Перевод с итальянского и вступление Геннадия Киселева
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2002
ПРОСТЫЕ ЧУДЕСА ЭНРИКО МОРОВИЧА
Энрико Морович совсем неизвестен в России. Полагаю, что и в Италии он известен не намного больше. Переворошив с десяток словарей и справочников, лишь в одном из них — “Общем словаре современных итальянских авторов” — я отыскал скупые и путаные сведения о Моровиче. “Современный итальянский автор” Энрико Морович родился в 1906 году в городе Фиуме (нынешняя Риека, Далмация). Том самом Фиуме, вокруг которого в далеком 1919-м велись ожесточенные дипломатические баталии, увенчавшиеся захватом города отрядом итальянских легионеров во главе с декадентом, эстетом и кондотьером Габриеле Д’Аннунцио.
Жизнь Э. Моровича складывалась на этом фоне отнюдь не героически. В 1924-м, получив диплом экономиста, он поступает на службу в Банк Италии. Спустя четыре года начинает печататься в лучших литературных журналах той поры: “La Fiera Letteraria”, “Solaria”, “Letteratura” и др. Впоследствии автор признавался, что самые забавные страницы его ранних сюжетов были плодами живительных пауз в однообразном банковском корпении. Вместе с первыми рассказами появляются и первые рисунки Моровича, который продлил список итальянских классиков ХХ века, соединивших в своем творчестве литературу и живопись: А. Савинио и А. Соффичи, К. Леви, Э. Монтале и Д. Буццати.
Пик литературных достижений Э. Моровича пришелся на 30-е годы. Именно в это время публикуются сборники его рассказов “Трактир у реки” (1936), “Обыденные чудеса” (1938) и “Портреты в лесу” (1939). Тексты Моровича настолько прочно вписались в тогдашний литературный пейзаж, напоминавший черты бурлескной прозы итальянского возрождения, что были включены в знаменитую антологию “Italie Magique”, составленную Джанфранко Контини и вышедшую в Париже в 1946 году на французском языке. Моровичу суждено будет пережить всех участников антологии итальянской “волшебной прозы без волшебства и сюрреализма без сюрреализма” — от А. Палаццески и Н. Лизи до М. Бонтемпелли и Т. Ландольфи. В послесловии к итальянскому изданию антологии (или ее “переводу” на итальянский, как игриво указано в титульной сноске) Дж. Контини называет Моровича единственным автором, для которого “Волшебная Италия” остается продуктом сегодняшнего дня.
В 1950 году Морович выбирает итальянское гражданство, навсегда покидает Фиуме, долго кочует по Апеннинам и наконец оседает в Генуе. С 1958 года он служащий портового консорциума Генуи. Долгое молчание писателя нарушается в 60-е годы редкими малотиражными изданиями. И только в восьмидесятых у Моровича словно открывается второе дыхание. До самой смерти в 1994 году он непрерывно публикует мемуары и хроники, роман “Морские великаны”, сборники рассказов и стихов. Любопытное совпадение: в Италии антологию Контини переиздали лишь в 1988 году. В том же 88-м появились и “Обыденные чудеса” Э. Моровича, объединившие под одной обложкой все три сборника тридцатых годов. Эта книга в известном смысле узаконила процесс прижизненной литературной канонизации этого самородка, открытие которого продолжается.
ПРИВИДЕНИЯ
Привидения попадали в дом через дымоход. Каждую ночь они пугали маленькую Эмму. Это были призраки детей. Их нигде не хотели принимать. Даже в аду. Чтобы хоть как-то от них отделаться, им разрешили досаждать людям.
Маленькая Эмма спала одна в большой старинной спальне. Вместо печки в спальне имелся камин. Эмма постоянно жаловалась родителям. Но родители говорили, что все это выдумки: никаких привидений нет и быть не может.
Маленькая Эмма знала, что привидения нарочно ее пугают. Это было невыносимо. Пять или шесть привидений выходили из камина по одному. Они были прозрачными, но заметить их было легко. Привидения напускали на себя печальный, таинственный вид. С изощренной жестокостью они заставляли скрипеть половицы. У малышки перехватывало дыхание. Она лежала и таращилась в темноту. Если привидения подходили к постели, она утыкалась лицом в подушку и начинала плакать. Когда она отрывалась от подушки, рядом кто-то стоял, неподвижно склонившись и глядя на нее в упор.
Кончилось тем, что маленькая Эмма от страха умерла.
Теперь и она входит в компанию привидений. Эмма страсть как веселится, разгуливая по ночам с призраками детей. Иногда она заглядывает к маме с папой. Когда она появляется, родители от испуга прячут лица в подушки, точь-в-точь как маленькая Эмма при жизни.
СОПЕРНИЦЫ
Мефодий уже собрался взять в жены Лию, как вдруг в деревне появилась Ала. Появилась — и вскружила ему голову. Новость мигом разнеслась по деревне. И пошли пересуды. Коварную Алу честили все кому не лень, а несчастную Лию жалели, ведь у нее было доброе сердце. Лия куда больше заслуживала счастливой жизни, чем та, Ала — хоть и красавица, а вредная, черствая и спесивая.
Юный Мефодий проводил в ее доме дни напролет. Даже когда узнал, что Лия тяжело больна. Даже когда ему сказали, что она заболела с горя — после того как он ее бросил. И умерла Лия от тоски по любимому как раз на именины соперницы. Мефодия, конечно, не было у смертного одра. Он был у Алы — там пир стоял горой.
На похороны он тоже не явился. Простуда. Зима в тот год выдалась лютая, снежная, и такая отговорка показалась ему в самый раз. Опьяненный чарующими глазами Алы, он вовсе не собирался мерзнуть, да еще по такому печальному поводу. Немало упреков было брошено в его адрес. Все прекрасно знали, отчего умерла бедняжка Лия. И не скрывали неприязни к новой невесте Мефодия.
Ала праздновала победу. Она сияла красотой и не чаяла поскорее выйти за Мефодия.
