Фрагменты романа. Перевод с французского И. Радченко
Паяцы
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 2001
Луи-Фердинанд СелинGnignol’s Band, или ПАЯЦЫ 1
Фрагменты романа
Перевод с французского И. Радченко
Читатели благосклонные, не ахти как и ах как не! Критики! Накликал я опять бурю “Паяцами” своими, книгой первой! Не судите слишком скоро! Дождитесь продолжения! книги второй! книги третьей! там все проясняется! развивается, становится на свои места! Еще недостает ни мало ни много трех четвертей! Разве так можно? Издавать пришлось, понимаете, спешно, обстоятельства так повернулись, что нынче жив, а завтра нет! Деноэль? Вы? Я?.. Я замахнулся на тысячу двести страниц! Представляете?
— Спасибо, что предупредил! продолжение мы уж точно покупать не станем! Он вор! И книга его дрянь! Зануда он! Паяц! Грубиян! Предатель! Жид!
В одном лице.
Знаю, знаю, не привыкать… старая песенка!
Всем я поперек горла.
А если лет через двести по этой книге школьные сочинения писать будут? Что вы тогда скажете?
— Ну уж извините! куда хватил! А многоточия? многоточия ваши! опять! везде! возмутительно! Он французский язык калечит! Это ж какая подлость! В тюрьму его! Верните наши деньги! Тошнит от него! Дополнения все коверкает! Паразит! Смотреть противно!
Короче, жуть!
— Читать невозможно! Похабник! Подонок! Мошенник!
Мало этого.
Является Деноэль, он вне себя!..
— Послушайте, я тут ничего не понимаю! чудовищно! невероятно! В книге сплошь одни потасовки! Это вообще не книга! Катастрофы не миновать! Ведь ни начала, ни конца!
Принеси ему “Короля Лира”, он, верно, и там ничего, кроме резни, не увидит.
Интересно, что он видит в жизни?
А потом все устаканивается… все свыкаются!.. все честь честью… До следующей книги!
И такая чехарда всякий раз. Повопят, повопят и угомонятся. Им что ни напиши, все не по нраву. Им прямо дурно становится!.. Уй-уй-уй!.. а длинно-то как!.. скучища!.. все что-нибудь да не так!.. Потом вдруг — раз, и все без ума! Поди их пойми! Ну хоть тресни! Капризы, да и только! По моим расчетам, на вызревание уходит по меньшей мере год… пока наругаются вдоволь, желчь свою изольют, растрезвонят по всему свету, выговорятся… Потом наступает затишье… Книгу покупают… тайком… сто, двести тысяч… читают… бранятся… а двадцать тысяч ее превозносят, выучивают наизусть… вот тебе и бессмертие!
Всякий раз по одному и тому же сценарию.
Вспомните, “Смерть в кредит” была встречена шквальным огнем невиданной интенсивности, злобности и желчности! Отборное воинство критиков в полном составе, клирики, масоны, евреи, снобы, спесивые дамочки, очкарики, шептуны, атлеты, склочники — целый легион — встали все как один, глазами сверкают дико, на губах пена!
Ату его!
А после пена оседает, и сегодня, видите ли, “Смерть в кредит” уже ставят выше “Путешествия”. Он у нас всю бумагу сжирает! Безобразие!
Вот таким путем…
— Там у вас сплошь “мать” да “говно”! Нецензурщина! Она-то и привлекает к вам поклонников!
— Вижу, вижу, к чему вы клоните! Говорить легко! А вы попробуйте! напишите! Даже и говна-то не получится! Не так все просто!
Я вас немножечко в курс дела введу, за кулисы, так сказать, впущу, чтоб вы себе иллюзий не строили… я поначалу тоже строил… теперь нет… опыт, знаете ли.
Чудно прямо: слюной брызжут, кипятятся… Обсуждают, зачем многоточия… не издевка ли, дескать… и потом, то да се… что он о себе вообразил!.. позерство, мол… и все такое прочее!.. обратите внимание на запятые!.. а что я думаю — это их не интересует!.. мне других в пример ставят… Я не завистлив, можете поверить!.. Мне тысячу раз наплевать! Пусть превозносят кого угодно!.. Только я лично эти книги читать не могу… На мой взгляд, там одни лишь наметки, они не написаны, мертворожденны, ни рыба ни мясо, в них жизни нет… всего-то мелочи не хватает… а может, они живут, как пишут, велеречиво, риторично, в глазах от чернил черным-черно, и умирают, захлебнувшись фразой. Печальная участь! Но о вкусах не спорят.
На черта нам такое убожество, скажете вы… Да ведь приукрась я его, вы ни строчки прочесть не сможете! И потом, коли мы так разоткровенничались, я вам еще одну тайну открою… чудовищную… мрачнее некуда… такую жуткую, что уж лучше я ее с вами разделю!.. она мне всю жизнь исковеркала…
Это насчет деда, звали его Огюстом Детушем… так вот, я должен признаться, что он специализировался на риторике, преподавал ее даже в гаврском лицее, а к 1855 году прямо-таки известность приобрел.
Понимаете теперь, почему я всегда начеку. Витийство у меня в крови!
Дедушкины писания я берегу, у меня их пачки, со всеми черновиками, полные ящики! От них язык к гортани прилипает! Он префекту речи писал потрясающим стилем, можете мне поверить! прилагательными мастерски владел! Комплименты сыпал метко! Без промаха! Стлал мягко! Потомок Гракхов! Сентенции и все такое! В стихах и в прозе! Все медали академические срывал.
Я их храню трепетно.
Он мой предок! Так что в языке я толк понимаю, не вчера освоился, как иные! Будьте покойны! знаю до тонкостей!
Эффектные приемы, литоты, сообразности я еще в пеленки выпростал…
Чтоб глаза мои их больше не видели! я лучше сдохну! Дед Огюст того же мнения. Так мне сверху и говорит, внушает из дали небесной…
— Дитя мое, только без фраз.
Он знает, как сделать, чтоб оно завертелось! И у меня вертится!
Тут уж я непреклонен категорически! Чуть только потянет меня на “периоды”… я мгновенно многоточие на помощь призову!.. десяток! дюжину точек! Если надо, вообще продолжать не стану! Вот это по-моему!
Джаз восторжествовал над вальсом. Импрессионизм разогнал кабинетный мрак. Писать вы будете телеграфным стилем или не будете вовсе!
Нет жизни без волнения!
Ловите же мгновения!
Нет жизни без волнения!
Смерть даст успокоение!
Понятно? Ну так волнуйтесь! “У вас там одни потасовки!” Что за возражение! Что за чушь! извините! несуразнейшая! Звон пустопорожний! Волнуйтесь, черт бы вас побрал! Ну же! ну! Прыгайте! Трепещите! Чтоб панцири на вас полопались! крабы! Выверните себя наизнанку! Брюхо вспорите! Найдите, где у вас там трепыхается! То-то будет праздник! Наконец! Хоть что-то! Хоть проснулись! Роботы сохатые! Чтоб вас всех!.. Транспонируйте, или все, капут!
Больше я ничем не могу вам помочь!
Целуйте ту, которая вам по сердцу! Если еще не поздно! За вас! Живите! Остальное приложится! Счастье, здоровье, благодать, радость! За меня не беспокойтесь! главное, чтоб ваше сердечко билось!
