Рассказ. Перевод с иврита Александра Крюкова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2004
Как только малышка наконец задремала, Меир Коэн без сил рухнул на диван в гостиной.
— Заснула? — спросила Ронит.
— Заснула, — ответил он. Глаза у него закрывались уже сами собой, но тут раздался звонок в дверь.
Ронит открыла — на пороге стоял невысокий человек в очках, державший в руках большую папку с бланками.
— Меиль и Монит Кохам? — спросил он.
Ронит молча смотрела на него, не понимая[2].
Человек повторил вопрос.
— Меир и Ронит Коэн, — поколебавшись, поправила она.
— А, — проговорил тот и заглянул в свои бумаги. — Ох уж эти мне компьютеры, вечно все перепутают. Я — демограф, из Института национального страхования, — наконец представился он и протянул руку.
— Очень приятно, — Ронит пожала ему руку и переспросила: — Вы кто?
— Демограф. Я провожу социологический опрос. Вас не затруднит ответить на несколько вопросов?
— Да мы только что…
— Всего лишь несколько маленьких вопросов.
Ронит обернулась и вопросительно посмотрела на мужа — Меир безразлично пожал плечами.
— Отлично! — обрадовался демограф и вошел в квартиру.
***
Спустя полчаса он все еще сидел у них в гостиной, копаясь в своих бланках и продолжая монотонно задавать вопросы.
— Так, теперь относительно детей, — почти ласково произнес он и огляделся. — Дети есть?
— Есть, девочка, — ответил Меир.
— И сколько ей?
— Полгодика, — устало сказал Меир. — У вас еще надолго, а?
— Нет-нет, уже заканчиваю, — бормотал тот, записывая что-то в свои бумаги. — Так, полгода. Наверное, уже говорит.
Ронит и Меир удивленно на него посмотрели.
— Не говорит? — почувствовал демограф свою оплошность.
— Нет, — сказала Ронит, — а вы знаете много полугодовалых младенцев, которые разговаривают?
— Я… — мужчина растерялся. — Извините, у меня нет своих детей, я еще слишком молод. Я просто выгляжу старше, это из-за очков. Или из-за этой работы в национальном страховании.
Меир молча поднял глаза к потолку, Ронит смотрела себе под ноги.
— А как ее зовут?
— Яэль, — ответила Ронит.
— Красивое имя. — Он сделал запись. — Это в честь кого-нибудь из близких?
— В честь Рабина, — сказал Меир. — Еще много вопросов?
— Нет-нет, — ответил очкарик и записал в анкете: «В честь Рабина».
Меир и Ронит переглянулись.
— Да это шутка, — сказала Ронит. — Муж пошутил.
Молодой человек посмотрел на нее вопросительно, но потом до него дошло.
— А, чувство юмора, это очень важно, — он понимающе кивнул, однако не зачеркнул написанное. — Профессия? — обратился он к Меиру.
Тот некоторое время смотрел на демографа в упор, потом произнес:
— Я произвожу воздух. Воздух произвожу, вот моя профессия.
Статистик записал, потом перешел к следующему вопросу:
— А сколько, если позволительно спросить, вы зарабатываете? Ваш ответ будет сохранен в полном секрете. Итак, от тысячи до двух, от двух до четырех или более четырех тысяч?
— Я хочу взглянуть на ваше служебное удостоверение, — произнес вдруг Меир.
Молодой человек несколько погрустнел, но достал документ. Это было официальное удостоверение Института национального страхования с фотографией и указанием должности — демограф-статистик.
— Итак, — продолжил он.
— Итак, более четырех тысяч, — продолжил и Меир. — Намного больше, может, восемь тысяч. — Он смотрел на очкарика с искренним любопытством: неужели кретин и это запишет?
Кретин и это записал.
— Больше восьми тысяч? Вот это да… — он задумался. Казалось, у него даже промелькнула мысль о переквалификации. — Вот это неплохо.
— Совсем неплохо, — согласился Меир, — но летом нет работы.
— Правда? А почему?
— Да вы же знаете, как у нас здесь летом — совершенно нечем дышать, воздуха-то нет.
— А, понятно, — сказал демограф и записал в свои бумаги. — А вы? — обратился он к Ронит.