Ближе к вечеру, спустя всего несколько часов после погребения, кто-то из селян, задержавшихся на кладбище, видел, как четыре стройных ангела разрыли могилу Лии, вынули гроб, взвалили его себе на плечи и понесли в сторону деревни. Шаг их был волен, груз не тяжел. Помавая широкими крыльями, они едва касались снега босыми ногами. На пути им встречались местные жители. Не веря своим глазам, они пускались бегом за ангелами. Все с нетерпением ждали развязки, ведь ангелы наверняка шли к дому Лии. И хоть на дворе трещал мороз, крестьяне обливались потом, стараясь не отставать от ангелов. Они мчались во весь дух, падали на лед и увязали в сугробах.
Однако ангелы держали путь не в дом Лии, а в дом Алы. Народу вокруг собралось видимо-невидимо. Из окон соседних домов пялились зеваки.
Когда ангелы вошли, Ала была вместе с Мефодием в теплой горнице, залитой ярким светом. Увидев ангелов, она испуганно вскрикнула. Ангелы опустили гроб на пол. Ала бросилась к Мефодию, едва не лишившись чувств.
Ангелы открыли гроб. Из него поднялась Лия. Она не умерла. Мефодий рухнул перед ней на колени и в тот же миг отпустил Алу. Та повалилась в объятия одного из ангелов. С помощью своих товарищей ангел уложил ее в гроб. Когда гроб накрыли крышкой, все увидели сверху имя “Ала”. Ангелы пошли обратно на кладбище. За ними никто не увязался. На дворе была ночь. К тому же все и так выдохлись от недавней гонки.
СТРАШНАЯ СМЕРТЬ
Медардо убил жену из ревности. Его посадили в тюрьму. В тюрьме Медардо почувствовал полную безысходность. Он то и дело впадал в ярость, буйствовал, бился головой о стену. Обессилев, он валился на соломенный тюфяк и засыпал. Во сне его без конца мучали кошмары. Они сопровождались жуткими видениями. Для простого крестьянина это было чересчур. Проснувшись, он жаждал только одного — чтобы суд поскорее вынес ему смертный приговор. Много ли стоила теперь его жизнь? Ведь он своими руками убил женщину, которая была для него дороже всего на свете. Жестокая судьба подтолкнула Медардо в минуту гнева на отчаянный и безрассудный шаг. Раздумывая над этим, он заливался горючими слезами.
Однажды, после очередного приступа, Медардо вновь погрузился в короткое забытье. И тут ему приснился сон. Совсем не такой, как раньше. Это был безмятежный сон. Во сне Медардо явилась жена. Она поражала своей красотой. Прямо как на празднике.
— Медардо, — сказала она, — ты убил меня, но я сама виновата. И с дорогой душой прощаю тебя. А теперь пора готовиться к смерти. Только не надо ее бояться. Ты очнешься в гробу. Там будет ломик. С его помощью ты выберешься из гроба. Я уговорю могильщика, явившись ему во сне. И он положит ломик в гроб.
Сказав это, жена исчезла. Медардо проснулся. С этой минуты он был спокоен и уже не буянил. Его охватила сладкая истома. Медардо перестал есть и был переведен в лазарет. Он понимал, что умирает, и хотел лишь поговорить с тем человеком, который будет его хоронить, чтобы напомнить ему о ломике. Он решил держать тайну при себе, поскольку целиком доверял жене. В горячечном бреду он снова видел родные поля, цветущий сад, пыльную дорогу и свою телегу, запряженную волами. В эти мгновения Медардо испытывал пронзительное счастье. Через несколько дней он испустил дух.
Очнувшись, Медардо увидел, что в гроб кладут его тело, но не кладут его самого. Он проверил, там ли ломик. До ломика никому не было дела. Впрочем, и Медардо тоже. Он потерял всякий интерес к своему телу, которое схоронили на городском кладбище, без отпевания, в простом деревянном гробу.
На кладбище он повстречал жену. Она была в точности такой, какой он видел ее во сне. Вместе они отправились в царствие небесное. По дороге жена призналась Медардо, что выдумала всю эту историю про ломик, чтобы ему не страшно было умирать.
СМЕРТЬ В ТАПОЧКАХ
Антонио внезапно проснулся от звука, напоминавшего цокот копыт. Он зажег лампу и увидел, что это была Смерть. Смерть ходила по комнате взад-вперед. Заметив, что на нее смотрят, она остановилась и указала пальцем на ящик ночного столика. Потом опять принялась шумно расхаживать на своих тощих ногах. Антонио боялся, что ее услышат в соседней комнате. Немного погодя Смерть снова остановилась и снова указала пальцем на ящик ночного столика. И опять затопала по комнате.
— Если хочешь, чтобы я достал из ящика револьвер, — сказал Антонио, указывая в свою очередь на тапочки, стоявшие возле кровати, — сделай милость, надень мои тапочки.
— Будь по твоему, — ответила Смерть и мигом нацепила тапочки.
Теперь она ходила совсем бесшумно. Антонио погасил свет. Казалось, в комнате никого больше нет. Антонио и не подумал доставать из ящика револьвер. Вскоре он уже спал крепким сном.
ПОРТРЕТЫ В ЛЕСУ
Как только Клементину посватал богатей Джакомо, она бросила лесника Гверрино. Приунывший Гверрино всю ночь шатался по лесу. Его одолевали печальные мысли. Гверрино боялся будущего. Но еще сильнее он боялся того, что Клементина пойдет в лес с новым женихом. Он-то ее хорошо знал. Гверрино уже представлял себя в тюрьме. Его упекут за решетку до конца дней за то, что он не сумел побороть в себе соблазн пальнуть по влюбленной парочке.
Правда, ближе к рассвету он передумал. Забыв об отдыхе, Гверрино поехал в город. Он взял с собой фотографию, на которой был изображен с невестой. У фотографа Гверрино заказал сто увеличенных портретов, а в багетной мастерской — сто рамок со стеклом. Еще он купил фунт гвоздей и молоток. На это Гверрино ухнул все свои сбережения. Через несколько дней сто рамок с портретами были готовы, и он снова пошел в лес. Гверрино одолжил у крестьянина лестницу. Всю субботу он кружил по лесу, приколачивая к деревьям фотопортреты, на которых он и Клементина стояли в обнимку. Гверрино вешал рамки так, чтобы их хорошо было видно, но нельзя было снять без лестницы.