Дальнейшее в ваших руках! Вы получите раскаты грома или звуки флейты! как в аду! как у ангелов на небесах! <…>
Я знавал одного настоящего архангела на закате его карьеры, впрочем, вполне еще удалого и, я бы сказал, с огоньком. Подлинное его имя так и осталось для меня тайной. Больно много у него водилось всяческих документов. Короче, звали его Борохром, оттого что он в химии разбирался и в юности якобы бомбы мастерил. Это, понятно, слухи, легенда. Поначалу я над ним подтрунивал, сам себя больно проницательным считал, и только позднее осознал значительность его, масштаб личности под нелепой оболочкой и собственную недалекость. Он на пианино играл восхитительно, когда ничего другого не оставалось в смысле работенки. В Лондон он приехал на двадцать лет раньше моего, надеялся химиком устроиться на фирму “Уикерс”, в лабораторию нитратов. Он дипломы защитил в Софии и потом в Петербурге, но чувства времени лишен был напрочь, что его и погубило, потому что какой тогда из него работник, а кроме того, пил крепко, чрезмерно даже для Англии. Он в этой “Уикерс нэшнл стил лтд” недолго продержался, три месяца за кров и харчи, а после выставили его, кроме всего прочего еще и за манеры, в самом деле сомнительные: одежда вся в пятнах и глядел косо. Он якшался с дурным обществом, водил знакомство с сомнительными типами… похуже еще, чем он сам…
Всякий раз к концу недели у него случался разлад с квартирными хозяйками. Полиции он был хорошо известен, и она его, в общем, не беспокоила. Ну беспутный и беспутный.
В Англии в этом смысле порядок, по-серьезному они к вам не пристают, даже если вы плохо одеты и рожа ваша подозрительна, при одном только условии, молчаливом, так сказать, соглашении, что вы не будете куролесить в полдень перед “Друри-Лейн” и в пять — перед “Савоем”. Извольте соблюдать этикет. Пакт о приличиях. Нарушили, попались — тогда конец. Есть запретные часы для Странда, другие — для Трафальгар-сквера, а в остальном — полнейшая свобода!.. Надо знать английских фараонов: они не любят насилие, шум, это лентяи, каких свет не видывал, главное — на рожон не лезть, не задирать их в открытую, словом, не причинять им лишних хлопот… Пусть у них ордеров полные карманы и даже фотографии ваши, они на крайности не пойдут, надо только внимания не привлекать, дистанцию блюсти, не менять слишком часто костюмы с целью эпатажа, а также хаты и злачные места. Существует этикет, правила пристойного поведения для добропорядочных бродяг — ну и придерживайтесь их! Не покушайтесь на Традицию! Когда же вздумается вам своенравничать, дебоширить, проявлять непостоянство, закатываться то в одну пивную, то в другую, появляться в бильярдной в неположенное время, тогда не удивляйтесь, они вам спуску не дадут, въедливые сделаются, напористые, потому что вы им наблюдение осложняете и выкрутасы им ваши поперек горла; они тогда уже спят и видят, как бы вас поскорее засадить. Их все экстравагантное в бешенство приводит, по части одежды в особенности… Так и с Борохромом получилось. Он обычно котелки носил сливового оттенка, никогда ничего другого на свою здоровенную башку не надевал, шляпа цвета зеленой сливы была его постоянным атрибутом. В таком виде он и за пианино садился, на хлеб себе зарабатывал в кварталах от Элифента-энд-Касл до Майл-Энд. Поневоле пришлось после того, как его выставили из этой “Уикерс”. Во всех кабаках, вдоль всей Коммершел-роуд, сегодня здесь, завтра там… но все поближе к реке. Они так Темзу называют. Его знали и привечали за резвость пальцев при серьезном лице и прямо-таки папской благопристойности. Основная выручка приходилась на субботы. С восьми до полуночи он три фунта с легкостью зашибал, а сверх того крепкого портера, питательного, густого, пенистого — море разливанное от щедрот посетителей. Напоследок, как водится, песня надсадная, застольная, и все сгрудившиеся у пианино алкаши дружно подхватывают припев:
Йоуп! уай ди уай! уай!
Йоуп! Уай ди уай!
”Уай ди уай!..” — это первые английские слова, которые я выучил. Они разносились в ночи по улице, где у пивной, расплющив носы об оконное стекло, торчали дети в ожидании, пока родители допьяна нахлебаются пива, веселья и радости жизни и фараоны придут выпихивать их размашистыми пинками, чтоб отблевывались где подальше. Наведывались мы и в “Доблесть”, фешенебельную пивную на людной Лейн-стрит, где еще, помните, семь массивных стоек с корабельными носами слоновой кости и медными кручеными поручнями. Восхитительная работа. И в колоссальной золоченой раме с сиренами портрет Завоевателя в рост. Здесь-то и вышел инцидент, из-за которого каша заварилась. А дело было так: явился Мэтью, пристав из Ярда, через закусочную вошел, где козыри сидят; насвистывает себе, “гуд дей, деймз”, говорит, дам, стало быть, приветствует.
Он был не при исполнении, в пиджаке, как мы с вами, подпевал со всеми, под хмельком, в общем, и оттого приветливый… И вдруг! Что за муха его укусила?.. остановился как вкопанный, остолбенел… уставился на Боро… в цилиндре! А! у него аж дыхание перехватило! О неслыханная наглость!.. сидит тут за музыкой своей, ригодон отстукивает, в ритме терпком, шатком, баюкающем очарованием тумана, каким полнится здешний воздух, вбирающем все заботы насущные, чтоб тоже джигу отжаривали!.. динь!.. динь!.. дон! дон! опля! престо! Искрящиеся трели и арпеджио! он чудеса творил, атмосферу околдовывал, из-под грязных пальцев-сосисок точно веселые домовые духи вылетали… рассыпались струями куплетов… и пеной горького смеха… Английские напевы деликатные такие… вроде их кисло-сладкого апельсинового варенья… Как сейчас помню… у Мэтью челюсть отвисла при виде новой шляпы своего подопечного. Язык к гортани присох… улыбка застыла бессмысленно. Он глазам своим не верил!..
Подходит ближе… чтоб разглядеть получше… всесторонне. Стоит, стало быть, у пианино… И вдруг! Ярость!.. с места в карьер! на пианиста с бранью обрушивается…
И где это он видел, чтоб в кабаке цилиндр носили! Вопиюще!.. Совсем с ума спятил! И что он о себе возомнил? Что он на дерби? В палате лордов? Наглость! оскорбительная! инострашка поганый!.. Низшего разряда эмигрантишка! Музыкантишка! бродяга! неудачник! Приходит тут джентльмена изображать!.. Это ж нахальство беспримерное! неслыханное! Снять немедленно, не то в кутузку махом!.. И прочая такая параша, угрозами брызжет, помутился от злобы!..
Боро тем “цилиндром” дорожил… Это у него подарок был от некоей особы… Пристав Мэтью, когда ссоры искал, отчета себе в словах не отдавал… Между прочим, не его собачье дело!.. Боро имел полнейшее право напялить себе на голову хоть софу, хоть бумажного змея, хоть весы для грудничков, а котелок и подавно! Это никогошеньки не касается!.. Пристав, однако, придерживался иного мнения и только пуще лез в бутылку. Вспыхнула перепалка… Дальше — больше… Шум!.. гам!.. Страсти накаляются! Дым коромыслом… Все вокруг ходуном пошло, поехало, заплясало — это толпа всколыхнулась, забурлила, заревела, пристава на смех подняла!.. Припертый таким образом, Мэтью света невзвидел — рассказываю все как было, — свисток из нагрудного кармана достал… Что тут поднялось!.. Бросились все разом!.. Чтоб свистеть не смел!.. Подмогу вызывать!.. Смерть полицейским! Вмиг сбитый с ног, размазанный по полу Мэтью оказался под грудой алкашей: горланят, гогочут, ногами чечетку отбивают — куча мала до самой люстры… гарцуют наверху победоносно! По верхним ярусам кружки пошли… Заздравные!.. И песня: “Потому что славный был парнишка”!..
