Составление и вступительная cтатья Елены Макаровой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2004
Перевод Инна Лиснянская
Павел Фридман
Бабочка
та последняя бабочка та последняя самая,
полная солнечного золотого цвета
как желтого солнца слеза о белый звякнула камень
и тут же легко взлетела
словно хотела успеть
расцеловать мой последний свет.
В гетто живу уже седьмую неделю
подругой мне стала каштана белая ветвь
друзьями в саду — желтые одуванчики
Н о б а б о ч к и з д е с ь б о л ь ш е я н е в с т р е ч а л
та была самой последней бабочкой в гетто
бабочки здесь не живут.
Терка
* * *
Сарой[1] праматерь звали. А Сарой-Теркой
Я называюсь — узница Терезина.
Жил-был на свете домик, стоял под горкой,
В доме — квартирка в четыре светлых окна.
Всех приглашаю там побывать, как в сказке:
Кухня чистым-чиста и глядится в сад,
Розы алеют, блестят анютины глазки,
Меж голубых незабудок фиалки горят.
Выглядит сад на удивленье пестро.
Всех я сейчас приглашаю войти туда,
Рядышком дружно стоят, как родные сестры,
Острые астры и скромная резеда.
Вот и диван — подушка и покрывало —
С ножками столика вровень. Там у окна
Милая бабушка сиживала, бывало.
Теперь не сидит, в могиле лежит она.
Мускат за окном розовый и бордовый,
Как поживаешь? Кто холит тебя сейчас?
Звонкие колокольца петуньи бедовой,
Кто слушает песни ваши? Кто поливает вас?
Столик на четверых, кто тебя накрывает?
Кто здесь хлебает суп? Кто разливает бутыль?
Родительская постель, кто ее расстилает?
Кто в ней сегодня спит? Кто вытирает пыль?
Как расписная шкатулка, у Терки светелка.
В ней собралось не ценимое прежде добро:
Куклы, картины на стенах, книги на полках,
А на столе — кисть, карандаш и перо.
Тут обрывается сказка. Как все, по приказу,
Как велено, из дому вышла. Надела пальто.
Все, что любила да не ценила, сразу,
Вдруг превратилось в одно большое НИЧТО.
Мы на заре взвалили на плечи котомки.
Двери закрыли — в скважине хрустнул ключ.
Прочь мы уходим, уходим в такие потемки,
Где ничего-ничего…
Только памяти луч.
Франтишек Басс
САДИК
Вот он, садик аленький.
Пахнут розы робко.
Ходит мальчик маленький
Узенькою тропкой.
И похож мальчоночка
На бутончик ранний.
Лишь бутон раскроется —
Мальчика не станет.
Зденек Грюнхут
Q 306
Здесь их убежище, здесь их жилище.
На чердаке ветер воет и свищет.
На верхотуре живут двадцать детей,
Ходит чердак ходуном от разных затей.
Мало здесь места, но много для них не нужно —
На столе и диване играют дружно
Марианка, Томи, Анитка, Ивонка.
Здесь Ивонка все время щебечет звонко,
А вот Томи несчастный все время плачет.
Томи Брандейс конвертики собирает,
А Маженка все время стихи сочиняет.
Ветер врывается к ним на чердак,
Двадцать детей проживают вот так:
На чердаке под самой крышей
Темною ночью пугают их мыши.
Серые мыши шуршат и пищат,
Дети от страха все ночи кричат.
Петр Гинц
ВОСПОМИНАНИЕ О ПРАГЕ
Как же давно
над Петжином я видел закат
и целовал уходящую в сумерки Прагу
я напоследок — горючей слезою был взгляд.
Как же давно не слышу Влтавы волнистую влагу,
ухо давно не слышит шума родимых вод,
Вацлавской площади людное оживленье.
Кажется, вечную вечность тянулся год —
все норовит исчезнуть и кануть в забвенье.
Вы, потайные места в уличной толкотне,
в тени скотобоен, в слепых тупиках, мне милых,
Как вам живется? Небось не скорбите по мне,
так, как по вас я скорблю. Год уже целый минул.
В жуткой торчу дыре вот уже триста дней,
Будто бы в клетке зверь, и вырваться как, не знаю.
Две улицы здесь вместо каменных площадей.
Прага, как сказку из камня, тебя вспоминаю.
Гануш Гахенбург
* * *
Кто я такой?
Какого племени, роду?
К какому я принадлежу народу?
Кто я — блуждающий в мире ребенок?
Что есть отечество – гетто, застенок
Или прелестный маленький певчий край —
Вольная Чехия, бывший рай?
ВОПРОСИТЕЛЬНЫЕ ЗНАКИ И ОТВЕТЫ
К чему человечеству точность прекрасной науки?
К чему ему женщин красивых губы и руки?
К чему этот мир, если миром бесправье правит?
К чему ему солнце, коль день никак не настанет?
Зачем ему Бог? Чтоб только карать и мучить?
Иль чтоб человечество стало немного лучше?
Может быть, мы и не люди вовсе, а звери,
Рожденные для страданья, чтоб сгнить в пещере?
К чему эта жизнь, где все живое так жалко?
Зачем превратился мир в огромную свалку?
