Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2003
Орден — российскому переводчику
Минувшей осенью в Австрийском посольстве в Москве во второй раз состоялось торжественное вручение “Почетного креста за заслуги в области науки и искусства I класса”. Награду получила переводчица Серафима Евгеньевна Шлапоберская. В 2001 году ордена были удостоены Евгения Кацева и Соломон Апт, ставшие его первыми российскими кавалерами.
С. Е. Шлапоберская хорошо известна как переводчица с немецкого и французского языков. Много переводила она и австрийских авторов, среди ее работ романы Ингеборг Бахман “Малина”, Йозефа Рота “Склеп капуцинов” (ИЛ, 2002, № 6), Хаймито фон Додерера “Окольный путь”, Жоржа Зайко “Человек в камышах”, пьеса Эдёна фон Хорварта “Вера, надежда, любовь”, которая была поставлена в филиале театра Сатиры в Санкт-Петербурге, рассказы Франца Кафки.
Поздравляя Серафиму Евгеньевну с наградой, мы задали ей несколько вопросов.
— Не могли бы вы немного рассказать об австрийских авторах, которых вы переводили? Какие произведения вам представляются наиболее значимыми?
— Я очень ценю творчество Ингеборг Бахман, перевела ее роман “Малина” и много рассказов — часть из них печаталась в ИЛ в 1996 году. Впервые на русском рассказы И. Бахман были опубликованы в 1971 году в сборнике современной австрийской новеллы “Мимо течет Дунай”, который я составила для издательства “Прогресс”. В этот сборник вошел и один мой перевод — рассказ “Всё”. Для того же издания я перевела крошечную новеллу Петера Хандке “Приветственное слово наблюдательному совету”. Это монолог чудаковатого человека, призывающего присутствующих обратить внимание на потолок, который вот-вот обрушится. Сейчас Петер Хандке стал довольно популярен, а тогда это была первая его публикация на русском языке.
Из авторов XIX века хотелось бы назвать баронессу Марию фон Эбнер-Эшенбах. Я перевела ее рассказ “Муфта”, который вошел в сборник австрийской новеллы XIX века. Это рассказ о нищенке, которой одна богатая дама подарила муфту, потому что у нее просто не нашлось мелочи в кошельке. Нищенку схватила полиция и обвинила ее в воровстве.
Очень интересно было переводить письма композитора Густава Малера — книга должна выйти в этом году.
— Над какими переводами австрийских писателей вы работаете сейчас?
— Недавно я закончила переводить психологический детектив Хаймито фон Додерера “Убийство, которое совершает каждый” — это первое сочинение писателя, созданное в 1938 году. После Нового года думаю предложить перевод какому-нибудь издательству. В настоящее время работаю над переводом “Автобиографии” Франца Грильпарцера. Это классик австрийской литературы XIX века, драматург, поэт, новеллист, автор исследований по истории античного театра, а также французской и немецкой литературы. “Автобиография” была написана по заказу Академии наук, когда Грильпарцер был уже признанным 68-летним писателем.
Франц Грильпарцер очень интересный автор, сейчас он мало известен, а в начале XX века был весьма популярен как драматург: одну из его пьес — трагедию “Праматерь” — переводил Александр Блок. В одном из венских театров до сих пор идет его “Братский раздор в Габсбургском доме”.
— Какие произведения австрийских писателей, по вашему мнению, остались вне поля зрения российских издателей?
— Прежде всего мне хотелось бы назвать роман Х. фон Додерера “Штрудльхофская лестница”. Впрочем, его, надеюсь, издадут в недалеком будущем, но пока не буду раскрывать имя переводчика.
Томаса Бернхарад как австрийский феномен
Томас Бернхард считается одним из самых ярких и парадоксальных мастеров австрийской прозы XX века. При жизни он снискал себе славу бунтаря и мизантропа, а после смерти в 1989 году поверг литературные круги в шок, оставив завещание, по которому публикация и даже цитирование его сочинений запрещались на всей территории Австрии вплоть до истечения срока действия авторских прав.
Проникнуть в необычный бернхардовский мир, постичь его философские и эстетические принципы и взаимоотношения с окружающим бытием пытались многие исследователи. Для австрийских литературоведов он прежде всего был “певцом родины”, но с остро критических позиций, создателем жанра, который они определяли как “негативный областнический роман”.
Недавно вышедшая в свет книга “Томас Бернхард: становление австрийского характера” Джитты Хонеггер стала первым биографическим исследованием, написанным на английском языке. В отличие от прочих биографий, детально реконструирующих жизненный путь писателя, американская исследовательница делает акцент на том, что Бернхард — чисто австрийский феномен. Драматург, театровед и переводчица, Хонеггер рассматривает жизнь и творчество Бернхарда в контексте тех политических и культурных изменений, которые произошли в Австрии после Второй мировой войны, хотя не обходит вниманием и ранние годы писателя.
Все детство Бернхарда прошло под знаком войны. Отец оставил семью еще до его рождения и не то погиб на фронте, не то покончил с собой. Отношения с матерью были достаточно сложными: сын постоянно напоминал о человеке, который принес ей горе и унижение. На формирование личности Бернхарда большое влияние оказал дед по материнской линии, писатель Фроймбихлер, который фактически заменил мальчику отца.
Ребенком Бернхард пережил жестокие бомбардировки союзников, когда, казалось, смерть подступает со всех сторон. После войны мечтал выучиться на музыканта или певца, но тяжело заболел туберкулезом. Именно в больнице он впервые взялся за перо. Писательство стало для него актом преодоления смерти и в то же время вызовом всему низкому и отвратительному, что окружало его с ранних лет.