Пристав в самом низу и пикнуть не мог, получил сполна… Я в дверях стоял, ждал, когда они утихомирятся!.. Я б предпочел не присутствовать… А ну как фараоны притащатся, заметут всех разом?.. хорош я буду со своими документами!.. С освобождением моим от воинской повинности, печатями невнятными! Ой-ой-ой! мама родная!.. С консульскими у меня отношения весьма щепетильные…
— Сваливай! — кричит мне из свалки Боро… из-под груды… и в сторону больницы машет… это через улицу!..
Лондонская больница на Майл-Энд-роуд — место известное… Мы возле нее все встречи назначали, потому что людно там, народ туда-сюда снует… поди уследи… Особенно у приемного покоя толкотня неиссякающая… днем и ночью шмыг, шмыг… По Майл-Энд все автобусы проходят. Иду я, значит, встаю на противоположном тротуаре под газовым голубым рожком… Боро при всей своей тучности в драках большую изворотливость проявлял… Выпутываться умел исключительно… Проворный делался, как ноги уносить… Вот и тут не заставил себя долго ждать!.. Эдакий толстый котище-ловкач… Протиснулся меж дерущихся, сквозь бурю, шквал, торнадо затрещин. В залах “Доблести” побоище идет нещадное! Ураган губительный! мне отсюда видно!.. Все крушат полоумные, перегородки рушат, оконное стекло вдребезги разлетается, рассыпается по тротуару!.. Смерч! Тайфун! Гам чудовищный! Так и лорд-мэра разбудят!.. Громче всего бабы визжат! да еще детишки в темноте! которые папаш дожидаются… “Мама!.. Мама!..” Уже сиротами себя воображают!
Боро приковылял хромая, схлопотал крепко! Уай! уай! левое колено! до крови… изучаем ногу под фонарем… Каково в переделке побывать!.. И шляпу потерял, “цилиндр раздора”!.. Стоило огород городить! Порешили больше в “Доблесть” ни ногой, в логово поганое! бордель чертов! плевать нам на красное дерево, на стойки пресловутые! и железки крученые! Когда там преступник на преступнике! пристанище проходимцев! Где друзей калечат! и фараоны ведут себя как последние скоты!
Такое, значит, вынесли решение <…>
…Свидание было назначено в шесть в “Плавании на Дингби”, старой забегаловке, помещавшейся прямо среди доков, чуть к западу от больницы, у самой реки… Пробраться к ней можно было с берега или же проулочками, хаотично спускающимися от Коммершел-роуд, петляющими между складами и ангарами… если нужно прийти и уйти незамеченным, лучше не придумаешь…
Приходим, значит… Ждем… Хозяин “Доблести” тоже тут, с нами повидаться захотел… Однако пока помалкивал, держался настороже… пуганый…
— I want to speak to Cascade!.. — говорить, стало быть, желал только с Каскадом! Бирюк насупленный… А Каскада все нет. Время самого наплыва посетителей, столики заполнялись один за другим, как раз пересменка, подходили бригадами с лебедок, трюмов… шум, понятно, башмаками грохотали, а строеньице-то деревянное, балки да глина-солома, ох как резонировало. И потом, от игральных автоматов да “занзибара”, костей то есть, гул и выкрики доносились… там всегда толчея…
Чу! цок! цок! экипаж! Пожаловали, значит! И с порога:
— Привет, мужики!..
— Привет, привет!.. — отвечаем.
Не больно-то он спешил!
— Что котелок? — это он мне. — Все ноет?
И на голову показывает.
— Ноет! Ноет! Еще как!
Беспокоило его, что у меня башка болит, всякий раз спрашивал.
Тут Клодо в разговор вступает, объясняет, зачем Каскада звали… из-за Джоконды, значит!.. потому что она в больнице плохо себя ведет… болтает разное, напраслину возводит…
— А что задница ее, подживает?
— С задницей все в порядке!..
— Был бы зад в порядке — остальное приложится!..
Вот и вся реакция…
— Как Анжела? — спрашиваем мы в свою очередь.
— В Эдинбург уехала! По делу! Пристраивать двух девок! от Косого…
— От Косого?
— Да! Представьте!..
Мы ушам своим не верим…
— Мужику под сорок! А он туда же! Кусок идиота! ей-ей! руки в ноги и в пехтуру! в пехоту, господа! Вольному воля! Думать о нем не хочу! Но какова Джоконда? Видали, какой класс! Видали? Я знал, что говорю! Какие выпады! А потом — раз! пошла! закрутилась! фьють! снова тут! какой задор! Сколько огня! А?.. Огонь!..
— Не желаете ли ее навестить? — любезно предлагаем мы.
— Нет уж! дудки! пусть хоть сдохнет!..
Вот и весь ответ… С него довольно! надоело!.. Нечего тоску нагонять!
Эгоист, в общем.
— Я, мужики, знаете что сделаю?
Опять за свое.
— Тромбон себе куплю! Маршировать стану! Буду заходить к вам в полдень!.. Увидите — не пожалеете! В одиночку трубить стану! Для тех, кто не хочет вставать в ряды! Заделаюсь антивербовщиком! Понимаете? общество создам! отказников! Английский выучу. Если и дальше так пойдет!.. Хочу разобраться, что они там несут, чем головы задуряют! От чего все с ума посходили!.. не иначе потрясающее что-то! Интересно послушать, что они мелют!.. Мужики, они ж ленивые!.. Мне ли не знать!..
Никак в толк взять не мог.
Чудеса, да и только!
Призадумался над стаканом… а в стакане крепкий портер…
К беседе присоединился Просперо Джим, кабатчик… Он с Каскадом согласен был… все зло от газет!.. только от них! Он их тоже никогда не читал!.. И еще от кино!..
— Ты новости у них видел? Только и знают… траншеи!.. Немцы! Вот какая у меня медаль! Вот какая у меня каска! Вот какой я храбрый! Вот какой я мертвый! Спектакль! Я тебе говорю! Чтоб им пусто было! Сучьи потрохи!..
И оба, как вспомнили, сразу в ярость пришли!
Завелись от разговора!..
— Я вас люблю! I love you! — паясничал Каскад!.. — Ты совершенно прав! Они как дети!.. испорченные! избалованные! заевшиеся! сливками! маслом! сладеньким!
Я сидел слушал… Не вмешивался… Я бы мог свое слово сказать… Но только лучше помолчу!.. Чужой опыт не впрок! Я эту школу прошел! Знания, добытые дорогой ценой, я их собственной шкурой ощущал!.. а более всего ухом! Там у меня махонький кусочек железа застрял! но свисту от него!.. не уснешь!.. и мигрени — хоть криком кричи… будто тисками сжимают так, что глаза из орбит вылезают… часами потом косой хожу… Припадки, в общем… Нет! Меня назад калачом не заманишь.. Вспомнились отец, мать — сидят себе тихонько в лавчонке своей, в Пассаже Веродода, хнычут, соседи их жалеют, что сын у них раненый… Вспомнилось все, чего я навидался по госпиталям… в Дюнкерке… Вале… Вильмомбле… Дранси… Как сам маялся… Как там раненых раз-раз — на стол… подлатают!.. подправят!.. зашьют наспех! и готово! Вперед, солдатик! До следующего раза!.. Все в ажуре! Ишь какой крепенький! Годен на передовую! Лес рубят — щепки летят! Чай, зимой не замерзнешь, мой славный герой!.. На месте сидеть не придется! Обещаю вам!.. ни минутки!.. Пошевеливайтесь, доблестные вояки!.. И нечего на девок глазеть! Мужчинам не пристало!..
Я вспоминал… и молчал! Каскад разглагольствовал. Счастлив был, что его слушают… красовался <…>
Наливает себе полный стакан виски… Угощает всех вокруг… сама щедрость…
— Пейте все! Ты меня слышишь? Я ж не так просто пришел! Мне тут говорят про болезнь! Еще не знаю про что!.. про то, как сдохнуть! Черта с два! Я смеяться хочу!
