Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2002
Книга Умберто Эко “Как написать дипломную работу” вышла в переводе Е. Костюкович под грифом “Учебное издание” (М., Книжный дом “Университет”). В этом качестве она сильно устарела за двадцать четыре года, что отделяют русскую публикацию от итальянской. Нынешние дипломники, которых еще не было на свете, когда профессор Эко составлял свое руководство, попросту многого не поймут из его рекомендаций.
Им, например, сложно будет уразуметь, для чего он с такой настойчивостью советует вычитывать текст после перепечатки и подчеркивать курсивы волнистой линией. О пишущей машинке у них понятие примерно такое же отчетливое, как о гаубице очаковских времен. Разъяснения Эко, что следует выписывать на отдельный листок библиографию из каждого просмотренного труда, а потом переносить на карточки все нужное, тоже покажутся, по меньшей мере, избыточными. К чему трудиться, если компьютер в минуту выдаст массу информации, рассортировав ее в желаемом порядке?
Сидение в библиотеках и две-три поездки в крупные научные центры, где отыщется какая-нибудь из необходимых, но труднодоступных работ, — это, на взгляд Эко, абсолютно необходимое предусловие любого исследования, которое делается на совесть. Но с тех пор появился Интернет, и, обладая некоторыми нехитрыми навыками, можно без больших затруднений получить доступ к очень обширным материалам по своей теме, не выходя из дома. Все необходимое под рукой, даже если предстоит заняться предметом довольно специфическим. Хотя бы одним из тех, которые называет Эко: влиянием философии дзен на стиль жизни американских битников в середине ХХ века или политикой итальянских коммунистов в области народного образования, когда в 60-е годы у власти стоял левоцентристский блок.
Однако, независимо от ее скромной практической цели — служить руководством выпускникам, работающим над дипломным сочинением, — сама книга, конечно, воспринимается сегодня вовсе не так, как, должно быть, воспринималась первыми читателями. В 1977-м автор еще не стал тем Умберто Эко, чье имя известно во всем литературном мире. Пройдет три года, прежде чем появится “Имя розы”. Компендиум для дипломников составляет университетский преподаватель, видный семиотик, историк и культуролог с прекрасным реноме в академических кругах, но едва ли кому-то известный за их пределами. Книжку, вышедшую в Милане, покупали итальянские студенты-гуманитарии и, возможно, кое-кто из их научных руководителей. Московскую книжку прочтут очень многие из тех, кому уже давно не грозит перспектива писать и защищать диплом, да и диссертацию тоже.
Ожидания этой категории читателей не будут обмануты. Не уставая подчеркивать, что назначение его книги чисто прикладное, Эко тем не менее написал нечто далеко выходящее за пределы утилитарных задач. Он подробнейшим образом объясняет, как надлежит пользоваться каталогом и отчего следует указывать в библиографии не только год и место выхода упомянутой книги, но также издательство, которое ее выпустило. А по существу речь у него идет не только и не столько об элементарных навыках научного исследования. Речь идет о том, как рядовой студент, выходец из не самой благополучной семьи с очень средними культурными потребностями, становится интеллектуалом. Если, конечно, он им становится.
Дипломная работа предоставляет для этого определенный шанс. Эко не хотелось бы, чтобы он был упущен. О том, как часто шанс бывает упущен, причем жизнь не предоставит другого, Эко с его богатым преподавательским опытом прекрасно известно. Он честно предупреждает, что на его книгу не стоит тратить времени тем, кто относится к большой категории дипломников, которым не надо ровным счетом ничего, кроме бумажки с печатями, облегчающей служебное продвижение в каком-нибудь офисе. Для этой публики самое разумное — временно пересмотреть свой бюджет и, отказавшись от посещения дискотек, оплатить услуги профессионала, который за умеренный гонорар изготовит что-нибудь гарантирующее твердую тройку — хоть о позиции клерикалов в городском управлении Модены перед Первой мировой войной, хоть о комментариях св. Фомы Аквинского к трактату Псевдо-Дионисия.