В воскресенье пришли охотники и диву дались: на деревьях висели портреты. Думали, шутит лесничий. Где только его ни искали — нет лесничего, хоть ты лопни. Тогда охотникам взбрело посшибать портреты. Но не тут-то было. Стекло разбивалось легко, а вот рамка с фотографией никак не поддавались. Гверрино явно не жалел гвоздей. На спор охотники стреляли больше по фотографиям, чем по дичи.
Спускаясь в деревню, охотники завернули в трактир. Они наперебой рассказывали трактирщику о лесных чудесах. В охотничьих сумках лежали сбитые портреты. Один портрет трактирщик у них выклянчил. Когда охотники ушли, он кинулся показать портрет Клементине — пусть узнает про лесную выставку.
Девушка до смерти перепугалась. Что-то скажет Джакомо? Всю ночь она не смыкала глаз. Клементина боялась, что теперь ее свадьба расстроится. Назавтра она помчалась в лес отыскать Гверрино.
На подходе к его хижине Клементина увидала четыре или пять портретов. В хижине никого не было. Пришлось возвращаться ни с чем. Клементина шла и смотрела на портреты. Казалось, он развесил их везде и всюду. Она шла, задрав голову, и ненавидела Гверрино все сильнее и сильнее. Ей даже захотелось увидеть его повешенным на каком-нибудь дереве. Но она видела одни портреты. Это повергло Клементину в отчаяние. Она упала на кучу листьев и долго рыдала. Клементина была уверена, что, узнав обо всем этом, Джакомо ее бросит.
Кончив рыдать, Клементина встала вне себя от злости и пошла в деревню за жердью. Такими у них обычно трясли орешник. Прихватив жердь, Клементина вернулась в лес. “Хоть неделю на это положу, а дело свое сделаю”, — решила она.
По деревне прошел слух о лесных портретах. Деревенские поделились на две партии. Одни выступали за девушку, другие — за Гверрино.
Клементина как могла сбивала портреты с деревьев. Но гвозди держались крепко. Когда иной портрет все же удавалось сбить, Клементина вынимала его из рамки и рвала на мелкие клочки. Она возмущалась, что Гверрино до сих пор не появился и не остановил ее. С другой стороны, она ненавидела Джакомо: он совсем ей не помогал.
Что до лесника, то он заметил Клементину в самое первое утро. Гверрино следил за тем, как девушка вошла в хижину, вышла из нее, расплакалась, потом ушла и вернулась с ореховой жердью. Он наблюдал за ней тайком и не осмеливался выходить.
Джакомо тоже знал, что творится в лесу. Хотел было примкнуть к возлюбленной, но побоялся, что его засмеют. Весь день он просидел дома, велев сказать, что болен и что у него жар.
Ближе к вечеру крестьяне пришли в лес. Одним не терпелось поглазеть на то, как девушка сбивает с деревьев портреты, другим — взбодрить Клементину и подсобить ей. Завидев такое скопище народа, Клементина вконец освирепела, пригрозив попотчевать жердью первого, кто к ней подойдет. Вместо того чтобы испугаться, все расхохотались. Девушка заревела и упала на землю. Первым к ней подскочил Гверрино. Он выпрыгнул из кустов, как леший. Гверрино бухнулся перед Клементиной на колени. Ко всеобщему изумлению, девушка вдруг взяла портрет и начала его рассматривать.
— А я тут красавица, — сказала она. — Да и Гверрино хорош собой.
Народ грохнул со смеху.
— Ничего смешного, — крикнул Гверрино, гладя Клементину по голове. — Стал бы я выставлять ее портрет, не будь она красавицей?
Клементина заревела еще громче. Народ заскучал. Скоро все разошлись. Кое-кто презрительно махнул рукой.
— Джакомо тебя не возьмет! — прокричал какой-то тип, подойдя к девушке.
— Это точно, — с грустью в голосе подтвердил Гверрино. — Погубил я тебя.
Они остались вдвоем. Посвежело. Они встали и пошли к хижине лесника. Большинство портретов были разбиты. Гверрино отыскал целый портрет и с довольным видом повесил его на стену.
ЗЛЫЕ ВОРЫ
Розалия сидела за столом и делала записи в тетради расходов. Очки съехали ей на нос. Яков стоял у очага, размешивая сахар в кипящем вине.
— Яков, затвори ставни, — сказала Розалия.
— Вот придет Лука, он и запрет снаружи, не то ветер поварню схолодит, — ответил Яков.
Погодя в сенную дверь постучали. Это не мог быть Лука, он отродясь не стучал. Розалия удивленно взглянула поверх очков. Чуть помедлив, Яков сказал:
— Заходите.
Дверь отворилась, и в дом вошли трое мужчин. Двое встали в сторонку, а третий, верзила с длинными черными усами, шагнул вперед и снял шапку, прежде чем заговорить. Он хмуро глянул из-под бровей и сказал:
— Мы идем в горы, на лесосеку. В такую метель не дойти. Я видел над конюшней сеновал. Нам бы заночевать.
Розалия сняла с носа очки и посмотрела на мужа. Яков стоял раскрыв рот. Усатый говорил приказным тоном. Отказать в ночлеге было непросто.
Почувствовав на себе женин взгляд, он понял: надо найти какой-то предлог. Но какой — не знал.
— Вообще-то я вас и знать не знаю… — начал он неуверенно.
— Что же нам теперь — по непогоде топать? — раздраженно сказал усатый. — Вон какие сугробищи нанесло — ни пройти, ни проехать.
— Это верно, — ответил Яков. Он снял с огня котел с вином и перенес его на стол. — Сами посудите, мне тоже не с руки чужаков на сеновал пускать. А ну как полыхнет, всяко бывает…
— Послушайте, — недовольно перебил его усатый, — мы ведь не пацаны, курить на сеновале не собираемся, а для вашего спокойствия оставим у вас спички до утра.
Он собрал у товарищей спички и месте со своими положил их на стол.
— Добро, — заключил Яков и добавил: — Может, сразу и пойдем?
— Да, уж больно устали с дороги.
Яков повел постояльцев во двор. У дома он столкнулся со своим работником.
— Лука, — сказал ему Яков. — Вот эти люди переночуют на сеновале. Отведи их, потом придешь в поварню.