Клиенты вокруг, грузчики причальные с мускулистыми татуированными руками, головами кивали и ни слова не понимали… Они просто желали чествовать чудака-весельчака, который здорово так все устраивал! Братву угощал… бодрость духа в теле восстанавливал при помощи виски и “напитка моряков” — зелья по рецепту Просперо. От одной только капли этого напитка у вас лицо перекашивалось разом; таким если дыхнуть, так весь туман растает от доков Барбели до Гринвича на десятках Темз! Главное при этом за стойку придерживаться! А то валил наповал!
“Потому что славный был парнишка!” — громыхнула по окнам подхваченная всей оравой строка! Прокатилась звериным ревом!.. Табачные облака сгустились так, что хоть ножом их разрезай… Глаза у всех сделались красные, слезились, мигали, горели, будто их перцем засыпало — от копоти… и еще от других дымов похлеще, просачивающихся с реки, насыщенных серой, углем, селитрой, обволакивающих, сальных, затмевающих даже и свет газового рожка, размывающих и расквашивающих лица, лепя на них причудливые гримасы. Все горланящее заведение расплывалось в тумане… сутолока орущих призраков…
“Потому что славный был парнишка!..”
Гаркнули по новой… а после — про войну припевчик модный, злободневный, в “Ампире” от него с ума сходили:
Пакуй заботы в вещмешок
И пой! пой! пой!..
Даже Каскад надсаживался: “Пой! пой! пой!” Тут как раз подходит Боро, он все это время в карты играл.
— Откуда это ты взялся, кашалот? — напал на него Каскад.
— Из постели, патрон! Будьте здоровы! Рад служить! И вовсе не из тюрьмы, как некоторые… — тонкий намек.
— Однако же и с вами такое случалось, чего греха таить, господин Боро!
— К чести моей будет сказано, не менее четырнадцати раз! Господин Каскад!.. За убеждения!.. Откр-р-ровенно говор-р-рю! И гор-ржусь этим! И, придет время, снова там буду!..
Ну и акцент, не “р”, а раскаты грома!
— Нашел чем хвастать!..
— Потому что я — никогда! Вы слышите, господин Каскад! Никогда за сутенерство!..
Схлопотал Каскад!
— Ваши убеждения никого не интересуют, господин Бор-р-рохр-ром! Интересуют документы, почтеннейший!..
— Сколько угодно, господин Каскад!
Роется в карманах, руку поглубже запускает, извлекает кипу бумаг, блокноты, бумажонки, огрызки паспортов, все рваное, подклеенное, сальное…
Каскад рассматривает внимательно, возвращает.
— Ай-ай-ай! Белыми нитками шито, господин бандит с честью! И это все, чем вы располагаете? Плохо дело, Боро! Очень плохо!.. А что у вас, господин Промашка?
Это он мне.
— Ну-ка покажите-ка ваши документики! Вы позволите?..
Достаю, стало быть… Разворачивает, возвращает… Брови хмурит…
— Да у вас, господин Промашка, тоже рыльце в пушку! Приходили тут, вас спрашивали!.. Теперь мне все понятно!.. В консульство вас вызывали!.. Черт побери!.. Теперь понятно! Вы афиши-то читали?.. Или только все “Миррор” да “Миррор”?.. У Берлемона только о том и говорят!.. У кого двенадцатый разряд, всех призывают!.. Освобожденных, неосвобожденных!.. Ну, а вы, дорогой Клодовиц? Милейший доктор! Ученый вы наш!..
Поворачивается к нему.
— Покажите-ка, что там у вас!.. Я, разумеется, уже видел! Да только давно!.. Хотелось бы снова! Соскучился!.. Уж больно чудные были у вас документы два года назад!.. Они все еще при вас?.. Тем лучше! Вы на них сидите, как наседка!.. Может, чего новенького высидели?..
Клодовиц лезет за документами, у него их полным-полно за подкладкой… есть правдоподобные… есть и совсем откровенные подделки!.. Зачеркнутые-перечеркнутые… паспорта, каких свет не видывал! фальшивки из фальшивок! курам на смех! Он и сам не отрицал.
— Подтирок многовато!..
Так объяснял…
— Ну что ж, господа умники! Хорошо живете! То-то вас научат играть на скрипочке! Артисты, нечего сказать! А насчет подделок, между прочим!.. ох, моя головушка! Дерьмовая работа! Между прочим, вас разыскивают!.. Некоторые люди, знаете ли, находят, что вы перегибаете палку! Кто? Да так, завсегдатаи, любители и серьезные люди тоже!.. Вот Мэтью, к примеру! Из любителей! Он повсюду о вас спрашивает!.. Его хлебом не корми, только дай ему ваши документы! Не далее как позавчера приходил!.. специально! только из-за вас! “Господин инспектор! — говорю я ему с порога… не церемонюсь… — Вас что-то беспокоит, господин инспектор?” Так я его встречаю… я знаю, он лжив как мерин… Когда с добродушным видом приходит, это еще хуже!.. Жди подвоха!.. Я сразу к делу… Достаю кальвадос… Он глоток отпивает… садится… И все!.. Ни слова… Чтоб он оттаял немного… коньяк достаю… рюмки побольше!.. Потеплело!.. по лицу видно!.. Губами причмокивает: “мня! мня!” Я суечусь!.. Вроде как штопор ищу!.. маленький… шарю… там, сям… по карманам!.. дурака валяю!.. фунтов пригоршню достаю… и хлоп на стойку!.. Сам встаю… и к двери… “Пописать!” — говорю… Возвращаюсь… денежек как не бывало!.. Тут и разговор клеиться начал!.. Он лицом помягчал!.. Доверчивее сделался!.. Уютнее себя почувствовал!.. Вовремя я подсуетился! У него было о чем поговорить!.. Я поначалу думал, блеф!.. А он мне “warrants” показывает… приказы письменные… Дело серьезное… Вас именно касается!.. Советую прислушаться!.. Он тебя, Промашка, в частности, видеть желает… Консульство твое личное дело запрашивает… безотлагательно и немедленно!.. жареным пахнет!.. Тобой, Клодо, Внутреннее ведомство интересуется… рожа им твоя надоела… Желают, чтобы ты вернулся в Фолкстоун!.. в польский карантин!.. там, дескать, твое место, там и только там!.. А вас, почтеннейший Боро, жаждут видеть в Скотском Ярде, и тоже срочно!.. Им ваши скандалы поперек горла!.. Так и говорят! И чтоб через пять дней и духу вашего тут не было!.. А не то кастаньеты наденут… да куртенку с номерком!.. да порку зададут!.. Вот такие новости!..
Каскад, понятно, преувеличивал, раздувал для острастки… и чтоб связи свои продемонстрировать, однако ж не на пустом месте!.. В самом деле паленым попахивало… Фараоны и впрямь нервничали, хитрили, жаждали крови… Только нас голыми руками не возьмешь!.. Мы с Боро тоже в позу встали!.. Дескать, наговор!.. черная несправедливость!.. На улицах Лондона полным-полно бродяг почище нашего… и куда более подозрительных… и опасных! разбойников всяких!.. душегубов отъявленных!.. и что по отношению к нам это слов нет до чего гнусная несправедливость!
Затем мы ему еще высказали в открытую, что, может, он сам нас и закладывает?.. избавляется от нас подлейшим образом!.. Не постеснялись в выражениях!.. И правда, отчего это вид у него такой довольный! будто облегчение испытывает!.. Ох, подозрительно!
— Скажи прямо! Завидуешь, и все тут!
И так далее!.. Все ему выложили!.. Что он на наших несчастьях наживается! Циник махровый! И что чести у него ни на грош!..