Скорей всего те, кому действительно адресована книга Эко, тоже отправятся искать службу в компании, занимающейся недвижимостью или рекламой, а исключения будут редкими. Причастность к кругу тех, кого называют интеллектуалами, не создает житейских выгод, скорее наоборот. И все-таки есть нечто притягательное в том, чтобы принадлежать именно к этому кругу. Есть некий материально не реализующийся, но существенный выигрыш, даруемый вхождением в ту сферу, где смыслом жизни может оказаться расшифровка непрочитанных древних рукописей или описание системы указательных местоимений в трактатах по ботанике, относящихся к XVIII веку. Своими читателями Эко видит тех, для кого этот выигрыш настолько реален, что тут нет повода для дискуссий. За четверть века после выхода его книги такие люди, к счастью, не перевелись, а революция в информатике ничуть их не переменила по существу. Она лишь облегчила им работу, бессмысленную для здравомыслящих.
Самые интересные страницы книги Эко те, где он пробует реконструировать процесс приобщения гипотетического среднего студента к интеллектуальным ценностям, которые вдруг оказываются для него чуть ли не главенствующими. Взят крайний случай — заочник, провинциал, который слишком мало зарабатывает в своей конторе, чтобы покупать дорогостоящие научные издания или заказывать микрофильмы книг, не найденных в городской библиотеке с ее стандартной системой комплектования. Пока не пришло время взяться за диплом, этот студент был озабочен тем, чтобы как-то сдать очередную сессию, тут же выбросив из головы все, что лихорадочно зубрил к экзамену. В университете, куда надо добираться несколько часов на поезде, он бывает редко, видел своего научного руководителя только один раз месяца три назад, и тот, торопясь на лекцию, бросил ему в коридоре несколько фраз, посоветовав заняться концепцией метафоры у теоретиков итальянского барокко. Сам руководитель над схожей темой не работал, но это не облегчит задачи: ее до тонкостей изучили будущие оппоненты, и уж они непременно укажут на вопиющие промахи, если диплом наспех состряпать из того, что под рукой.
Первый порыв такого студента легко предугадуем: надо сделать толковую компиляцию, порывшись в справочниках и популярных историях литературы. Контора милостиво разрешает своему сотруднику дважды в неделю не приходить на службу после обеда, и он отправляется в библиотеку с надеждой быстро отыскать подходящие тексты, которые потом будут пересказаны без употребления кавычек, но так, чтобы комиссия, по крайней мере, уверилась, что дипломник сравнительно начитан в избранной им области. Но вот беда: тексты для переписывания сами собой не находятся, их надо искать. А для этого требуется кое-какая эрудиция вместе с привычкой просиживать долгие часы в систематических каталогах, где есть разделы “Поэтика”, “Риторика” и “Литература XVII века (стиль)”.
Поняв, что никуда не деться от изучения истории вопроса, дипломник принимается читать или хотя бы перелистывать основные работы своих предшествеников и вскоре выясняет: этих работ великое множество, однако ни одна не содержит в себе готовых решений взятой им проблематики. Пока он шел к своему выводу, который легко могли бы предугадать люди более искушенные в подобных материях, в его голове понемногу укоренилась мысль, что посещение библиотеки не обязательно носит принудительный характер. Оказывается, что порой оно и в радость: попалось кое-что не оцененное другими, любопытно, до чего разные суждения высказывались по поводу одних и тех же фактов. Скучный текст, который триста лет назад сочинил кардинал Сфорца Паллавичино, провоцирует — кто бы подумал! — нешуточные страсти разных толкователей, и они чуть ли не готовы сойтись друг с другом в смертельной схватке.
Ниточка разматывается: чтобы взять в толк, что подразумевал этот Паллавичино, надо постичь природу барокко. Значит, неизбежно предстоит окунуться в духовную атмосферу XVII столетия да еще и освоить хотя бы основные правила искусства риторики. То есть достать с полки Аристотеля и какие-то пояснения к нему.
