Переводы с польского
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2003
От редакции
Ее остров издали кажется загадочным, а при более близком знакомстве приносит радость и счастье. Этот остров с богатой фауной и флорой свободен от загрязнений как в материальной области, так и в области языка и духа. Духовный биотоп благоприятен для нашего здоровья. Шимборская показывает нам незамутненное, а вовсе не столь модное сейчас кривое зеркало. < … > Каждое стихотворение — проблема, всякий раз другая.
Карл Дедециус, немецкий переводчик польской и русской поэзии
Вислава Шимборская — немногословный поэт. Если сложить стопкой выходившие на протяжении полувека первые издания ее стихов и сравнить с аналогичным набором книг других поэтов — нобелиантов, стопка Шимборской окажется едва ли не меньше всех, но на весах кое — кого и перетянет. Глубина и сдержанность, редкостная наблюдательность и тонкий юмор, умение показать значительность казалось бы самых заурядных событий, раскрыть их философский смысл, простыми словами передать подлинный драматизм — заметные с первого взгляда свойства ее поэзии. Четкость, логичность, “неслыханная простота” стихов требуют от тех, кто берется перевести их на другой язык, немалого искусства. В России у Шимборской есть преданные ей переводчики — все они представлены в предлагаемой на этих страницах подборке. Ее стихи неоднократно печатались в нашем журнале, вошли в состав нескольких антологий и сборников. К сожалению, на русском языке пока нет целой ее книги; впрочем, некий вариант — “книга в журнале” — уже существует: последний сборник поэтессы “Минута” полностью опубликован в февральском номере журнала “Октябрь” в переводе Асара Эппеля.
Для настоящей публикации выбраны три давних стихотворения Виславы Шимборской в интерпретации разных переводчиков. Среди них есть два перевода на английский: мы посчитали, что нашим читателям, которые владеют этим языком (а таких среди них сейчас немало), будет небезынтересно с ними познакомиться.
Dwie malpy Bruegla
Tak wyglada moj wielki maturalny sen:
siedza w oknie dwie malpy przykute lancuchem,
za oknem fruwa niebo
i kapie sie morze.
Zdaje z historii ludzi.
Jakam sie i brne.
Malpa wpatrzona we mnie, ironicznie slucha,
druga niby to drzemie —
a kiedy po pytaniu nastaje milczenie,
podpowiada mi
cichym brzakaniem lancucha.
TWO MONKEYS BY BRUEGHEL
I keep dreaming of my graduation exam:
in a window sit two chained monkeys,
beyond the window floats the sky,
and the sea splashes.
I am taking an exam on the history of mankind:
I stammer and flounder.
One monkey, eyes fixed upon me, listens ironically,
the other seems to be dozing —
and when silence follows a question,
he prompts me
with a soft jingling of the chain.
Translation by Magnus Y. Krynski, Robert A. Maguire
Sounds, Feelings, Thoughts: Seventy Poems by Wislawa Szymborska.
Princeton University Press, 1981
Две обезьяны
Вот мой великий сон на аттестат зрелости:
Сидят у окна две обезьяны, скованные цепью,
За окном колышется небо
И плещется море.
Я сдаю экзамен по истории человечества.
Плаваю, заикаюсь.
Одна обезьяна слушает, иронически глядя в упор,
Другая якобы в дремоту погружена,
Но когда вместо ответа воцаряется тишина,
Она мне подсказывает тихим бренчаньем оков.
Перевод АндреяБазилевского
В кн.: Польская поэзия: ХХ век. М., “Вахазар”, 1993
Две обезьяны Брейгеля
Таков мой вечный экзаменационный сон:
в окне сидят две обезьяны, скованные цепью,
а за окном
плещется море и порхает небо.
Сдаю историю людей.
Плету и заикаюсь.
Глядит с иронией одна из обезьян,
другая как бы спит в оцепененье,
когда же на вопрос молчу, замявшись, я,
она подсказывает мне
тихим позвякиваньем цепи.
Перевод Натальи Астафьевой
В кн.: Польские поэты ХХ века. СПб, 2000, “Алетейя”
Вот так выглядит во сне мой экзамен
на аттестат зрелости: в оконном проеме
сидят на цепи две обезьяны; за ними
порхает небо и плещется море.
Я сдаю историю людей.
Мямлю что — то невразумительное.
Обезьяна анфас насмешливо слушает.
Та, что в профиль, клюет носом,
а когда я вконец запутываюсь,
подсказывает:
тихонько позвякивая цепью.
Перевод Дмитрия Веденяпина
Две обезьяны Брейгеля
Сон накануне экзамена на аттестат, подтверждающий зрелость:
две обезьяны прикованы цепью в проеме оконном,
небо снаружи порхает,
купается море.