Как он тут, голубчик, подскочил!
— Это у меня? Сукины дети! Что я слышу!
Говорить не может! задыхается!
— Да их бы уже плетьми засекли! В фарш обратили! Сдохли бы уже в тюряге! если б я Мэтью не умасливал! Разоряют меня до последнего!.. Я только и делаю, что жизнь им спасаю!.. Они ж для полиции готовая добыча! И чтоб я же от них такое выслушивал!.. <…>
Работяги вокруг нас времени даром не теряли. Пользовались случаем, поддавали на дармовщину! Каскад угощал!.. Они не понимали, чего это мы нервничаем!.. чего кипятимся из-за афиш каких-то!.. в бутылку лезем!.. Мало ли что фараоны болтают!.. Мы пытались им объяснить… талдычили: “Война, дескать! war!” Их это нисколечки не пронимало! Они воевать не собирались!.. Они годились только в грузчики! Остальное их не касалось!.. <…>
Вытянувшему счастливый номер легко быть оптимистом!.. Пусть другие идут на бойню!.. Освобожденные горланят слаженным хором!.. Они вам таких серенад напоют, особливо если спрыснуть либеральными речами!.. Тем более такие широкие господа, как Каскад!..
Угощает всех снова и снова!.. Обезумевший махараджа!.. Банкноты пачками на стол выкладывает!.. Надоели они ему!.. Обмыть!.. Смыть все дочиста!.. Ох уж его и чествовали! “Потому что славный был парнишка!”
Весь кабак громыхал эхом и стены дрожали, так они дружно голосили!.. Люстра с подсвечниками раскачивалась и вальсировала над головами!.. Вся харчевня дымилась… Просперо снова затянул припев… Он, пожалуй, громче всех вопил! “Потому что славный был парнишка!..”
Бум! ухнула дверь! С улицы будто мешок ввалился!.. Хлопнулся! бац! прямо на пол! Упала!.. Не заметила!.. Трех ступенек!.. Чокнутая!.. Рухнула! растянулась! Джоконда наша! кульком!.. вся в вате… в бинтах!.. приподнимается, воет что есть мочи, яростью пышет!.. сразу с упреками!.. вот… встала, за стойку подтянулась!.. Ну, фурия! Задыхается… пыхтит… она весь квартал обегала… нас искала! сама зеленая под люстрой-то!.. осматривается… испуг на лице! Вопль… Нет его?
— Где ты, мой золотой? Где сокровище мое?..
— Здесь, голубушка! Здесь, заразочка!..
Откликается Каскад.
— Иди сюда, катастрофочка!.. Бедствие стихийное!..
Потрясающий эффект!.. За столиками мужики со смеху покатываются! Семейная сцена! Очень кстати!.. Каскад оскорблен!.. Ага! Сейчас достанется доктору!..
— Это что же делается!.. Нет, вы только посмотрите!.. Доктор Клодовиц! Я доверяю вашему попечению раненого человека! Вверяюсь вам всецело!.. Полагаю, что она там лежит спокойно!.. Оплачиваю лечение! За все плачу! Деньгами вам карманы набиваю, доктор! И вот она, благодарность! Это что ж получается? У вас, значит, ходят куда хотят? Сматываются, гуляют, кутят! В какое вы меня ставите положение? Я вас спрашиваю! Это же бордель, а не больница! гошпиталь ваша Лондонская! Похуже “Чаринга” будет, как я погляжу!.. Лажа все! Как ваши документы, доктор! дрянь! дерьмо! Вы даже сумасшедших своих удержать не можете! Полюбуйтесь на эту куклу!..
Та без дела не стояла. Бинты свои сдирала и раскидывала повсюду вату, корпию… В зале хохот!.. овации! Клодовиц не знал, за что хвататься!.. Крутился вокруг нее… Повязку поправить пытался! А она ни в какую! сопротивляется!.. Тянут каждый в свою сторону!.. Зал ревет так, что пол содрогается! и стены! и стекла!
— Возвращайтесь, Джоконда! — умолял ее Клодо, на коленях стоял… — Возвращайтесь! Как это неосмотрительно! Рана может открыться!
Тут она повязку свою окровавленную как сорвет! и кровища как хлынет!.. на пол капает!.. Ей бы только назло делать!..
— Молчите вы! Разбойник! Убийца!..
Масла в огонь подливает, дура…
По аудитории ропот пошел. Докеры совсем запутались… мозгами помутненными… Подумали, что мы ее обижаем!.. И вдруг разом на нас ополчились… Внезапно будто гроза налетела… Стали все на ее защиту! Вопили в ее поддержку!.. Дюжина амбалов рвалась Каскада отдубасить!.. Немедленно!.. А ручищи-то у них! Мать честная!.. татуировки сплошь… мускулы горилльи!..
Она опасность учуяла… увидела, что бросятся они сейчас на ее сокровище… и ринулась его защищать!.. телом своим! Выскочила вперед!.. закрыла его собой!.. Караул, кричит! рычит, как тигрица!.. Бинты окончательно размотались… она в них запуталась, замоталась… Воет, всю ораву заглушает… Ой-ой-ой!..
— Сокровище мое!.. Обними свою голубку!..
Но татуированные уже в раж вошли!.. жаждут Каскадовой крови! Клокочут от ярости!.. Похватали в руки бутылки, сифоны, стулья! и трах-тарарах! пошло кругом звенеть! летать! отскакивать! Бам! бум! по зеркалам!.. по двери!.. Грохот невообразимый!.. Каскад выбирается… отскакивает назад!.. битва пуще разгорается!.. столы вверх тормашками!.. Забаррикадировались! Просперо и он!.. Ящик, шкаф, вешалка!.. И оп! разлетелось все!.. точно карточный домик!.. от ударов стульями!.. Бомбардировка! Круши! круши!.. Докеры красномордые прут напролом! Таранят заграждения… Штурм! побоище! Вой со всех сторон!.. Баум! Дзинь! Дзинь! Это орган механический вдруг заиграл в углу!.. Заработал! Та-ра-ра! Дзинь! Адская машинка! трубы! флейты! барабаны! Надо было слышать! как он вальс перемалывал! Его Боро запустил! Дьявольский инструмент! Грозовые раскаты! Вижу, Боро там ковыряется… Он меня тоже замечает!.. Машет мне… Проваливай, дескать! Я, дурак, не понимаю! Он кричит! Орет!
— Что? что? — лепечу…
Поздно! Трах-тарарах!.. тысяча чертей! Дом взрывается! Грохот адский! и пламя!.. ё-мое! Я ж видел! Видел! Это он!.. Там, в огне!.. В пламени! Он какую-то штуковину бросил! Не знаю что!.. Вроде как камень! И она взорвалась… тут, под столом… Трах-тарарах! Еще раз! Теперь никаких сомнений!.. Он бросил!.. Я такие гранаты знаю! Ах ты сукин сын!.. Скотина! Ливень!.. Град!.. Собака!.. Он же нас убьет!.. Паника! Все улепетывают!.. Трое лежат! Я через них перепрыгиваю! Рушится крыша!.. За спиной у нас обвал… Сыпется!.. Штукатурка!.. черепицы!.. Лавиной!.. Каскад цел!.. Бежит впереди!.. Просперо тоже, и Джоконда! Со всех ног! Она последняя ковыляет!.. <…>
За сквером — доки… Вроде как Клодовица потеряли… Зову его… ходу не сбавляю… ответа нет… Больница его тут… рядом… Старуху не забросим?.. Ведь мимо пробегаем… Я спрашиваю… кричу на ходу! Нет! Бежим не останавливаясь!.. Ать-два!.. ать!-два!.. закашиваем налево!.. Марилебон… дальше прямо!.. потом Минт-плейс… Так, стало быть, мы к Тэккету?.. А я и не знал… Никто ничего не сказал!.. Тормози! Приехали!.. <…>
…После истории в “Дингби” я метался, как загнанный зверь! Улюлю! Только и делал что бегал! Из залов ожидания в гнуснейшие гостиницы, из полуподвалов на чердаки, из одной вонючей дыры в другую! Вниз! Вверх! В приюты Армии спасения по два пенса за ночь! Народищу там!..