— А я работаю девушкой по вызову. — Подумав немного, она прибавила: — С гостями из-за границы, но это официально.
Статистик покраснел.
— В свое время я ублажала Рока Хадсона, — добавила Ронит с гордостью.
Очкарик склонился к своим бумагам и записывал, записывал… Меиру и Ронит не было понятно — чего он там столько пишет? Наконец статистик поднял голову и спросил:
— А из какой вы этнической общины?
— Мы — пришельцы, — сказала Ронит.
— То есть?
— Ну, мы с некой звезды, — пояснил Меир.
На этот раз молодой человек наконец оторвался от бумаг, снял свои большие очки и уставился на супругов. Тут проснулась их маленькая дочка и начала плакать.
— Малышка запела, — сказала Ронит и встала, — извините меня.
— Она кормит девочку грудью, да? — спросил демограф, посмотрев вслед Ронит.
— Да нет, что вы, — ответил Меир, — жена мочится на ребенка каждые пять часов. Так принято на нашей звезде.
Статистик покраснел. На мгновение Меиру стало неловко.
— Простите, — произнес он, — я должен посмотреть, как там ребенок.
Когда он вошел в спальню, Ронит стояла, склонившись над кроваткой малышки, с трудом сдерживая хохот.
— Тихо, тихо, — остановил ее Меир, — мы переборщили, уже становится неудобно.
— Ну и идиот, — прыснула Ронит, — ну и идиот, а?
— Да нет, он не идиот, так, немного… тугой, не въезжает. Наивный. Но, мне кажется, до него начинает доходить.
— Ты проверил, его удостоверение настоящее?
— Да вроде настоящее, написано: Институт национального страхования, а там поди знай.
Меир взял дочку на руки, и тут позвонили в дверь
— Кто это в такой час? — спросил он. Ронит пожала плечами.
Меир подошел к двери, открыл: на пороге стояла Смерть. Она не была одета в черное, в руках у нее не было косы. Голос — обычный. Но это была Смерть, вне всяких сомнений.
Что впечатляло, так это ее глаза. Спустя годы, когда демограф будет пытаться вспомнить, как выглядела Смерть, единственное, что останется в его памяти, — ее глаза. Причем они были не какие-нибудь там холодные или пугающие, наоборот, добрые и нежные. Однако решительные…
Меир с малышкой на руках окаменел. Ронит вышла из спальни и тоже застыла на месте.
Смерть посмотрела Меиру прямо в глаза.
— Я? — прошептал он.
— Ты.
Меир не пошевелился.
— Я?!
— Ты, — подтвердила Смерть.
— Но… почему я?
— Время пришло…
— Но я еще молодой, у меня дочке всего полгода!
— А молодые не умирают? Пойдем, через полчаса у тебя автокатастрофа.
И тут вдруг Ронит бросилась вперед, обхватила мужа и закричала Смерти:
— Нет! Ты не можешь вломиться вот так, сразу, посреди… посреди всего.
Смерть удивленно взглянула на нее:
— Это почему же?
— Но… За что? — продолжала молодая женщина. — Что он сделал?
Смерть грустно улыбнулась.
— Нет, — не могла смириться Ронит, — я хочу знать — почему? Ты не можешь забрать его вот так вдруг, даже не сказав мне почему.
— Сейчас ты хочешь знать почему, — проговорила Смерть, — потом захочешь узнать — куда? Нет, мы не сообщаем.
Меир открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал. Он обернулся к жене и протянул ей ребенка. И посмотрел на них обеих. Затем повернулся и вышел на темную лестничную площадку. Ронит слышала, как постепенно затихают звуки шагов по ступенькам.
***
Молодой демограф очнулся первым. Он закрыл входную дверь и бережно провел Ронит назад в гостиную.
— Присядь, — сказал он ей, — прежде всего, присядь.
Все еще в шоке, она села.
— Это ужасно, что с тобой произошло, — сказал очкарик, — ужасно. Может, дать тебе стакан чаю? Или… или чего-нибудь покрепче?
— Там есть виски Меира, — проговорила Ронит и заплакала.
Статистик огляделся, увидел небольшой бар с напитками и налил ей немного виски в высокий стакан. Ронит машинально глотнула и закашлялась. Постепенно ее дыхание выровнялось. Она взглянула на дочку и снова начала плакать:
— Что же мне теперь делать? Как нам жить? Как я одна справлюсь?
