видно, что официанту она ужасно не нравилась; наверно, и моряку она не нравилась, хоть он и привел ее сюда. И мне она не нравилась. Никому она не нравилась.
Даже стало немножко жаль ее.
Звали его Джордж, не помню, как дальше, он учился в Эндовере. Да-да, аристократ! Вы бы на него посмотрели, когда Салли спросила его, нравится ли ему пьеса. Такие, как он, все делают напоказ, они даже место себе расчищают, прежде чем ответить на вопрос. Он сделал шаг назад - и наступил прямо на ногу даме, стоявшей сзади. Наверно, отдавил ей всю ногу! Он изрек, что пьеса сама по себе не шедевр, но, конечно, Ланты - "сущие ангелы". Ангелы, черт его дери! Ангелы! Подохнуть можно[3].
«Даже стало немножко жаль ее». Секрет успеха Холдена как рассказчика в том, что он ничего не оставляет без комментария. Он всегда говорит, что вам следует думать. Он каждого готов припечатать и поэтому так забавен. Но редакторы «Нью-Йоркера» были правы: Холден не типичный подросток, он вундеркинд. У него есть то, чем обладают немногие, — сложившееся мировоззрение (и потому он так неотразимо притягателен).
Казалось бы, мораль книги в том, что Холден перерастет это мировоззрение, и, возможно, учителя девятых классов, включающие «Над пропастью во ржи» в списки обязательного чтения, надеются, что их ученики извлекут именно такой урок — стадия отчуждения временная, она проходит. Но взрослея, люди не «вырастают» из холденовского отношения к жизни, во всяком случае не совсем; они и не хотят из него «вырасти», поскольку по-своему оно весьма полезно. Одна из целей образования — научить людей стремиться к тем благам, которые может предложить жизнь, но есть и другая цель — научить их некоторому презрению к этим благам. Американцы — особенно думающие и чувствительные представители среднего класса — эти блага воспринимают как нечто неотъемлемое, и потому чувство разочарования приходит к ним гораздо чаще, чем ощущение успеха. Чтобы неудачи не сломили тебя, нужно научиться не обращать на них внимания. Когда мы даем своим детям «Над пропастью во ржи», мы предлагаем им психологическую защиту.
Когда Сэлинджер писал свою книгу, он никак не ожидал, что она попадет в списки литературы для девятиклассников. Он не стремился показать духовную нищету конформистской культуры, он рассказывал историю мальчика, у которого умер младший брат. Ведь Холден несчастлив не потому, что люди — притворщики, он видит, что люди притворщики, потому что несчастлив. Его отношение к людям так непримиримо и остро по той же причине, по которой так остры и непримиримы чувства Гамлета, — от тоски. Образ Холдена, правда, предполагает, что он обладает инстинктивной нравственной гениальностью — как и Гамлет. Но его ощущение, что все в мире обесценено, — это нормальное чувство человека, у которого умер кто-то близкий. Жизнь начинает казаться жалкой попыткой забыть о смерти, все теряет смысл.
Что привело Сэлинджера к этому сюжету? Холден Колфилд впервые появляется в рассказе 1941 года, который называется «Слабый бунт неподалеку от Мэдисон-авеню», — там есть персонаж Холден Колфилд (который не является рассказчиком) и его девушка Салли Хэйз. «Слабый бунт» был принят журналом «Нью-Йоркер», но напечатали его только в 1946-м. В других рассказах Сэлинджера сороковых годов тоже упоминается Холден Колфилд. Но большая часть романа «Над пропастью во ржи» написана уже после войны, и хотя Сэлинджера странно считать «военным писателем», оба его биографа, Ян Гамильтон и Пол Александр, полагают, что именно война сделала Сэлинджера Сэлинджером, окрасила его сатиру горечью, оттенила юмор печалью.
(См. далее бумажную версию)