Каскад меня запугал россказнями своими, будто меня консульство разыскивает… Нервы у меня уже не те стали… Сдавать начал… Кидался из квартала в квартал… Дважды в одном месте не ночевал, дабы расспросов избежать неуместных… Осторожность проявлял… Ни с кем из знакомых не встречался…
Перед побегом я занял у Каскада двенадцать фунтов. Я ничего себе не позволял, однако ж они подошли к концу… На жестком полу я спать не мог из-за руки — боли начинались хоть криком кричи!.. Вынужден был койку снимать… Койка, понятно, денег стоит… хоть бы и в самом дешевом заведении. Время проводил в кино… Программу до сих пор помню… По большей части это была Перл Уайт в “Нью-йоркских тайнах”… Но сколько бы сеансов я ни отсиживал, все равно время оставалось… Я слонялся по улочкам Сохо, выбирал самые людные, самые оживленные… где популюс туда-сюда снует безостановочно… и ярмарочная торговля не стихает… ручейки людские от лавки к лавке перетекают… от Шафтсбери до Уигмор-стрит все сплошь витрины и народ кишит, там ты незаметен и чувствуешь себя спокойней, и к тому же веселей, какое никакое, а развлечение… однако десяти-двенадцати дней шатания мне показалось достаточно. Я был сыт по горло такой епитимьей! В конце концов, черт возьми! я ж ничего не сделал!.. Каскаду я на глаза попадаться боялся, но вполне мог повидать Боро!.. В одно воскресное утро я наконец решился… “Айда, малыш!” — сказал я себе. Я находился неподалеку от доков Барбели, аккурат возле переправы, и паромчик ожидал… до чего же заманчиво… десятиминутная прогулка по реке… Вода меня притягивает… Как увижу — так плыть хочется!.. Хоть бы и в фонтане в Тюильри! В стекле от ручных часов, будь я мухой… Не важно где, лишь бы плыть! Я никогда не упускаю случая пройти по мосту… Хорошо б все дороги были реками… Это колдовство… наваждение… завораживающее движение воды… Я стоял, прельщенный невольно плеском Темзы… стоял, и дух захватывало… не выдерживал очарования, особенно когда идут большие суда… все движется вокруг… струится, пенится… шлюпки… южный подход к докам… скутера и бригантины лавируют… пристают… сносятся течением… скользят вдоль берега… мягко так!.. Феерия!.. иначе не скажешь!.. Балет!.. галлюцинация!.. Не оторваться… Мы на паромчике “Дельфин” тоже вроде как в танец вступаем… Два оборота… от берега до берега… я раз пять или шесть прокатился! Вот так праздник!.. Туда и обратно!.. Барбели -— Гринвич… к большим грузовым судам почти вплотную подходили… толстопузые колоссы пышут против течения, винтами яростно бурлят… их водоворотом сносит… они рычат, ворчат тревожно… недотроги… Красотища!.. Чайки летают! скользят себе по небу! Ишь, размечтался! Спускайся, парень, на землю! В кармане больше ни гроша! Слезай! Гринвич!.. вот жалость-то! Ну что ж… теперь вперед! Погуляли, побездельничали, и будет!.. Я его, скотину, отыщу! решено, заметано… у Кощея этого.
Сказано было… аллея Гринвич… Гринвич-парк… настоящее имя Кощея Ван Клабен Младший… Боро мне все подробно объяснял… неподалеку от южного причала… Интересно, что они скажут, когда меня увидят?.. Небось, заметят еще на улице… Может, еще и дверь не откроют?.. Черт их душу знает! Но нет, я твердо решил! На доверии тут далеко не уедешь! Иду, и все тут…
На подступах осмотрелся… Не пахнет ли легавыми… Что там возле дома?.. “Титус Ван Клабен”… Нет ли каких рож подозрительных… Все тихо… все спокойно… На крыльце три-четыре субъекта, стоят разговаривают… видать, клиенты… очереди ждут… В парке детвора: скачут, бегают, по аллеям носятся… В общем, все как везде… А к тому же погода хорошая… солнце вовсю, жарко даже… В Лондоне такое редко случается в начале мая… На втором этаже окна настежь… слышу, Боро играет… песенки лабает… Он!.. Его туше, его мелодии, вряд ли я ошибаюсь… Здесь, голубчик!.. “Все путем, — говорю я себе… — Сидит за пианино… А мог бы в тюрьме!..” <…>
Итак, вот дом… “Ван Клабен, Титус”… Вперед, смелее… Звоню… стучу… Никто не отвечает… Стучу еще… Настойчивей…
— Боро!.. Это я!.. — кричу из сада.
Наконец изволил показаться… Высунулся из окна… Вот он собственной персоной!.. Ошеломлен моим появлением… Руками машет…
— Тише! Тише!.. приходи в другой раз!..
Я руками движение делаю… будто ремень снимать собираюсь…
Он за свое:
— Тсс! Тсс!.. — и опять в сторону аллеи машет: дескать, уходи!..
Извините! не пройдет! Нагулялся!
Клиенты, народ разный, который туда-сюда снует и на крыльце ожидает, все в нашу сторону подались, потешаются над пантомимой… Тут как раз дверь открывается!.. И появляется сам Титус!.. Титус Ван Клабен! Он же Кощей!.. прозвище такое!.. Я его сразу узнал по рассказам… Выходит, стало быть, на порог в костюме паши, он всегда в таком виде работает… весь в шелках желто-лиловых, на голове громадный тюрбан, тросточка, каменьями изукрашенная, и толстенная лупа ювелира. Так вот в лавке и сидит. Маскарад на восточный лад… Намеревается, очевидно, меня прогнать… первая инстинктивная реакция… Я ему незнаком… Ничего… Я бровью не веду! Разглядывает меня в упор…
— Это от вас, молодой человек, так много шуму?
Говорит по-французски, но с чудовищным акцентом, будто камни перемалывает, как, впрочем, и его приятель, тот, на втором этаже… Оба иноплеменники…
— Да пошел ты… — отвечаю…
Боро это развеселило! Он там, наверху, прыскает со смеху! Спектакль смотрит… из ложи, так сказать…
Халиф только глазами мигает… Сопит… Напугать меня хочет!.. Наступает свирепо, дергается весь… подпрыгивает в штанах своих огромных, шароварах шелковых… Ах ты гадина злобная!..
— А ну брысь, бандит малолетний! Прочь пошел! Живо!..
И палкой потрясает.
Я ни с места… Он опять…
— Брысь! Живо!..
От возмущения у него чуть тюрбан с головы не слетел…
— Уходи! Видеть тебя не желаю!.. Опять развращать его станешь?.. За этим пришел?.. Думаешь, мало у него пороков?..
И показывает наверх, где Боро от смеху едва из окна не вываливается….
Мне этот гаденыш, кукла круглая, поначалу смешным показался, а теперь уже раздражать начал.
— Я тебе! сейчас так отделаю!..
Не люблю угроз… А тут еще народ смотрит… посмешище…
— Go way vilain! Пошел вон, поганец! — это он мне? инвалиду войны!.. Ай-ай-ай! нехорошо! — Я вас обоих в полицию сдам!..
И тычет в нас… Ревнивец чертов!..
Тут второй заговорил, речь целую из окна толкает, обращается к публике…
— Привет всем!.. Привет вам, люди!.. Привет, Болезный!.. привет, мой друг!..