Яков пожелал гостям доброй ночи, но в дом не вернулся, а стал ждать работника у конюшни. Снегопад утих, зато поднялся резкий ветер, в ближнем лесу зашумели деревья. В этот час на горах бушевал ураган.
Лука удивился, застав хозяина возле конюшни.
— Ты раньше эту троицу видел?
Лука сказал, что не очень-то смотрит на залетных работников.
Яков хотел было поручить Луке приглядеть за лошадьми, но потом решил понапрасну не терзать парня. Тот все равно спал в конюшне. Пожелав ему доброй ночи, Яков вернулся в дом.
Розалия с ходу стала пилить его за то, что он приютил незнакомцев.
Яков защищался.
— С виду вроде приличные люди…
Розалия назвала его дурнем.
— Как же, будут приличные люди об эту пору по горам шастать.
— А что? — спросил Яков. — Есть и такие, кто всю зиму вкалывает.
— Нашел кому доверять, — сказала Розалия. — Они даже одеял не попросили, в такую-то холодрыгу. Гляди, хватимся утром лошадей, а их и след простыл.
Яков взвился.
— Да на сеновале и без одеял парко.
Но тут же признал.
— А что я могу, если они и в самом деле конокрады?
— Могу, не могу — вечно от тебя никакого проку, — проворчала Розалия. Вместо советов на Якова сыпались сплошные укоры. — И зачем только ты купил этих лошадей? Могли бы, как раньше, брать повозку в деревне у Августа.
Некоторое время они сидели молча.
— У меня мысль, — вдруг встрепенулся Яков. — Пусть Лука запряжет лошадей и на ночь отгонит повозку в конюшню к Августу.
Жена окинула его презрительным взглядом.
— Тоже мне умник, — сказала она. — Утром эти ворюги увидят, что лошадей нет, и залезут в дом, возьмут деньги, а заодно и нас с тобой прикончат…
Яков рявкнул:
— Ну и что теперь прикажешь делать?
— Да ничего, — ответила Розалия, пожав плечами. — Самое худшее ты уже сделал. Я на твоем месте ни за что бы их на сеновал не пускала…
— Тогда бы они попросились в дом. Помнишь, каким тоном говорил тот усатый?
— А ты и напужался? — ехидно спросила Розалия.
— А ты что ж молчала?
Розалия ухмыльнулась в ответ.
— Вот потеха-то будет, когда завтра без лошадок останемся…
От злости Яков жахнул кулаком по столу, опрокинув миски с остывшим вином. Не сказав жене спокойной ночи, он пошел спать. Розалия не ожидала, что муж вспылит. Теперь она жалела, что не согласилась отогнать лошадей на ночь в деревню. Поразмыслив, она вошла в комнату мужа. Сначала Яков заворчал. Потом спросил:
— Чего надо?
— Может, коней-то и впрямь лучше в деревню отогнать?
Яков чертыхнулся.
— Только лег: мне, что ли, их отгонять?
— Пускай Лука отгонит, — предложила жена.
— А ну как они почуют, что Лука выводит лошадей, остановят его и сами запрыгнут в повозку? — спросил Яков и добавил: — Да и не справится Лука один, не удержит лошадей в темноте.
— Ты уйдешь, а мне одной в доме оставаться? — спохватилась Розалия.
Яков сел на кровати.
— Ладно, поехали вместе, — сказал он. — Тогда уж дом точно обчистят.
— Да чего тут брать-то. Вот только деньги спрячем, и все, — сказала Розалия. — Одна я дома не останусь.
Она выглянула в окно. Конюшни было не видать.
— Ветер никак не стихнет. Хорошо, хоть снег не идет, — сказала Розалия.
— Настоящие конокрады не стали бы показываться в доме, — сказал Яков.
Розалия не унималась.
— Утром лошадей как пить дать уворуют. Поди, разнюхали у кого про наших лошадок, а увести их проще простого. Черт нас дернул их покупать.
Яков пробурчал в ответ:
— Хоть бы их уже наконец увели: глядишь, и думать забудем.
Они снова умолкли. Видя, что Яков одевается, Розалия вышла в поварню.
Собравшись, Яков сказал:
— Ступай, спрячь деньги в лесу и жди меня у дороги. А я пойду запрягать.
Розалия хотела возразить, но муж уже ушел. В конюшне под ворохом одеял дрых Лука. Яков легонько толкнул его. Спросонья Лука вскочил. Яков велел ему тихо выводить лошадей. Сонный Лука с перепугу живо принялся за дело.
Лошадей впрягли в повозку, и Яков медленно тронулся к лесу. Усадил жену на облучок и сказал Луке:
— Станут о нас расспрашивать, скажешь, поехали к Августу. Захотят войти в дом — не противься.
Лука сказал, что ему боязно и что поутру эти трое его отдубасят. Яков не стал его слушать. Он спешил и тоже боялся.
За два часа они добрались до Августа. Тот подивился их приезду и захотел узнать причину. Яков выложил все как есть. Август думал себе, что его лошади будут при деле. Он сказал, что с хутора лошадей рано или поздно уведут. Наутро Август купил у Якова лошадей и повозку. Потом довез Якова с женой до леса. Войдя в дом, они увидели Луку. Голодный, он прождал их в поварне всю ночь. Лука сказал, что постояльцы ушли на рассвете, забрав только спички, которые оставляли накануне вечером.
МАЛЕНЬКИЕ АНГЕЛЫ
Маленькие ангелы резвились на лугу, не подозревая, что из кустов за ними наблюдает крестьянин.
Ангелы гонялись друг за другом вприпрыжку. Время от времени они взлетали, и тогда их крылышки за спиной трепыхались с необычайной быстротой.
В пылу игры ангелы проносились возле кустарника. Крестьянин хорошо видел их веселые лики. Они были так прекрасны, что и словами не передать. Глядя на их светлые и темные кудряшки, сверкающие золотистым блеском голубые глаза, крестьянин горел желанием поймать одного из ангелов. Он сидел не шелохнувшись и боялся их вспугнуть.
И вот один из маленьких ангелов оказался совсем рядом. Крестьянин не удержался, выскочил из кустов и накрыл добычу, схватив ангела за крылья. От страха тот заверещал, как ребенок.
