Рассказ. Перевод с финского Ольги Андриановой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2003
Перевод Андрианова Ольга
1
Автобус отходил в пять утра.
В соседнем поселке, до которого уже добралась цивилизация, в темноте зажглись первые фонари, и асфальт блестел в их свете. Сюда мы с Сулеви приезжали заказывать билеты. Сулеви спросил, почему женщина засмеялась, когда я пояснил, что нам хотелось бы поближе познакомиться с горячими источниками.
В Форссе мы пересели на другой автобус, где было полно народа. Сначала перенесли сумки с едой. Пассажиры смотрели, как Сулеви боком протискивался по узкому проходу. Сшить себе костюм ему было не по средствам, и пиджак был ему мал, как мальчишке, который слишком быстро вырос.
2
В аэропорту Сулеви шел за мной с левой стороны как хорошо обученная собака, словно оставляя место правой руке для маневров с пистолетом. Мы быстро нашли нашу группу и руководителя, это было не трудно: они заполняли все пространство вокруг себя взрывами хохота и до предела накачанными мышцами. Таких гигантских размеров сумок, какие были у них, я раньше никогда не видел. По сравнению с ними наши казались просто косметичками. Все ставили свой багаж на длинную ленту транспортера, которая увозила его неизвестно куда.
Однако Сулеви нечего было стыдиться рядом с этими великанами. С самого начала я внушал ему, что он одарен от природы и, целеустремленно развивая свой талант, сможет достичь любых высот. Я ни у кого не встречал таких широких плеч. И сразу стало ясно, что появление Сулеви не прошло незамеченным.
3
Город стоял на берегу моря. Несколько километров от аэропорта мы ехали на автобусе. Мало кто захватил теплые вещи, а уже на аэродроме резкий холодный ветер пронизывал до костей. Пейзаж по дороге в город был самый безотрадный: черная лунная поверхность, камни, груды камней, как после ядерного взрыва. Мы поглядывали по сторонам, но нигде не было видно знаменитых горячих источников, и Сулеви недоверчиво сказал, что, наверно, эти источники выдумали, чтобы привлечь туристов.
Только когда въехали в город, показалась какая-то чахлая зелень и лужайки. Многие здания были старые, деревянные. Нашу притихшую компанию высадили перед старой, но на вид уютной гостиницей.
В холле нам всем жали руки, говорили «Добро пожаловать!» по-английски и, по-моему, по-исландски. Пожилая женщина сновала среди накачанных гигантов, вытянув руку — так нацеливает клюв кружащая над добычей птица, выбирая кусок получше. С помощью нашего начальника мы заполнили маленькие карточки и получили ключи от комнат. Сулеви смотрел в мою карточку и писал в своей вслед за мной. Ладно, по крайней мере имя поставил там, где надо.
Наша комната находилась на втором этаже. Она напоминала старую горницу, только просторнее, и печки в углу не хватало: две кровати, ночные столики с цветастыми салфетками, на окне занавески в синюю клеточку, высокий шкаф у стены. Я заглянул в ванную: там был старомодный душ, и пахло свежестью, как будто кабинку только что проветривали.
— Можно ли здесь оставлять сумки? – спросил Сулеви.
— А чего бояться?
— Мало ли чего, незнакомые люди.
Я сказал Сулеви, что, как мне известно, Исландия – страна процветающая, несмотря на суровый климат. Исландцы ловят в море рыбу, добывают китовый жир и торгуют по всему миру, так что едва ли им понадобятся плавки Сулеви, тональный крем или пакеты с едой: например, та старая женщина, которая пожимала нам руки внизу, на них бы точно не позарилась. Сулеви ничего не ответил, открыл шкаф, оценивающе его осмотрел, простучал со всех сторон и начал запихивать туда сумки. Сложив их друг на друга и закрыв дверцы, он несколько секунд постоял перед ними, вытянув наготове руки. Сумки не вывалились. Я спросил: хочет ли он передохнуть, или лучше пойдем осматривать город? Сулеви предпочел прогуляться и уже причесывался перед зеркалом в ванной.
4
В подвале было шумно: постукивание металла, разговоры, вскрики и разная музыка сливались в дикую какофонию. Вся задняя стена была зеркальной, перед нею участники соревнования репетировали свои позы. Тренеры наблюдали за ними, исправляли ошибки и давали последние советы. Я сделал Сулеви знак, чтобы он взял гантели и пошел покачал мышцы.
Здесь тоже красились. У шведов даже кисти были с собой, один вспотел, и краска потекла вместе с потом, помощники пытались выровнять цвет. Мужчины перед зеркалом как только не выгибались. Их поправляли, если осмеливались. Из-за всяких таблеток и уколов некоторые были настолько нервными, что при них лучше было помалкивать. К счастью, Сулеви на замечания не реагировал, он был спокойным, когда не выпивал, но сейчас он такой ошибки не сделал.