Где-то через месяц-другой Грасиан, Лили, Опиц и другие корифеи европейского барокко, о которых дипломник прежде, скорей всего, даже не слыхивал, становятся для него персонажами из самого близкого окружения. Общение с историками этой художественной эпохи — Курциусом, Хаузером, Баттисти, Джетто — делается куда занимательнее, чем разговоры с сослуживцами, которые обсуждают вероятность смены руководства компании, достоинства мыльной оперы, показанной популярным телеканалом, или перипетии вчерашнего футбольного матча. Изъяны общего гуманитарного образования, само собой, сказываются, и та часть диплома, где надо выстраивать теоретическую или историческую перспективу исследования, напоминает попытку перейти минное поле. Времени в обрез, что-то крайне необходимое так и не удалось заполучить в руки. Принявшись за собственный текст, дипломник вынужден кое-что цитировать по другим текстам, а кое-где откровенно списывать. Но уже непременно с отсылками, так как появились свидетельства обретенной академической культуры, которая запрещает прибегать и к плагиату, и к блефу, то есть к обобщениям по поводу непрочитанного.
Зато, перейдя непосредственно к разбору и комментированию трактата Паллавичино, дипломник, очень вероятно, испытает такое чувство, что уж перед самим собой он действительно безупречен. Текст проработан им с необходимой основательностью, контексты обозначены в меру того, насколько это было ему по силам и по реально доступным материалам. Он знает все самое важное, что за три века было сказано об этом трактате, и, соглашаясь с прежними интерпретаторами или их оспаривая, стремится заявить собственный взгляд на проблему, собственную позицию. Открытий он, скорее всего, не сделает, зато докажет, что, при необходимой заинтересованности своим предметом, каждый в силах “сварить неплохой супчик ну не совсем из топора, но все же и без лангустов и артишоков”.
Этот супчик для Эко, пожалуй, вкуснее, чем изысканные блюда, изготовленные самыми опытными кулинарами. И не имеет большого значения то очевидное обстоятельство, что, защитив диплом, студент вернется в офис, где такие супчики не нужны абсолютно никому. Суть дела в том, что, пока супчик закипал и булькал, у повара переменился сам стиль мышления. А значит, хотя бы отчасти, другими стали жизненные ориентиры и приоритеты. Эко не исключает даже такого продолжения, когда бывший дипломник поймет, что ему скучно жить без постоянного контакта со старинными авторами, рассуждавшими о прекрасном, о стиле и о благе. Тогда он забросит свою контору, станет аспирантом, будет жить крайне скудно (например, выберет монастырский пансион, где приходится существовать в буквальном смысле на хлебах), но уже никто его не оторвет от “Подзорной трубы Аристотеля”, сочиненнной в том же XVII веке Эмануэле Тезауро.
Впрочем, Эко не забывает предупредить читателей, чтобы они не ждали от него “советов ни что вам писать в дипломе, ни как вам строить вашу жизнь”. Советы возможны, но неэффективны, потому что тут каждый раз — дело личного выбора. Разумеется, выбор далеко не всегда окажется таким, как у описанного Эко дипломника из маленького города Алессандрии, расположенного на порядочном удалении и от Турина, и от Генуи, куда этот дипломник, войдя во вкус, так мечтал съездить, чтобы прямо с вокзала ринуться в тамошние книгохранилища. Дипломник — лицо вымышленное, иллюстрация, убеждающая, что интеллектуалом можно стать, даже если происходишь из среды, далекой от интенсивной культурной жизни, и живешь вдали от крупных академических центров.
Люди с богатым опытом университетского преподавания подтвердят, что такой случай вовсе не экстраординарен. Вопрос, в конечном счете, решается не столько внешними условиями, сколько собственной нацеленностью на те или совсем другие задачи, собственным пониманием престижа и, если угодно, призвания. Книга Эко, собственно, и написана как раз об этом: о понимании престижа и ценностей, которые признает для себя важнейшими человек, заканчивающий образование.