Остальные ангелы, словно испуганные воробышки, разлетелись кто куда, скрывшись в небесной вышине.
Плененный ангел плакал так, что сердце обливалось кровью. Он отчаянно вырывался. Однако крестьянин изо всех сил держал ангела под мышкой и мчался к дому.
Дома он закрыл все окна и приготовился было полюбоваться своим ангелочком, как вдруг с улицы донесся шум голосов.
Украдкой глянув в окно, крестьянин увидал большую толпу. Люди смотрели вверх и возбужденно размахивали руками.
Маленький ангел догадался, что эта суматоха из-за него. И завопил во все свое младое горло.
Крестьянин побоялся, что в дом войдут. Он запер ангела в шкафу и вышел на улицу. Поднял глаза к небу и с ужасом разглядел стаю ангелов. Они кружились над его домом и голосили что было мочи.
Видя такое дело, люди приговаривали:
— Это они на тебя взъелись, друг любезный. Не иначе как ты плут.
Маленькие ангелы сразу узнали крестьянина. Они обратили к нему хор возмущенных голосов.
Тогда крестьянин пошел за пленником. Он вынес ангела на улицу и погладил его. Ангел был таким милым. Но он смотрел на крестьянина мрачным взглядом, продолжая брыкаться и хныкать.
Крестьянин выпустил его. Ангел вспорхнул и присоединился к стае. Маленькие ангелы полетели прочь.
Крестьяне дружно освистали вора. А он пожал плечами и ушел в дом, хлопнув дверью.
КОТ С САПОГАМИ
Узнав о смерти Якова, Мартин первым делом подумал, что покойного уложат в гроб в новых сапогах. Мартин выпросил полдня отгула под предлогом, что будет одевать Якова, и быстренько смотался с завода.
Яков жил в подвале доходного дома, где его жена служила привратницей. Перед домом был разбит сквер. Проходя по скверу, Мартин заметил упитанного белого кота, лакавшего из блюдечка молоко. Мартин приостановил шаг. В блюдце плавали кусочки хлеба. Кот неторопливо их поедал. Вид у кота был сытый и довольный. Мартин смекнул, что если его запечь с подливкой, так, пожалуй, смачнее крольчатины выйдет. Коли сладится это дельце с сапогами, на обратном пути можно будет и животинку к рукам прибрать. Главное — изловчиться и затиснуть котяру в голенище.
Войдя в дом покойного, Мартин увидел заплаканных женщин. Они сидели на кухне и пили кофий. Мартин справился о Якове. Одна из женщин встала и пошла упредить вдову.
Вскоре Мартина провели в большую комнату. Его взгляд немедленно скользнул к ногам усопшего. Сапог на ногах не было. Зато была пара носков, черных с красным. Наверное, Якова еще не успели полностью одеть. Недаром худощавый юноша с бледным лицом брил ему бороду.
Мартин пожал вдове руку и произнес ободряющие слова, похлопав ее по плечу. Затем случайно опустил взгляд и с нескрываемым волнением отметил, что сапоги Якова были на ногах молодого брадобрея. От зависти у Мартина стеснило грудь и перехватило дыхание. Какое-то время он даже не мог говорить. Но вот Мартин пришел в себя, и тут его осенило. Он нагнулся к уху вдовы и спросил:
— Этот юноша натянул сапоги вашего мужа, чтобы их разносить?
— Я вас не понимаю, — отвечала женщина.
— Я имел в виду, — спокойно уточнил Мартин, — что цирюльник немного разносит сапоги, а потом наденет их на ноги вашего мужа.
Вдова глубоко вздохнула. Она потянула Мартина за рукав и отвела его к окну.
— Муж был ему должен, вот цирюльник и взял долг сапогами.
Мартин с презрением посмотрел на молодого человека, скоблившего впалые щеки покойника.
— Хоронить в носках никак нельзя, — сказал Мартин громким, решительным голосом.
Цирюльник услышал его, вздрогнул и обернулся.
Мартин смерил его суровым взглядом с головы до ног и подозвал к себе жестом. Цирюльник подошел, зажав в руке намыленную бритву.
— Из-за вас, — сказал Мартин, — Якова похоронят босым.
— Он мне задолжал, — робко возразил цирюльник.
— Деньги мы вам отдадим, можете не сомневаться, — многозначительно произнес Мартин. — А пока — снимайте сапоги.
— Тогда я босиком останусь, — озадаченно проговорил молодой человек.
— Вы что сюда — босым пришли? — спросил Мартин.
— Нет, — сказал цирюльник. — Просто жена недавно ушла и забрала мои старые башмаки.
— Ладно, добривайте Якова, а там видно будет, — перебил его Мартин строгим голосом.
Молодой человек вернулся к покойному. Мартин призадумался. Вдова опять зарыдала. Чтобы унять стенания, Мартин снова стал похлопывать ее по плечу.
Когда цирюльник освободился, Мартин скинул свои поношенные сапоги, протянул их юноше и сказал:
— Снимайте-ка и вы, обувайтесь в эти, ступайте за своими башмаками и возвращайтесь сюда.
Молодой человек беспрекословно исполнил приказания Мартина. Как только он вышел, Мартин сказал:
— Это я из-за его жены. Приди он домой в новых сапогах, уж она вряд ли бы дозволила ему отнести их назад.
Вдова посмотрела на Мартина с восхищением. Он стоял босой. И тогда она предложила:
— Надели бы вы покуда мужнины сапоги, не то, гляди, простынете.
— Да я бы и рад, — отвечал Мартин. — А что, если цирюльник войдет, увидит на мне сапоги и подумает, будто я хочу их зажилить?
— Говорю же вам — застудитесь. Надевайте, и дело с концом, — стояла на своем женщина.
Мартин уступил и мигом натянул сапоги. Они пришлись ему в самую пору.
— У нас с Яковом одна нога, — сказал Мартин.
Женщина всхлипнула. Мартин похлопал ее по плечу.
— Бедный Яков, — со вздохом сказала вдова.
— Бедный дружище, мы были с ним не разлей вода, — сказал Мартин и добавил: — Он так радовался новым сапогам. Теперь они уйдут в темноту, вместо того чтобы гулять на солнышке.