Вот мой билет по истории рода людского.
Путаюсь и вру.
Взгляд обезьяны, что слева, иронии полон,
Дремлет как будто другая, —
когда ж повисает молчание,
знак подает мне
бренчанием цепи негромким.
Две обезьяны Брейгеля
Мой последний экзамен, застывший во сне:
там сидят на цепи две мартышки в окне,
за окном кувыркается небо
и купается море.
По истории рода людского
плутаю, сбиваясь.
Обезьяна, меня изучая, иронично внимает,
дремлет вторая, но словно нечаянно,
когда после вопроса наступает молчание,
тихим бренчаньем цепи
мне помогает.
Перевод Ирины Аледьгейм и Алексея Хованского
Две обезьяны Брейгеля
Таков мой извечный сон выпускницы:
две скованных цепью обезьяны в нише окна,
а за окном — небо пляшет
и море резвится.
Сдаю я историю человечества.
Запинаюсь и плаваю.
Одна обезьяна, не сводя с меня глаз, благосклонно внимает,
вторая — похоже что в забытьи,
а когда после заданного вопроса молчание повисает,
та, другая, подсказку мне посылает
тихим позвякиваньем цепи.
Utopia
Wyspa, na ktorej wszystko sie wyjasnia.
Tu mozna stanac na gruncie dowodow.
Nie ma drog innych oprocz drogi dojscia.
Krzaki az uginaja sie od odpowiedzi.
Rosnie tu drzewo Slusznego Domyslu
o rozwiklanych odwiecznie galeziach.
Olsniewajaco proste drzewo Zrozumienia
przy zrodle, co sie zowie Ach Wiec To Tak.
Im dalej w las, tym szerzej sie otwiera
Dolina Oczywistosci.
Jesli jakies zwatpienie, to wiatr je rozwiewa.
Echo bez wywolania glos zabiera
i wyjasnia ochoczo tajemnice swiatow.
W prawo jaskinia, w ktorej lezy sens.
W lewo jezioro Glebokiego Przekonania.
Z dna odrywa sie prawda i lekko na wierzch wyplywa.
Goruje nad dolina Pewnosc Niewzruszona.
Ze szczytu jej roztacza sie Istota Rzeczy.
Mimo powabуw wyspa jest bezludna,
a widoczne po brzegach slady stop
bez wyjatku zwrocone sa w kierunku morza.
W zyciu nie do pojecia.
UTOPIA
An island on which all becomes clear.
Here you can stand on the solid ground of proof.
Here are no points of interest except the point of arrival.
The bushes fairly groan under the weight of answers.
Here grows the tree of Right Conjecture
with branches disentangled since all time past.
The dazzlingly simple tree of Comprehension
hard by the spring that’s named It’s Just That Easy.
The deeper into the woods, the wider opens out
the Valley of the Obvious.
If doubt exists, it is dispelled by the wind.
Echo unevoked clamors to be heard
and eagerly explains the secrets of the worlds.
Off to the right a cave wherein lies Reason.
Off to the left the lake of Deep Conviction.
Truth breaks off from the bottom and lightly floats to the surface.
Towering over the valley stands Unshakable Certainty.
From its peak emerges the Crux of the Matter.
For all its charm, the island is uninhabited,
and the faint footprints seen along the shore
point without exception in the direction of the sea.
As if this were a place just for leaving
and for immersion in a depth with no return.
In a life that’s not for comprehending.
Translation by Magnus Y. Krynski, Robert A. Maguire
Sounds, Feelings, Thoughts: Seventy Poems by Wislawa Szymborska.
Princeton University Press, 1981
Утопия
Остров, на котором во всем абсолютная ясность.
Здесь можно встать на твердую почву доказательств.
Нет иных путей, чем единственно правильный путь.
Здесь растет ветвистое
Древо Озарения.
И поразительно прямое Древо Понимания
над источником, что зовется — Ах, Вот Оно Как.
Чем дальше в лес, тем лучше видна
Долина Очевидного.
Стоит только возникнуть сомнению,
ветер тут же его развеет.
Эхо, взяв слово по собственному желанию,
охотно вам раскроет тайны мироздания.
По правую руку пещера, в которой покоится Смысл.
Слева озеро Глубокого Убеждения,
со дна его легко отрывается Истина и
всплывает на поверхность.
Над всем господствует пик Непоколебимой Уверенности.
С него открывается вид на самую суть вещей.
Несмотря на свои преимущества, остров необитаем.
Мелкие следы ступней на прибрежном песке
все без исключения ведут в сторону моря.
Как если бы отсюда только уходили
и безвозвратно тонули в пучине вод.
В жизни непостижимой.