Здоровенной бутылкой потрясает, целый галлон виски, заливает себе в глотку всем на потеху!.. Выставляется… Народ в восторге!.. Кричат! Продолжения ждут!
Паша дрожит весь, слюной брызжет, негодованием пышет…
— Убирайтесь немедленно, пес паршивый!.. Исчезните! И так уже пьяный! А вы, негодник, знаете, что вас ждет?..
Угроза, значит, прямая уже!..
Нет, я не знаю… В точку попал!.. Я только знаю, что рожа мне его противна! У меня, конечно, одна рука!.. однако ж он меня достал!.. А ну как я его сейчас пощекочу… Расталкиваю зрителей… С меня довольно!.. “Погоди, халиф несчастный!..” Подхожу вплотную… И остаюсь с раскрытым ртом… Вблизи он бесподобен!.. Ну и размалеван! средь бела дня!.. Слой штукатурки по фасаду!.. Ну и ну! Почище Джоконды! Щеки обвислые! в складках все! пудра слоями!.. и даже губы накрашены!.. Чудище, бред, мираж… Гляжу на него как зачарованный. Он тоже смотрит на меня в упор… глазами хлопает… В лупу меня изучает… И вдруг как закричит:
— Ай-ай-ай! молодой человек! Молодой человек! Вам же нехорошо!
Ого! произвел я, значит, впечатление!..
— Вы плохо выглядите!.. Зайдите!.. Зайдите!.. отдохните!..
Приглашает меня… Тон вдруг резко изменил… обходительный сделался, растрогался… улыбка масленая…
— Как вы, должно быть, устали!.. Входите!.. Входите!.. Прилягте!..
Любезен не в меру!
Выхожу из оцепенения, влетаю в дверь, отыскиваю лестницу… мчусь наверх…
Комната… все вверх дном!.. Спотыкаюсь на каждом шагу!.. Наконец отыскиваю Боро… лежит, растянулся на диване… Замечает меня… приподымается…
— Ах! вот и вы! Друг мой!.. Друг мой!.. Какая история! Вы видели Мэтью?..
Мэтью! Вот его первое слово!.. Только одно в голове!..
— Где Мэтью?..
Только и знает что Мэтью да Мэтью!.. Обо мне даже и не спрашивает!..
— Нет! — говорю… — не знаю я, где ваш Мэтью!.. Пропойца!.. Но полагаю, скоро появится!.. Если и дальше будете так шуметь!.. Людей привлекать!
Я ему свое мнение откровенно высказал.
— Это я-то шумлю?..
Оскорбился… И сразу в драку!.. Бутылкой потрясает! Замахивается…
Спотыкается… Теряет равновесие!.. Падает!.. Баум!.. А внизу старик как взвоет!.. резонансом!.. На меня кричит… визгливо, пронзительно… точно девка полоумная!..
— Прекратите безобразие! Вы так у меня все переломаете! Боро, сыграйте мне “Вальс для милых дам”!..
Здесь в углу пианино стоит… Паша наш желает музыки!.. ишь требовательный какой! приспичило!.. Так и взвизгивает!
— “Вальс для милых дам”!.. Слышишь? “Jolly Dame Walz”!
Он прямо вне себя… Трясется весь! прыгает… баба свихнутая!
Лавочку всю сотрясает, пол ходуном ходит! Грохот стоит! При этом он еще тростью в потолок стучит!.. подавай ему “Вальс”!
— А пошел ты!.. бочка жирная! — отвечает Боро с дивана… туда, в лестничный проем…
— Вы пьяны, Борохром… — верещит старик снизу. — Надрались в стельку!
Того гляди сцепятся…
— Ах, в стельку?.. Значит, в стельку?.. Может, скажешь, в чью стельку?..
Боро возмущен!.. Встает с дивана! Услышать поближе хочет, на что там старик намекает! Идет к лестнице… Черт! спотыкается… пошатывается… Рубашка висит, штаны сползают… у самой лестницы спотыкается снова… Трах-тарарах!.. Летит вниз… обрушивается в лавку… всей тушей… и надо же!.. прямиком на посуду!.. пирамида фруктовых вазочек и тарелок… рассыпается фонтаном! О гром небесный! О великий обвал!.. Старик захлебнулся от бешенства… Клиентка, которая там у прилавка стояла, как завизжит… как заблеет от ужаса!.. Бросилась было наутек… да где там!.. Все на нее как раз и рухнуло!.. Старик помочь ей хочет, извлечь из-под обломков! Тянет-потянет за сапожки… изогнулся… вот-вот, сейчас! и оп!.. опять обвал!..
— Помогите!.. — вопит клиентка…
— Help! Боро!.. Боро! помоги!.. — воет старик…
— А ты, разбойник, что стоишь сложа руки? — это он мне.
Спускаюсь… коль просят!.. Подбегаю… Беру клиентку за ноги… извлекаю из хаоса … на свет божий… Тут пузаны сцепились! Угрозы, брань — и все у дамочки на животе… Она из-под них кричит, хоть святых выноси!..
Боро хватает старика за волосы… Ох сейчас врежет!.. Тюрбан в сторону отлетел!.. Боро сдавливает Кощею шею!.. ей-ей душит!.. Да еще клиентку в свидетельницы призывает…
— Он меня убить хотел!.. Слышите, мадам, это же пират… Pirate! I say Madam!..
И для вящей убедительности валятся оба на дамочку: ну точно, раздавили… Обнялись и катаются поверх нее… а она и так плоская… Денег занять пришла под ценную бумагу… облигацию мексиканскую… Та у нее в руке так и осталась… Надо же, не выпустила!.. вцепилась в нее… Воров боится!.. и визжит не смолкает…
— Помогите! Help! Дверь! The door please!.. дверь!.. <…>
Помещение темное, все кругом закупорено… Ничего не разглядишь… только и свету, что от водяной лампы… причудливая такая штуковина на столе, возле клиентки… большущий шар… под низом розетка с маслом…
Чуть-чуть все-таки вижу… как они друг дружку валтузят!.. Ну, думаю, надо хоть дамочку спасти!.. присутствия духа не теряю!.. Откапываю ее в груде посуды… тяну опять за юбку… материя трещит! О! подалась!.. достаю! Привожу ее в вертикальное положение! Шатается!.. совсем на ногах не стоит! садится… дух переводит… <…>
Я ползу к двери… Их все равно не расцепишь!.. воздуху мне!.. воздуху!.. не могу больше!.. подыхаю!.. Только бы вдохнуть… глоточек воздуха! Смилуйтесь! Вот! добрался!.. Уф! толкаю! дверь эту! Ветерок! Чу! старик задохнулся! Хрип чудовищный! Аххрр! Порыв воздуха настиг его посреди очередного раунда состязания! рукопашного боя… там, в глубине, во мраке!.. Задохнулся разом!.. Слишком свежим воздух оказался! “Астма! Моя астма!” — кричит он мне! давясь!.. до рвоты!.. Ох! того гляди дуба даст… глазами вращает! И вдруг рухнул весь! с кафтаном, шелками, шальварами… Распластался на полу… слюна течет… хрипит… Балахон ему на груди развязываем, а он, черт, корчится, и пена на губах!.. ну точно, концы отдает!.. зенки закатились!.. Клиентка от страха — фьють!.. и вылетела в дверь!.. вещи свои, сумочку!.. все нам оставила!.. облигацию!..
Не успела выйти, другая тащится… Похуже первой будет!.. С порога — в крик… вопит как полоумная! Как только увидела, что паша навзничь лежит… сразу в истерику… С этой Боро знаком. Зовет ее:
— Дельфина! Дельфина!