Вдова посмотрела на Мартина и взяла его за руку.
— Почему бы вам не оставить их себе?
— Мы не можем хоронить его босым, — ответил Мартин укоряющим тоном.
— Конечно, нет. Мы обуем его в ваши, когда вернется цирюльник. Размер-то у вас одинаковый.
— Нужно, чтобы цирюльник ничего не заметил, — сказал Мартин.
— Это я беру на себя. Я сама его встречу, — ответила вдова и вышла из комнаты.
Мартин остался один. Он смотрел на Якова. Яков смотрел в потолок полузакрытыми глазами.
Вдова вернулась, держа в руках сапоги. Но она вошла не одна. Следом, задрав хвост, выступал откормленный белый кот со двора.
Мартин с легкостью натянул на ноги Якова старые сапоги и погладил кота.
— Окажите мне еще одну любезность, — вздохнув, сказала вдова.
Мартин взглянул на нее с любопытством.
— Возьмите этого кота. Я не могу держать его у себя, — она замерла на мгновение и продолжила вполголоса. — Знаете, я боюсь, что Яков унес его с той виллы, что возле завода. Он собирался съесть кота. А у меня духу не хватит его убить. Если кота найдут в моем доме, будут крупные неприятности.
КУЛЕК С ГРИБАМИ
Молодожены Коррадо и Грета снимали комнату в деревне у пожилой и бездетной четы. Поначалу Грета не могла сойтись с хозяйкой в цене. Коррадо считал, что из-за такой мелочи не стоит портить себе настроение. В разговоре с мужем Грета нет-нет, да и возвращалась к спору с хозяйкой. И всякий раз заключала, что та была редкой скрягой.
Прогуливаясь по лесу, молодожены встречали синьора Николу с холщовой сумкой наперевес. Он собирал грибы. Завидя юную пару, хозяин приветливо здоровался. Коррадо был столь же любезен. Грета едва заметно кивала головой.
Коррадо никак не мог заставить жену скрывать свою неприязнь к людям. Даже когда они были еще женихом и невестой. Он неизменно упрекал ее за это.
Грета отвечала так:
— Этот старикашка-подкаблучник просто смешон. Ходит по грибы, как нищий, при его-то деньгах!
Коррадо спокойно возражал:
— Да это он так, от нечего делать. И далась тебе его котомка.
— Говорят тебе — шут гороховый. Не хватает еще сачка и коробки для бабочек.
Обедали Коррадо и Грета в харчевне, а ужинали дома. Готовили на спиртовке. Синьора Микаэла узнала об этом от служанки.
Столкнувшись с Гретой на лестнице, синьора Микаэла сказала ей вежливым тоном:
— Будете готовить ужин — можете спокойно пользоваться плитой.
Грету задело такое предложение.
— Пусть лучше ваша Дина не подслушивает под чужой дверью, — фыркнула она в ответ и прошла мимо, не дав хозяйке опомниться.
Грета сама стирала белье и развешивала его на террасе. Там же на солнышке сушились мелко нарезанные грибы. Сухие грибы лежали на этажерке в коридоре, ведущем на террасу.
Грете надоело каждый день варить одну картошку. Кроме того, снимая шкурку, она постоянно обжигала пальцы. Приметив сушеные грибы, она решила воспользоваться случаем и стала по вечерам готовить их мужу. Коррадо поинтересовался, откуда такие гостинцы.
— Какие уж тут гостинцы, — ответила Грета. — Синьора Микаэла продает мне, сколько захочу.
Грибочки были объедение, так что Коррадо особо и не любопытствовал. Чтобы никто не заметил пустот на нижней полке, Грета добавляла туда дольки очищенного сырого картофеля. Подменяя грибы на картошку, Грета забавлялась, как ребенок.
Подвох раскрыла Дина и со смешком сказала об этом Грете. Та нахмурилась. Служанка решила успокоить молодую синьору:
— Да вы не волнуйтесь, я хозяйке ни гу-гу. Мне ведь так и так в сентябре уходить. Когда зимой синьора Микаэла сообразит что к чему, я уж буду далече. А там пускай себе хоть на меня думает, хоть на вас — мне без разницы.
Служанка говорила ласковым голосом. После этого случая Грета обходилась с ней не так резко.
Дина вечно думала о чем-то своем. Она открыла молодой синьоре, что в деревне у нее остался жених. Дина страшно его ревновала. Она боялась, что жениха уведет другая девушка. О такой опасности Дине писала ее подруга.
— Эта твоя подружка просто дурочка, если морочит тебе голову всякими глупостями.
— Да я сама упросила ее отписывать мне, — отвечала девушка.
Синьора Микаэла подметила, что жена ветеринара, чей участок был по соседству, заготовила на зиму множество разноцветных баночек всякого варенья да соленья. Синьоре это совсем не понравилось. Рано или поздно баночки увидит Никола и выговорит жене за то, что к сроку не сделала заготовок.
Чтобы не рисковать и не нарываться на попреки, она решила послать соседке кулек сушеных грибов. В ответ соседка наверняка пришлет какую-нибудь баночку.
Синьора уже собралась отправить на террасу Дину, да побоялась, что та свернет слишком большой кулек. Вот и пошла сама. В коридорных потемках она набрала целый кулек с той самой полки, на которой вместо грибов лежал почти один Гретин картофель. Сошла вниз и велела Дине отнести кулек жене ветеринара и кланяться от нее.
Как только служанка ушла, синьора Джоконда развернула кулек. Сначала она решила, что это розыгрыш. Среди долек картофеля изредка попадались и грибы. Осерчав, она сказала обо всем мужу. Ветеринар очень любил жену. Он хотел немедля бежать к Николе и сказать соседу, чтобы его супруга кончала дурить, в ее-то возрасте. Джоконда, хорошенько подумав, удержала его. А ну как это проказы служанки? Дина получила задание набрать кулек грибов, а сама возьми да и подмени грибы на картофель. Муж посоветовал ей рассказать обо всем синьоре.
— Плохо ты знаешь Микаэлу, — отвечала Джоконда. — Заикнись я об этой истории, так она всем раструбит, что эту небылицу про кулек картофеля я сочинила только для того, чтобы разжиться вторым кульком грибов.