Перевод Андрея Базилевского
В кн.: Польская поэзия: ХХ век. М., “Вахазар”, 1993
Утопия
Остров, где все беспрекословно ясно.
Здесь можно стать на твердом грунте аргументов.
Здесь нет иных путей, лишь путь, ведущий к цели.
Кусты аж гнутся от ответов.
Растет здесь древо Мудрого Предвиденья,
ветвящееся вечно.
Прямолинейнейшее древо Пониманья
возле источника Ах — Значит — Это — Так.
Чем дальше в лес, тем шире открывается
Долина Непреложного.
Если и есть сомненье, ветер его развеет.
Не вызванное эхо берет голос
и тайны миров объясняет охотно.
Направо пещера, где пребывает смысл.
Налево озеро Глубокого Убежденья.
Со дна отрывается истина и легко всплывает.
Высится над долиной Неколебимая Вера.
С ее высоты открывается Суть Вещей.
При всех соблазнах остров сей безлюден,
на берегах следы ступавших ног,
все они без исключения в сторону моря.
Как если б все лишь уходили прочь
и безвозвратно погружались в бездну.
В жизнь что нельзя постичь.
Перевод НатальиАстафьевой
В кн.: Польские поэты ХХ века. СПб, 2000, “Алетейя”
Утопия
Вот оно: царство вожделенной Ясности,
остров Достоверности,
где даже кусты сгибаются под тяжестью точных ответов,
а дороги, все как одна, ведут к цели.
Здесь растет дерево Прозрения,
и его ветви прекрасны, как солнечные лучи.
У родника, имя которому Ах Вот Оно Что,
цветет стройное дерево Понимания,
и с каждым шагом все шире распахивается
Долина Безусловности.
Ветер легко развеивает случайные сомнения,
а нежданное эхо поверяет
последние тайны вселенной.
Справа — пещера Смысла,
слева — озеро Глубокой Уверенности,
пронизанное светом Истины.
Впереди — высится гора Неколебимой Веры,
с которой открывается Суть Вещей.
Однако остров безлюден,
а цепочки следов на песке
тянутся к морю.
Как будто все только уходят отсюда,
чтобы уже навсегда исчезнуть в волнах
необъяснимой жизни.
Утопия
Остров, где нисходит просветление.
Здесь можно постоять на почве доказательств.
Здесь нет иных путей, лишь те, что прямо к цели.
Кусты сгибаются под тяжестью ответов.
Стоит Предположений Верных древо
с развесистой, так повелось уж, кроной.
Стрелой взмывает древо Понимания
У родника — зовется он Ах Вот Как.
Чем дальше в лес, тем шире перед вами
Долина Ясности.
Чуть где сомненье — враз развеет ветер.
Эхо никогда не просит слова,
Первым говорит о Мирозданья тайнах.
Скрытый смысл найдешь в пещере справа.
Слева — озеро Глубоких Убеждений.
С дна его легко всплывает правда.
И царит над всем Уверенность Святая,
а с ее вершины Суть Вещей струится.
Но заманчивый безлюден остров,
ног следы по берегам песчаным
все без исключенья прочь стремятся.
Жизнь — выше пониманья.
Утопия
Остров, где все становится ясным.
Где можно опереться на доказательства.
Где нет путей иных, кроме пути к цели.
А кусты сгибаются под множеством ответов.
Растет тут дерево Догадки Верной
С распутанными издавна ветвями.
И удивительно прямое древо Понимания
Над источником, зовущимся Ах — вот — как…
Чем дальше в лес, тем шире открывается
Долина Очевидности.
Если залетает сомнение, ветер его развеивает.
Незваным советчиком откликается эхо
И охотно толкует тайны мироздания.
Направо — пещера, в ней содержится смысл.
Налево — озеро Глубокой Убежденности.
Со дна поднимается истина и всплывает легко на поверхность.
Царит над долиной Уверенность Несокрушимая.
С вершины ее разглядеть можно Сущность Вещей.
Несмотря на такие соблазны, остров безлюден,
Лишь берег привычно хранит следы,
Все до единого обращеные к морю.
Будто отсюда только уходили
И безвозвратно погружались в пучину.
В непрозрачные воды жизни.
Перевод Ирины Адельгейм и Алексея Хованского
Cien
Moj cien jak blazen za krolowej.
Kiedy krolowa z krzesla wstanie,
blazen nastroszy sie na scianie
i stuknie w sufit glupia glowa.
Co moze na swoj sposob boli
W dwuwymiarowym swiecie. Moze
blaznowi zle na moim dworze
i wolalby sie w innej roli.
Krolowa z okna sie wychyli,
a blazen z okna skoczy w dol.