Демограф беспомощно молчал.
— Как я… — слезы душили Ронит, — как я скажу ей, что у нее нет отца?
Сейчас она плакала тихо и горько, долго, пока совсем не обессилела. Потом взглянула на девочку и проговорила:
— Теперь мы одни, малышка, только ты и я.
И тут снова позвонили в дверь… Никто не двинулся с места, и после третьего звонка дверь распахнулась сама.
Это опять была Смерть.
Ронит и демограф, онемев, смотрели на нее. Смерть вошла в комнату и указала на женщину. Ронит, не веря своим глазам, остолбенела.
— Да, — печально проговорила Смерть, — такое иногда случается.
— Но что… — начала было Ронит.
— Заминированная автомашина на улице Ибн Габироль, — прервала ее Смерть.
Очкарик вдруг вскочил на ноги.
— Минутку! Одну минутку, — начал он торопливо. — Здесь наверняка ошибка, вы ведь только что забрали ее мужа.
— И что? — смерть устало пожала плечами. — Как там они обычно пишут в «Едиот ахронот»[3]: «Спустя считаные часы после автокатастрофы, в которой погиб ее отец, маленькая Яэль потеряла и мать в результате террористического акта». Такова жизнь, вы ведь не вчера родились?
— Но я… Прошу вас! — Ронит умоляюще смотрела в глаза Смерти. — Я не могу оставить девочку одну! Ей только полгода!
Озадаченная, Смерть задумалась.
— Ну, — предложила она неохотно, — я и ее могу забрать.
Ронит ничего не ответила.
— Ладно, прощайся с дочкой.
Женщина уложила девочку на диван, поцеловала и тщательно завернула в розовое шерстяное одеяло. Затем направилась к выходу, Смерть открыла перед ней дверь.
— Ох уж эти мне теракты, — пробормотала она себе под нос, когда Ронит вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. — Работы невпроворот.
***
Когда дверь за ними закрылась и молодой демограф остался с малышкой вдвоем, он некоторое время не мог прийти в себя. Наконец глубоко вздохнул и подсел к девочке на диван. Та проснулась и начала плакать.
Очкарик взял ее на руки и стал напевать:
Как рождается песенка?
Да как младенец.
Сначала… Тра-та-та,
А потом, а потом… Нет, не помню.
И замолчал.
— Эй, малышка, что же мне с тобой делать? Не знаю даже, как и сказать тебе, но произошло нечто очень нехорошее.
Девочка перестала плакать и улыбнулась ему.
— Послушай, — сказал он и взял ее за малюсенькие ручки. – Знаешь… э-э-э… тебе придется расти без папы с мамой.
Она забавно пискнула.
— Но это все-таки не конец, ты не думай, жизнь в общем не такая плохая штука. Жизнь хорошая, правда, очень хорошая. Но вот иногда случается такое, что невозможно… что трудно… Ну, то есть я имею в виду…
Мужчина вздохнул. Малышка смотрела на него широко открытыми глазами.
— Но это не значит, — повторил он, — что жизнь нехороша.
Девочка улыбнулась и выпустила изо рта пузырь.
— Я думаю, — демограф заговорил уже сам с собой, — что они меня разыграли. Во всем. Начиная с твоего имени. Наверное, никакая ты не Яэль.
Она снова заплакала.
— Ну, ну, не плачь, я здесь. Послушай, я почти ничего не знаю о маленьких детях, у меня их никогда не было, но я постараюсь. Я тебя не оставлю.
Он начал укачивать ее и опять тихонько запел:
Спи-засыпай,
Баюшки-бай…
Раздался звонок в дверь, и в квартиру нерешительно вошла Смерть.
— Еще один теракт, — как бы извиняясь, произнесла она и кивнула в сторону ребенка.
Демограф вскочил на ноги:
— Ах ты сволочь, мать твою!.. А ну пошла отсюда!
Смерть неуверенно помялась, посмотрела в потолок…
— Ладно, пусть так, — пробормотала она, повернулась и вышла.
Не веря себе, очкарик тихонько положил девочку на диван, покачал головой и повторил:
— Сволочь.