Ветеринар промолчал. От досады у него сделались колики в животе.
Тем временем Грета открыла пропажу картофеля и забеспокоилась. Хотела расспросить Дину, но та и вовсе ушла в себя. Вести из дома были хуже некуда. Жених якшался с кем ни попадя.
Грета подложила еще картофеля, выждала какое-то время и опять стала готовить грибы.
Как-то раз она спускалась на кухню одолжить у Дины соли. В этот момент Дина сама вышла ей навстречу. Служанка была бледной, из пальца хлестала кровь. Приглядевшись, Грета поняла, что палец болтается сам по себе.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
Вся в слезах, Дина пролепетала, что резала мясо и ненароком отхватила себе палец. Ей было плохо, слезы лились ручьем: вот-вот свалится в обморок. Грета во все горло стала звать хозяйку. Прибежав, хозяйка схватилась за голову и сказала, что нужно срочно послать за врачом. Никакого врача, кроме соседа-ветеринара, поблизости не было. Грета бросилась к нему.
— Я, — сказал он, — ветеринар. Вам нужно к врачу.
— Хотя бы перевязать-то вы ее можете? — возразила Грета, не думая, что оскорбляет его.
— А почему бы вам самим ее не перевязать? — отрезал ветеринар. — Если все дело в перевязке, я там вообще не нужен. Отведите ее к фельдшеру. Служанка синьоры Микаэлы — здоровая девушка и прекрасно дойдет сама.
— Легко вам говорить, а бедняжка истекает кровью — смотреть жалко, — крикнула, теряя терпение, Грета.
— Говорят вам: проводите ее к фельдшеру, — стоял на своем ветеринар. — И обмотайте ей палец мокрой тряпкой, можете смазать йодом, если есть.
Грета разозлилась на ветеринара за его бесчувствие и крикнула ему напоследок:
— Злобный старик!
Он произнес ей вдогонку возмущенные слова, но Грета их не расслышала. Она была уже далеко.
Дина пришла в себя. Грета кое-как перевязала ей палец и довела ее до фельдшерской. По дороге она с негодованием говорила о нерадивом ветеринаре.
— Ему, поди, наши грибочки не по вкусу пришлись — обронила Дина с горькой ухмылкой.
Грета хотела добавить:
— Еще бы, грибочки-то вышли картофельные, — но вовремя промолчала.
Фельдшер наложил Дине швы, но не сделал укол от столбняка. Выяснив, где она живет, он удивился, почему она не сделала его у ветеринара. Дину направили в городскую больницу. Четверть часа на автобусе. Грета поехала с ней. В больнице Дине сделали укол и решили какое-то время ее подержать. Дина попросила Грету пересылать ей письма из деревни. Грета вернулась домой и рассказала обо всем синьоре Микаэле. О ветеринаре она умолчала, чтобы разговор не коснулся грибов. Спустя несколько дней Дине пришло письмо от подруги. Грета вскрыла письмо. В нем говорилось о Динином женихе. Дело было дрянь. Несчастной Дине лучше этого не знать. Однажды Грета решила проведать ее в больнице, но узнала от хозяйки, что у Дины загноилась рука. Бедняжке грозила ампутация. Услышав такое, Грета испугалась. Между тем медовый месяц подошел к концу. Вскоре Грета с мужем уехали. Синьора Микаэла наняла другую девушку. Она по-прежнему ничего не знала о Дине. Наконец хозяйке сообщили, что Дина умерла, пролежав в больнице с полгода. К счастью, никто не сказал ей, что за это время ее парень женился на другой.
ТРИ ЖЕНИХА
Эмир познакомился с Людмилой на танцах. Через несколько дней они решили пожениться. Родственники жениха не возражали против свадьбы. А вот мать невесты все колебалась. Почему — неизвестно.
Однажды воскресным утром Эмир сидел в кафе. К нему подошел господин лет сорока по имени Густаво. Он заявил, что уже год как сватается к Людмиле, и посоветовал Эмиру отказаться от видов на девушку. Огорченный Эмир пошел за объяснениями к Людмиле. Та возмутилась беспардонностью Густаво. И поклялась, что если он осмелится переступить порог ее дома, она вышвырнет его в окошко. Мать Людмилы попеняла дочке за такие выражения, сказав, что синьор Густаво человек весьма обстоятельный.
Эмир обиделся и ушел. Людмила пыталась его удержать. Эмир не находил себе места. Он не знал, как жить дальше. Ему не хотелось домой, и он решил пойти искупаться.
Раздевшись, он оставил вещи под сосной. Эмир испытывал горькое разочарование. Когда он вошел в воду, набежавшая морская волна немного его успокоила.
Из лесу за Эмиром наблюдал вор. Стоило юноше отплыть, он унес все его вещи.
Вернувшись, Эмир подумал, что это чья-то шутка. Он побродил по лесу, напрасно выкрикивая имена друзей. Наконец он понял, что его обокрали.
Особенно жалко было часы. Никакой ценности они не представляли — просто дорогой сердцу подарок. Все остальное — пустяки. Эмир пробирался вдоль прибрежных скал в поисках товарищей или знакомых. Он попросит кого-нибудь сходить к нему домой и принести штаны, майку и сандалии. Тут до него дошло, что на помощь рассчитывать не приходится. Все знакомые парни были с девчонками. Покажешься им в таком виде — засмеют. Нужно дождаться вечера и незаметно вернуться домой. Чтобы скоротать время, Эмир выбрал тенистое местечко, прилег и вскоре заснул.
Вор по имени Оливо спрятал поживу дома, прихватив с собой только часы. На улице он встретил Людмилу и увязался за ней. У девушки совсем не лежала к нему душа. Решив отделаться от него, она остановилась поболтать с подругой.
Людмила сказала подруге, что ищет Эмира. Скорей всего он где-то на берегу. Девушки направились к морю. Оливо за ними. Видя, что они идут к тому самому месту, где он украл одежду, он остался ждать поодаль.
Подруги зашли за утес. Оливо слышал только голос Людмилы и подумал, что девушки будут купаться. Он разделся, как следует спрятал одежду от воров и взял с собой часы. Положил часы на камень и нырнул.