Tak kazda czynnosc podzielili,
Ale to nie jest pol na pol.
Ten prostak wzial na siebie gesty,
patos i caly jego bezwstyd,
to wszystko, na co nie mam sil
— korone, berlo, plaszcz krolewski.
Bede, ach, lekka w ruchu ramion,
ach, lekka w odwroceniu glowy,
krolu, przy naszym pozegnaniu,
krolu, na stacji kolejowej.
Krolu, to blazen o tej porze,
krolu, polozy sie na torze.
ТЕНЬ
Тень моя — шут при королеве.
Привстанет королева с кресел,
а шут в дурацком перепеве —
скок! — в потолок башкою треснет.
И мучится, быть может, болью
в своем двухмерном свете. Может,
он при дворе моем не может
довольствоваться жалкой ролью.
Она склонится из бойницы,
а шут и спрыгнет с вышины.
Всем ухитрились поделиться —
вот только доли не равны.
Дурак присвоил жестов живость,
бесстыдство пафоса и лживость —
все то, на что меня не стать:
порфиру, скипетр и фальшивость.
Ах, буду легкой в повороте,
ах, запрокинусь в той келейке,
король, когда вы прочь уйдете,
король, на той узкоколейке.
Король, счастливых вам дорог,
не я — мой шут на рельсы лег.
Перевод Асара Эппеля
В “ИЛ”, 19764, № 7
Тень
Тень — точно шут за королевой.
Лишь королева с кресла встанет,
он по стене взлетит нелепо
и в потолок башкою грянет.
Хранит свои, наверно, боли
двумерный мир его. Наверно,
ему в тиши дворцовой скверно,
и об иной мечтал он роли.
Едва склонюсь я на перила,
бедняга выброситься рад.
Судьба во всем нас поделила,
да жаль — не поровну расклад.
Себе забрал он позы, страсти
с бесстыдным пафосом и пылом,
и знаки королевской власти —
все, что самой мне не по силам.
Ах, как легко качну плечами
и вскину голову в короне,
с тобой, король мой, без печали
простясь, король мой, на перроне.
Король мой, это шут с откоса,
король мой, прянул под колеса.
Перевод Анатолия Гелескула
В кн.: Польская поэзия: ХХ век. М., “Вахазар”, 1993
МОЯ ТЕНЬ
Тень — это шут при королеве.
Шагнуть мне стоит за порог —
мой шут уперся в потолок,
скосил затылок в глупом гневе.
А это больно, может быть,
жить в тесноте двух измерений,
среди придворных превращений.
Хотел бы шут шутом не быть.
В окно взгляну, и поневоле
на землю прыгает дурак.
Мы поделили наши роли
не пополам, не так на так.
Он жесты взял, их щедро мечет,
в бесстыдстве пафоса кипит,
он взял все то, что давит плечи:
корону, мантию и скипетр.
Ах, буду легкой я вдвойне,
в походке легкой и в поклоне,
когда, король, придется мне
с тобой проститься на перроне.
Король, король, ты видишь, лег
мой шут на рельсы поперек.
Перевод Святослава Свяцкого
В кн.: Строфы века — 2. М., Полифакт, 1998.
Тень
За мною тень, как шут придворный,
Отсутствует меж нами сходство,
Я встану — шут мой поскользнется
И въедет в потолок невольно
Башкой садовой. Больно все же
Бывает и в двухмерном мире, —
Роль тяжела. В моей порфире
Шуту не по себе, быть может.
Вот госпожа в окошко взглянет,
А шут с окна сорвется вниз.
Мы неразлучны, но не равны:
Капризы мне — ему карниз.
Простак себе взял тяжесть жеста,
Бесстыдство пафоса, и вместо
Бубенчиков — нелегкий груз
Моих регалий королевских.
Легко, король, пожму плечами,
Легко, король, я отвернусь
При расставанье на вокзале
В последнюю минуту. Пусть,
Король, ты не заметишь даже,
Как шут на рельсы молча ляжет.
Тень
Тень> моя, как шут при королеве,
Неотступно следует за мной.
Чуть привстану, тень — в слезах иль в гневе —
Стукнется о стену головой.
Не пытаясь закричать от боли,
Съежится, коль сяду я опять…
Может быть, совсем иные роли
Ей при мне хотелось бы играть…
Я к окошку подойду украдкой,
Не ступив и взглядом на карниз,
А она, бедняга, без оглядки
Норовит туда,
на камни,
вниз.
Тень, как шут, своим нелепым жестом
Королеву выставит на смех
И величья царственного вместо
Обнажит отчаянье при всех.
При разлуке с королем любимым
Легким будет шеи поворот…
Только тень, скользнув неслышно мимо,
Горестно на рельсы упадет…