Томас Бернхард всегда был нонконформистом. Австрия была для него сосредоточением зла, символом отсталости, распада и социальной несправедливости. Он критиковал ее за нацистское прошлое, постимперский провинциализм, лицемерие и ксенофобию. В своих пьесах, романах, статьях, интервью и публичных выступлениях высказывал мысли и взгляды, которые возмущали общественное спокойствие. На Бернхарда подавали в суд, его книги изымали из магазинов. Случались, естественно, и публичные ссоры с властями. Так, на церемонии вручения ему Австрийской государственной премии 1967 года лауреат в благодарственной речи не слишком лицеприятно отозвался по поводу отечественной государственной системы, министр вспылил и с такой силой хлопнул стеклянной дверью, что стекло разлетелось вдребезги. А незадолго до смерти писатель заявил, что в 1988 году в Австрии больше нацистов, чем их было в 1938-м, чем вывел из себя президента.
В этой крайней политизированности взглядов, двойственности мировосприятия, где любовь перемешана с ненавистью, исследовательница усматривает связь с австрийской историей. По ее мнению, личность Бернхарда как зеркало отразила весь сложный клубок противоречий, свойственный окружавшей его жизни, явившись порождением того, что сам писатель именовал “австрийским ничтожеством”. Сам Бернхард толковал жизнь как вселенский театр. Театр был не только его профессией, но и жизненной парадигмой, а игра — не только основой творчества, но и способом построения своеобразного мира, который, по словам критиков, продолжает завораживать и шокировать даже после смерти автора.
“Замок” Франца Кафки на театральных подмостках
Главный режиссер молодого нью-йоркского театра “Манхэттен фнсамбль” Скотт Шварц предпринял интересный эксперимент, поставив спектакль по мотивам самого загадочного романа Франца Кафки. В основу спектакля легла пьеса, которую сочинил в 50-е годы друг Кафки, немецкий литературовед Макс Брод, главным образом знаменитый тем, что, нарушив последнюю волю писателя, не стал предавать огню его рукописи. К произведению Брода уже обращалось несколько режиссеров, в том числе Ингмар Бергман, однако в Америке эти работы почти неизвестны.
Замысел постановки принадлежит художественному руководителю театра Дэвиду Фишельсону и Аарону Лейчтеру, которые не столько перевели пьесу Брода на английский, сколько предложили собственное толкование знаменитого романа. В результате получился полуторачасовой спектакль из двенадцати сцен, идущий без перерыва.
“Замок” Франца Кафки можно воспринимать как произведение трагикомичное, обличающее бездушный и механистичный окружающий мир. Режиссер, однако, попытался привлечь внимание зрителей и к иному — онтологическому — пласту романа. Что символизирует собой замок? Бога, небеса, врата Истины? В чем кроется смысл странствий землемера К, которому приходится по ходу действия вести борьбу не только с чиновниками, но и с самим собой?
Спектакль интересен еще и тем, что в отличие от романа, так и оставшегося незавершенным, он имеет окончание — это притча о человеке, пришедшем к Вратам закона, позаимствованная из романа “Процесс”.
Да здравствует иностранный туризм и Лоренцо Да Понте!
В XIX веке, в небольшом городке Штайнфельде, жил человек-гигант. Его — как диковинку — возили по всему свету, являя взору то королевы Виктории, то кайзера Вильгельма… Великана не оставили в покое и тогда, когда он, влюбившись, захотел уединения.
Когда он умер, гроб его оказался слишком мал, поэтому штайнфельдцы, не долго думая, отрезали усопшему ноги. А потом смекнули, как использовать славу земляка после его смерти. Они превратили могилу в достопримечательность, воздвигнув на ней памятник, дабы иноземные любители зрелищ не обошли эти места стороной. Такую историю в пьесе “Великан из Штайнфельда” (издательство “Зуркамп”) поведал известный австрийский драматург, прозаик и сценарист Петер Туррини.
Почти одновременно в том же издательстве появилась другая новинка этого автора — пьеса “Да Понте в Санта-Фе”, премьера которой состоялась на недавно прошедшем театральном фестивале в Зальцбурге.
Действие пьесы происходит на Диком Западе — небольшой оперный театр в городке Санта-Фе дает “Дон Жуана” Моцарта. Театр этот не совсем обычный. Руководит им бывший хозяин салуна, в переоборудованном помещении которого он помещается, а обязанности билетеров и капельдинеров исполняют прежние вышибалы.
Действие оперы иногда прерывают девицы легкого поведения, которые шумной стайкой выбегают на сцену — в остальное время они развлекают почетных гостей и публику в ложах, дабы те не заскучали от серьезной музыки. А если какой-нибудь зритель несмотря ни на что выказывает недовольство постановкой, он попросту вышвыривается вон.
Лоренцо Да Понте, автор либретто “Дон Жуана”, переодевшись продавцом бренди, тайком проникает в театральное фойе. Он хочет исправить многовековую несправедливость. Все вокруг превозносят музыку “великого Моцарта”, тогда как имя либреттиста даже не указывается на афишах. Поэтому Лоренцо Да Понте должен выйти на сцену и разъяснить зрителям, что он тоже заслуживает толику признания. Однако осуществить этот план ему не дают вездесущие капельдинеры…
По материалам газеты “Нью-Йорк таймс” [США], “Спайк мэгезин” [Великобритания], каталога издательства “Зуркамп” [Германия].