Пусть — случай самый вероятный — практически все это ему не понадобится: ни полученные им знания о барокко, ни теория Курциуса, ни Аристотель. По высшему счету, вознаграждение все-таки не в том, что свидетельство об окончании университета окажется кстати, когда дирекция фирмы будет пересматривать штатное расписание. Истинным вознаграждением станет культура, то есть интеллектуальные запросы такого порядка, когда человек уже не в состоянии обходиться суррогатами вместо неподдельных духовных обретений и не может удовольствоваться тем, что в статистических измерениях он более или менее благополучен, а там хоть трава не расти.
Обзавестись нужной бумагой с печатями дело нехитрое, но настоящий диплом — это пришедшее новое самосознание, которое существенно перестраивает и порядок жизни того, кто его достиг, и даже стиль бытового поведения. Оно, например, дарует умение вести диалог, в наши дни ставшее редкостью. По разным поводам Эко напоминает о том, что среди главных отличительных свойств действительно культурного человека должна быть названа способность выслушивать оппонента, даже не соглашаясь с ним решительно по всем пунктам. Специалисты знают: “У заклятого противника можно взять блестящие идеи”, — но поиск идей, которые приходят из самых неожиданных источников, пожалуй, не самое существенное. Куда важнее раз навсегда усвоить, что одно из подтверждений интеллектуальной состоятельности в том, чтобы по мере возможности избегать оценочных суждений, “тем более когда чей-то стиль мышления отличается от нашего или отличается идеология”. Правило, которое сформулировано Эко, приложимо, разумеется, не только к научной полемике. Нам ли, помнящим собственный опыт последнего десятилетия с его политическими и прочими конфронтациями, этого не знать.
Эко вспоминает курьезный казус, когда из представленного дипломного сочинения, где были соблюдены почти все неизбежные формальности, явствовало, что автор понятия не имеет, в каких отношениях находились Вольтер и Аруэ. Подобных проявлений невежества легко избежать: всего-то и требуется две минуты на статью в любом биографическом словаре, который удостоверит, что господину Аруэ угодно было подписывать свои сочинения псевдонимом. Но осведомленность — не синоним интеллекта, который испытывается по другим критериям, в частности и по такому, который определен Эко формулой “научное смирение”. Оно, помимо многого другого, исключает снобизм, заставляющий пуще всего на свете страшиться, что высказанная мысль окажется внятной для всех, включая непосвященных. Героиня чеховской “Свадьбы” жаловалась на одного из гостей: “Они хочут образованность свою показать и всегда говорят о непонятном”. Манера телеграфиста по фамилии Ять сделалась неодолимым искушением для многих отечественных претендентов на статус интеллектуала современной формации: похоже, они решили, что нет греха непростительнее, чем словечко, сказанное “в простоте”. А вот Эко уверенно пишет: “Возьмите великих ученых или крупных критиков, и вы увидите, что за редчайшими исключениями все они прозрачны и не гнушаются тщательно разжевывать любую мысль”. И сам он не гнушается объяснять неопытным, как должна быть оформлена библиографическая сноска. А ведь рукопись, которая выйдет в свет под названием “Имя розы”, у него уже в работе.
Стать интеллектуалом довольно просто, если будут сочтены достаточными чисто внешние показатели — допустим, ученая степень, которая получена от университета, с именем. Или должность в научном учреждении с громким названием, или непременное присутствие на каких-нибудь дискуссиях, считающихся делом первостепенной важности. Или несколько публикаций в журналах, читаемых только теми, кто в них печатается, да умение при любом удобном случае ввернуть что-нибудь вычитанное в книжках деконструктивистов и щегольнуть словцом вроде “дискурса” или “хронотопа” (чаще всего смутно представляя себе, что эти термины означают).
Но на деле интеллектуалами становятся — верней, день за днем стремятся поддерживать в себе это особое духовное и моральное состояние — всю жизнь. Книгу Умберто Эко нужно прочесть хотя бы с той целью, чтобы напомнить самим себе об этой простой, но трудно усваиваемой истине.