Верь мне, сынок, все так обернулось страшно,
Чтоб стал ты мужчиной! Чтоб воевал отважно!
ВЕРА В НИЧТО
Я одинок
мне снятся обманные сны
я одинок
все кровли вдали снесены
я одинок
мчатся ужасов черные тучи
я одинок
мы обломки на волнах кипучих
я одинок
полыхают воды огнем
я одинок
я упал на пороге чужом
я одинок
кости в лохмотьях кожи
я одинок
нет дыханья на бездорожье
я одинок
расцветают розы в саду
я одинок
я молчком рядом с Тобой иду
я одинок
и потому способен
обнять Тебя кому я подобен
поскольку я одинок
Я одинок
и сказать мне хочется
все рождается из одиночества
чтобы напиться света
я одинок
мне нет никакого ответа
в пепле после огромного пламени
нет ничего
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
Весь мир — это жизнь и смерть:
солнечный луч обжигающий твердь,
дикая буря в морях,
заливающая острова,
вечна любовь — кровью земля жива.
Когда в зеленую жизнь одеваются дерева
и понедельник следует за воскресеньем
когда ветерок повторяет слова
книги, заполненной сердцебиеньем,
когда юный моряк, силы недюжинной полн,
насмерть сражается в море с гробами волн…
Кровь, вечно алая, вечно живая кровь
пока не устанет в стенах холодных биться
из праха народ восставать будет вновь и вновь
чтобы жить —
и жизни учиться.
Сердцевина черна. И это ничто — есть круг
это ничто есть пространство Бог и закон
белые облака к правосудью плывут пыля
острым градом насмешек.
А там, где Право, коричневая земля
а потом, а потом — красного цвета любовь и розовый сон!
Цвет — это всё. Серенькая река,
зеленая заводь дядюшки-Века
желтой скалы тоска
чернильного круга тьма —
во Вселенной тюрьма
синее небо лучистая вязь
черно-алая казнь.
Шло время глядя само на себя и видя
как вьется оно спиральною черной нитью
на миг застывает и над руинами виснет
и начинает петь свою песню жизни,
покуда не примется снова душить спиральною круговертью.
И тут раздастся печальная песня смерти.
Из лона Земли жизнь рождена
и с умением редким
отдается плодится себя пожирает она
себе расставляя сети.
Так задумано биоклеткой —
время для жизни и — время для смерти.
Жизнь с удивительным постоянством
шла по своим дорогам,
чтоб овладеть пространством
и сделаться Богом.
А это и есть человек. И стал он
хозяином смерти и жизни, плеч и боков,
Время идет неустанно и странно
все по тому же кругу, по той же спирали веков.
Смерть занесла грязную руку над нашей
юдолью и над душою моей
переполняется черепа чаша
высохнет мозг и всей массой костей
крови мускул и жил
плоть закричит:
“Жизнь! Жизнь! Жизнь?!”
Время себе спиралью путь пробивает
люди рождают людей и умирают,
происходят события или они только сон
на последнем витке обрывается цепь времен
освобождая от денег и прочих пут
а нити любви в бесконечность спиралью идут.
Зденек Орнест
КРОХА ТЕПЛА
Как я завидую крохе тепла, друзья!
Когда весь замерзший смотрю я в сторону окон,
И одеяло сбросив, не чувствую холода я,
Ибо в туманные сны о тепле завернут, как в кокон.
Трудно заставить себя умываться в такой мороз.
И я обрастаю бесстыдно грязью и ленью.
Ах, дорогое тепло, о тебе я мечтаю до слез —
Вот бы сейчас притулиться к твоим коленям!
Но стоит очнуться полностью мне от снов
И почувствовать страшный голод, как я опять
Отказаться от всех мечтаний своих готов,
Под одеяло залезть бы — и спать, спать, спать…
Ян Стребингер
ЧТО СО МНОЙ БУДЕТ
Ребенок, прощаясь с детством, с собой расстается грустно,
С самим собой расставаясь, спрашивает себя:
“Что со мной будет, если своим же несносным грузом
В жизнь мне закроет дорогу собственная судьба?”
Станет судьба запрудой, станет судьба баррикадой —
И жизнь пройдет моя мимо, будто бы так и надо.
Но вот человек, он молод, он любит свою работу,
И, что бы судьба ни чинила, ей не поддастся он —
Измученный и голодный, он до предсмертной икоты,
Он до последнего вздоха будет в природу влюблен.
Ну а судьба-злодейка будет всегда загадкой,
Ибо дорога жизни нигде не бывает гладкой.
Человек с судьбой своей в тяжбе, покуда живет на свете,
В горестные минуты себе задает вопрос:
“На что мне все это надо, на что мне несчастья эти,
Для этого ли родился, для этого ли я рос,
Почему не остался ребенком малым и неумелым,
Которого мама держала на ручках и песни пела?”
Чудесно синее небо и дивно лоно земное.
Земля прекрасна, так что же так тяжко на ней житье?
И человек вопрошает: “Что же будет со мною?”
А властная музыка жизни трубит и трубит свое:
“Человек, оставайся там, где ты есть, где живешь доселе,
И помни: работай, работай — и так ты достигнешь цели”.