Оливо плыл медленно, с таким расчетом, чтобы оказаться рядом с девушками. Он уже обогнул утес, как вдруг почувствовал, что его схватили за ногу. Оливо заорал от ужаса и боли. Прежде чем скрыться под водой, он еще пару вскрикнул.
Собрался народ. Одни подплыли на лодках, другие стояли на берегу. Перепуганные Людмила с подругой выглядывали из-за камней. Людмила хотела пойти и сказать, что это Оливо, ведь она слышала его голос. Но подруга присоветовала ей скорее уйти, не то все решат, будто они купались на камнях, а не в купальне.
Люди на лодках говорили, что видели на воде кровавое пятно. Наконец какой-то юноша нашел на камне часы и тут же их узнал:
— Бедный Эмир! — закричал он. — Его сожрала акула.
Кто-то побежал сообщить в полицию. Стали искать одежду Эмира. Он наверняка разделся в бору. Никакой одежды не нашли. Оливо надежно запрятал свои вещички.
Полиция осмотрела место происшествия. Дело ясное. Юноша, удостоверивший, что часы принадлежали Эмиру, отправился известить его родителей и понес им часы.
Все это время Эмир спал. Когда он проснулся, солнце клонилось к закату. Чтобы освежить занемевшее тело, он еще разок искупался. Поплавал в свое удовольствие, глядь, а на берегу никого. Вдали была лодка. Оттуда ему замахали: мол, скорей из воды. Эмир догадался, что здесь акулы.
Наступил вечер. Голодный, усталый и расстроенный, Эмир пробирался к дому окольными путями, избегая прохожих.
Эмир надеялся проникнуть в дом без труда. Но он ошибался. В саду гудела небольшая толпа. До него долетали вскрики и причитания. Кое-кто даже плакал. Эмир похолодел от мысли, что случилось несчастье. Он сразу подумал о матери, но не отважился появиться в одних купальных трусах. Так и простоял в дальнем конце сада, пока народ не разошелся.
Подойдя к дому, Эмир, к своему неописуемому изумлению, увидел в открытом окне Людмилу и синьора Густаво. Эмир не мог понять, как они очутились в его доме. Людмила всхлипывала. Рядом сидел Густаво с серьезным, слегка напыщенным видом. Матери и тетки Эмира в комнате не было.
Эмир все еще думал, что с матерью случилось несчастье. Тут он услышал, как Людмила сказала:
— Бедный Эмир, не могу в это поверить. Мне показалось, это Оливо.
Синьор Густаво ответил ей:
— Дорогуша, ведь на камне остались часы Эмира.
Эмир сообразил, что дома оплакивают именно его.
Но и на сей раз он не решился появиться в трусах. Незаметно он поднялся в свою комнату. Здесь его ждал очередной сюрприз. На тумбочке горела лампадка. Такие лампадки зажигают в День поминовения. Возле лампадки лежали его часы.
Эмир стал одеваться и нечаянно задел локтем стекло раскрытой оконной створки.
В этот момент в комнату, где сидели Людмила и Густаво, вернулась тетя Эмира. Уловив звон разбитого стекла, она со вздохом сказала:
— Ветром все стекла повыбивает. У меня уже сил нет пойти окна закрыть.
— Позвольте, я закрою, — сказал синьор Густаво.
Услышав, что кто-то поднимается по лестнице, Эмир выглянул за дверь. Раздался вопль и шум падения. Синьор Густаво увидел Эмира и до того напугался, что потерял равновесие и слетел вниз по лестнице.
Тут появилась Людмила. При виде юноши она радостно воскликнула:
— Эмир, Эмир, значит, тебя не съела акула.
И добавила:
— Я же говорила, что это был Оливо.
Следом примчалась тетя Эмира, а потом и мать. До этого она лежала на кровати убитая горем. Увидав сына, она словно заново родилась. Только синьор Густаво лежа на полу стонал, и не мог встать, хотя все ему помогали.
Пришлось Эмиру бежать за врачом. Врач констатировал у синьора Густаво перелом обеих ног. Ему предстояло провести в больнице несколько месяцев.
В ту пору Людмила и Эмир частенько гуляли вдвоем. По ночам они останавливались на пригорках и о чем-то смущенно говорили.
ПОЧТИ ДЕВУШКА
Лизу так и тянет поиграть с ними, хотя они еще мальчишки, а она — почти девушка. Они такие выдумщики, столько всего знают, и все, что они рассказывают, превращается для нее в тонкие, легкие образы. Она попросилась в их компанию, когда они уже убегали гулять. Попыталась удержать одного из них, пустив в ход свои чудные глазки и сияющую улыбку, — какое там: они еще совсем мальчишки! Лиза сердито поворачивается и идет на балкон, надеясь, что они пойдут за ней. Как только она услышит их голоса у себя за спиной, она обернется и ласково заговорит. Они такие милые, и все, что они говорят, так интересно, так живо.
А мальчишки уже прокрались на цыпочках в коридор, потихоньку открыли дверь и так же тихо ее закрыли. Они летят вниз по лестнице, выходят из парадного, перебегают улицу, чтобы поскорей завернуть за угол, прежде чем их увидит Лиза.
В самый последний момент она их видит. В отчаянии Лиза вскидывает руки, ей хочется закричать, ее лицо искажает гримаса: она вот-вот захнычет. Но вовремя вспоминает, что она почти девушка.
КРОШКА ГАСПАР
Когда крошке Гаспару сказали, что дивные горы, которыми он так любовался, поднялись из моря; что это известняк и получился он из мертвых ракушек, затвердевших под толщей морской воды; что долгое время горы стояли голые, то есть лишенные той пышной растительности, которая покрывает их теперь, крошка Гаспар ответил, что ему нет до этого никакого дела и что он знать об этом ничего не желает.
Ему заметили, что в таком случае он вырастет неучем. На это крошка Гаспар ответил, что не вечно будет неучем обо всем этом он узнает после смерти, в раю, из уст доброго Боженьки.
Тогда ему сказали, что никакого Боженьки нет. Тут крошка Гаспар уже не на шутку рассердился и сказал, что если это правда, то ему нет никакого дела до всей истории мира, а до самого мира — тем более.