Загорелый дочерна швед казался нервознее всех. Все время, пока мы были в зале, он стоял перед зеркалом в плавках и летней шляпе, улыбался своему отражению и любовался собой. Его тренер пытался пару раз что-то ему сказать, но тот чуть не бросился на него. Этот швед настолько иссушил себя, что вся его спина бугрилась мышцами толщиной в несколько миллиметров, а выпиравшие из-под кожи кровеносные сосуды напоминали мотки веревок, обтянутые колготками. Потом получилось так, что на соревнованиях он занял второе место, и через несколько месяцев повесился.
Сулеви даже не стал снимать одежду. В произвольную программу уже нечего было добавить, все было отрепетировано. А повторять позы ему вряд ли хотелось в этой обстановке. Перед тем как отправиться в гостиницу, чтобы несколько часов отдохнуть, мы поднялись наверх и отдали кассету, под которую Сулеви должен был исполнять свою произвольную программу: это были песни с двух пластинок маэстро «Are You Lonesome Tonight» («Ты одинок сегодня») и «It’s Now or Never» («Сейчас или никогда»).
5
Соревнования проводили на первом этаже, куда участники поднимались из подвала после того, как объявляли их имена. Открывала соревнования легкая весовая категория, тяжелая осталась на десерт. Сулеви пришлось ждать, но он провел время спокойно, с пользой — растягивался, разогревался и накачивал мышцы. Наверху спортсменов представляли по весовым категориям. После этого начиналась обязательная программа, а потом каждый участник показывал свою произвольную программу. Обязательную программу многие ненавидели; она была одинаковой для всех и спланирована так, что никто не мог скрыть своих недостатков. В произвольной же каждый показывал только то, что хотел, свои лучшие стороны, да еще под музыку.
После выступления участники потихоньку спускались вниз, одни радостные и воодушевленные, другие мрачные. Перед тем как объявили Сулеви, я подошел и хлопнул его по плечу. Он смотрел на меня, но взгляд его уже ушел внутрь, и я понял, что ему удалось сконцентрироваться. Когда он поднимался по лестнице, я шел сзади.
Через полчаса расстановка сил была вполне ясна. У Сулеви в его категории не нашлось серьезных противников, кроме одного шведа, почти такого же черного, как идальго в летней шляпе. Когда этот швед двигался по подиуму, его глаза и зубы сверкали на смуглом лице. Сулеви выполнил и обязательную и произвольную программу ровно, не блестяще, но убедительно. Я почувствовал, что черная лента у него на запястье вызвала у зрителей интерес. Когда закончилась произвольная программа, и отзвучал тенор Элвиса, Сулеви достались дополнительные аплодисменты.
После этого судьи начали вслух сравнивать Сулеви и шведа. Сулеви весил около ста килограммов, швед примерно столько же, но был сантиметров на десять пониже. Решение объявили только на вечернем выступлении. И получилось, что хоть у шведа и были слабые стороны, он победил. Победила масса, а не гармоничность и сила. Однако пока результат соревнований был известен только судьям.
6
Вечером было главное шоу. Мы с Сулеви сходили к себе в гостиницу, но, поскольку формальности требовали от спортсменов повторения программы вечером, Сулеви поел совсем мало. Я спросил, что он думает о своих шансах.
— Ты хочешь сказать, что я останусь вторым?
— Может случиться и так.
— Может, черт возьми.
Когда мы шли к себе в гостиницу, было еще светло, но возвращаться в отель, где проходили соревнования, пришлось уже в полной темноте. Ветер дул по-прежнему; поднятые перед отелем флаги Северных стран натягивались и трепетали.
Из холла Сулеви сразу же проводили в подвал. Я заметил, что для зрителей устроили дополнительные места, количество рекламных проспектов, разложенных у стен, прибавилось. Народу было полно. По тому, что творилось в тамбуре, я понял, что билеты уже все проданы.
Как тренер участника соревнований, я получил хорошее место у самого подиума. Вечернее шоу опять открывали спортсмены легкой весовой категории. Оно включало в себя только произвольные программы. Многие участники привезли с собой группы поддержки, и они устраивали невообразимый шум. Освещение было как на дискотеке, огни то зажигались, то гасли, световые лучи, мерцая, метались по всему залу, будто разыскивая кого-то. Меня едва не охватила паника. Никогда раньше я не чувствовал себя настолько одиноко, как в тот момент среди шума и толпы. Музыка с подиума гремела так, что я не услышал бы собственного голоса, если бы закричал. И если бы я закричал, то лишь для того, чтобы позвать на помощь. Мне казалось, что я брошен на произвол судьбы, что я никто, что меня не существует. Кругом — одни безумцы, я не знал никого, кроме Сулеви, который где-то в подвале готовился к выступлению с произвольной программой; кругом – каменная пустыня, ледяной ветер и тьма, мы были на острове посреди океана, готового вот-вот поглотить нас.
Я попытался взять себя в руки, смотрел перед собой невидящими глазами и дышал ровно и спокойно.
Грохот музыки и шум на мгновение стихли, как в цирке, когда воздушный гимнаст собирается выполнить самый сложный номер.
Тяжеловесы не вышли на подиум по очереди, как делали все остальные. Музыка грянула с новой силой, оглушая, раздирая барабанные перепонки. Никто не появился, но из-под пола рядом с подиумом пошел дым, он просачивался отовсюду, словно в недрах земли бурлили вулканические ключи, и струи пара били в центре людской толпы. Разноцветные лучи прорезали дым и окружали подиум. Казалось, наступил конец света, и дым вырвался из самого сердца земли, из преисподней, для того, чтобы задушить нас, чтобы задушить меня. Первый раз за все время, проведенное на этом Богом забытом острове, меня прошиб пот. Музыка опять чуть стихла, и огромные двери грузового лифта открылись перед зрителями. Залу предстали участники, которых подняли в этом лифте из подвала прямо на подиум.
Отвратительно громкая музыка грянула снова. Пятеро стокилограммовых блестящих от масла мужчин двигались по подиуму в дыму и световых лучах как на замедленной пленке. Это были не люди, это были поднявшиеся из-под земли великаны, мифические существа, чудовища этого острова, те, кто производил оглушавший нас шум и на чью милость мы были отданы. Их блестевшая в электрическом свете кожа была натянута, как будто готовая вот-вот лопнуть от мощной и грозной силы, таящейся в этих существах и рвущейся наружу. Казалось, в любой момент они могли ринуться на нас и растоптать.
Участников представили публике, и они по очереди начали показывать свои программы: сгибались, двигались, напрягали и выпячивали мускулы. Я следил за движениями Сулеви и видел, что он добился полного автоматизма в движениях, выполнял все как машина, ни о чем не думая и ничего не чувствуя. Я понял, что единственный в зале чувствую это; те, кто видели его сейчас на подиуме, видели лишь сто килограммов измученной тренировками плоти, а не того мальчишку, который попросил меня пойти с ним вместе в магазин покупать бензопилу, чтобы его не обманули, который не осмеливался пригласить Лиису Рахконен на танец, боясь отказа. Это был Сулеви, в плавках, посреди дыма и разноцветных лучей, посреди океана, в центре каменного черного острова с безжизненной поверхностью.
Судьи, как и раньше, сравнивали участников между собой, хвалили и критиковали. В действительности все было решено еще днем. Когда участники показали произвольные программы, их погрузили обратно в лифт и отправили в подвал. После этого судьи сделали вид, что немного посовещались, и барабаны затрещали в знак того, что победители поднимаются в лифте на подиум. По глазам Сулеви было видно, что он уже приготовился ко второму месту. Он спокойно поднял руку, помахал букетом и обнялся со шведом, который от радости прыгал и кричал. Шведу принесли большую бутылку шампанского, и он брызгал им во все стороны. Сулеви вытер шампанское со лба и подал мне знак: пошли отсюда к черту.
7
Вечер прошел уныло, зато спокойно. Сулеви топил свое горе в еде. Он доел все, что еще оставалось в сумках. Закончил в половине одиннадцатого. Более часа я слушал, как он ворочался и пыхтел, потом я натянул носки и заснул.
Утром приветливая дама внизу улыбнулась Сулеви дружелюбней обычного, как будто она слышала о результатах вчерашних соревнований. На завтрак еды было больше чем обычно, но все равно подносы опустели очень быстро. Я предположил, что теперь исландцы вряд ли когда-нибудь еще согласятся устраивать у себя соревнования по бодибилдингу на первенство Северных стран. Сулеви был со мной полностью согласен.
8
Автобус подъехал к гостинице в половине одиннадцатого. Всю дорогу опять тянулась черная каменистая пустыня. Где-то далеко на горизонте за пеленой тумана синела какая-то возвышенность — может быть, гора, а может, цепь холмов. По обеим сторонам дороги виднелись маленькие деревянные домики и жерди, на которых сушилась рыба.
Этот пейзаж не принадлежал никакой эпохе и в то же время он словно сохранился с доисторических времен, казалось, что рыба на жердях висит уже тысячелетиями, и к ней не прикасалась рука человека — то ли о ней забыли, то ли никому не нужна. Она напоминала священные изображения, которым поклонялись островитяне. Мы находились вне времени и пространства. И только успокаивающе звучало в ушах ворчание автобусного мотора.
Вдалеке уже был виден поднимавшийся к облакам и сырому небу пар, клубы были такие густые, как будто на морозе распахнули дверь сауны. Источники находились в долине между двух возвышенностей. Там были устроены бортики и перила, как в открытом бассейне. Деревянные кабинки для переодевания тоже напоминали раздевалки в бассейне. Когда мы вышли оттуда под открытое небо, шел дождь.
Мы бултыхнулись в воду, над которой стоял пар. Она была не просто теплая, а почти горячая. Купаться в ней казалось странным, странным был и цвет воды. Из-за темного дна она выглядела черной и грязной. Сулеви нырнул и вынырнул, высоко выпрыгнув из воды, как торпеда, вытянув вперед руки с черной лентой вокруг запястья. Я заметил на его левом предплечье остатки коричневой краски и сказал ему об этом. Он долго тер кожу в горячей черной воде, пока от крема не осталось и следа.