И поясняет мне… дескать, она тут горничной!.. Откуда она вынырнула?.. Прямо к хозяину бросается… Слезами его поливает, поцелуями осыпает!.. Любит, стало быть, своего господина Титуса… Требует, чтоб он немедленно в себя пришел!.. чтоб глаза открыл!.. И Боро тоже старается!.. Тоже оживить его силится!.. Изощряется!.. На карачках ползает, позы чудные принимает… Дышит ему во все места… в уши… в рот… Теперь уж не до драки!.. Теперь он ему жизнь спасает!.. Руки ему в стороны разводит… Поднимает… сгибает… физкультура… Помогло сразу… задышал чуток… сажаем его… спиной к стене прислоняем… подушками со всех сторон подпираем… не держится… сползает… направо завалился… потом налево!.. Требует нюхательной соли… бормочет… стонет… подайте, и все тут… Она в шкафу! на втором этаже! скорей! скорей! скорей!.. Боро бежать наверх не может! ему упражнения останавливать нельзя… Бегу я!.. нахожу мигом… флакончик пуст! Час от часу не легче!..
Дельфина, прислуга его, так и завывает!.. От отчаяния!..
— Мистер Титус!.. Please! Wake up!.. Проснитесь! Be yourself!.. Станьте самим собой!
Вопит душераздирающе!.. и подхватывает его… и трясет!.. Чтоб он только в себя пришел! ожил чтобы! На все готова! Что угодно сделать! Исключительная прислуга! пылает вся любовью и рвением!.. Ничего не скажешь! восхитительная особа! А хозяин-то ее ой как плох! Несвежий, что и говорить, вид имеет гиппопотам! Лежит тут в шелках своих! весь облеванный… и булькает!.. Глазами повел… замер… опять закатились… Смотреть страшно!.. Вдруг раз!.. Багровым сделался!.. Из мертвенно-бледного!.. В горле урчит… полный рот уже… Еще усилие… Полегчало вроде! Она ему голову поддерживает… помогает…
— Хорошо! Мистер Клабен! Good!
У нее от сердца отлегло… Стоит перед ним на коленях, поддерживает его… подбадривает… каждую схватку ласковым словом сопровождает… Наконец-то его вырвало как следует!.. Она просто счастлива!.. Он снова извергается… желчью… зеленой-презеленой… все вокруг замарал… Боро рядом сидит, смотрит… он тоже порцию получил… Да и мне досталось порядочно… Старику получшало! Просит переложить его на постель… За ширмой… тут же в лавке… громадная кровать с колоннами… Я ее только сейчас увидел… На ней меха грудами… вместо матрасов… здоровенная куча… и мягкая… Затаскиваем его! раз-два! взяли!.. Он кое-что весит! Подушки ему поправляем… Теперь извольте на него казакин шелковый напялить, желто-сиреневый, и тюрбан непременно! Ишь! кокетство возвратилось! Стало быть, и вправду лучше ему!.. Подавай ему побрякушки его и прочую дребедень, бубенчики, ленты муаровые! и сумочку! и мушкетон!.. Полное облачение! Ну-ну! Чтоб все на постели лежало!.. с ним рядом!.. сейчас! Требовательный сделался!.. И недоверчивый… лупу ему принеси!.. и тросточку резную!.. Все чтоб при нем было!.. А рожа вся разбита… фонарь под глазом!.. сине-красный, да еще кровоточит!.. левая бровь рассечена!.. А уж Дельфина-то его целует… обнимает, сжимает… ласкает, обожает!.. Очень пылкая служанка!.. И пришла-то как вовремя!.. Она не первой молодости… я плохо вижу в этой гнусной берлоге… окна все закрыты… Только этот гадкий шар отвратительный… да и тот ничего не светит… Все ставни — наглухо! Открыть нельзя, он и слышать об этом не хочет!.. Снова постанывать начал… слабость… Она опять с ласками бросается!.. Врача он не желает… отказывается категорически… Дельфина его баюкает, облизывает… Он требует музыки… Пришел, стало быть, в себя окончательно…
— Боро! Боро! — бормочет горемычный… — Боро! “Вальс для милых дам”!..
Хочет, и все тут…
Боро на груде мехов рядом с Клабеном лежит пластом, обессиленный… Свалился и заснул… физические упражнения ему на пользу пошли… А то клубок нервов был… Теперь храпит брюхом кверху… Расталкиваем его… Пусть исполняет!.. Воля больного…
— А ну, вставайте! За пианино! Бездельник толстомясый!..
Дельфина эта мертвого разбудит! Ради любимого хозяина!
— Вставайте!.. — и никуда ему, подлецу, не деться! Вставать немедленно! Давай, давай, артист! “Вальс для милых дам”! Черт побери!.. И так далее!..
Пианино наверху… Пусть поднимется! Он зевает… потягивается… Но идет… Алле-гоп! Цепляется за перила… спотыкается… Дельфина не отстает!.. Он ее слушается… А второй толстяк все стонет… Музыки желает, хнычет!.. Задыхаться опять начинает…
Ну наконец-то!.. Приступили… Вот вам вальс!.. Нота за нотой! будто капельки!.. Настраивается!.. Пошел!.. Дождь!.. две трели!.. вперед! педаль!.. каскады! на три четверти!.. разворот!.. прелесть что такое!.. Блеск!.. нюансы… арпеджио!.. плавные торжественные аккорды!..
Ему только начать… а дальше — что угодно… без устали… играл и играл!.. вечера напролет… ночи… если пожелаете!.. сам хмелел от музыки… толстый зад на табурете так и подпрыгивает… так и ерзает в такт… очень его самого увлекало. <…>
На втором этаже под стропилами крыши помещалась целая свалка музыкальных инструментов, все больше струнных: мандолины, сломанные арфы и виолончели, полный шкаф скрипок, обломки гитар и цитр и прочий невероятный хлам… Целый курган кларнетов, гобоев, корнет-а-пистонов, флейт, дудочек-дзуфоло, сундук, набитый окаринами и всем, во что только можно дуть… а кроме того, экзотические инструменты, два мальгашских барабана, тамтам, три японских балалайки… На чердаке у Кощея хватило бы инструментов, чтоб заставить плясать весь Лондон, аккомпанировать целому континенту, оснастить три дюжины оркестров… то были невостребованные залоги не вернувшихся за ними музыкантов… залежавшийся товар. Старику надлежало от него избавляться, сбывать на Петтикоут — эдаком дворе отбросов, тутошнем “блошином рынке” — и тем самым освобождать место! Но он время тянул, со дня на день перекладывал… Никак не мог решиться, тяжело это ему было… Уж больно любил он свои инструменты… Он даже к имеющимся новые подкупал… особенно рояли и пианино… Последним, к примеру, был “Плейель”, отличный кабинетный рояль по дорогой цене, прекрасная модель от Максона — фантазия нашла… Страсть, знаете ли… Музыка глодала его изнутри… И ведь не играл, ни одной ноты извлечь бы не сумел, а инструменты держал, и так они ему нравились, что никак не мог заставить себя их продать… Накапливал арфы и тромбоны грудами, и до того у него наверху беспорядочно завалено все было, что уже и дверь не открывалась, и окна все загромождены были… Уйму денег мог выручить, а ведь до чего прижимистый скаредник был, оттого его Кощеем и звали, дрожал над каждой копейкой, за грош удавиться готов был, рыбьими костями торговать бы стал, если б только спрос нашелся, но музыки ради все забывал…
Боро место себе высвобождал, распихивая все направо, налево… ногами… Выхватывал из хаоса скрипочку, саксофон, пикколо или мандолину… теребил струну маленько… так, сяк… вместо прелюдии… вроде как настраивался… самую малость… потом отбрасывал… капризно!.. И давай яростно откапывать пианино… все крушил… что мешало… весь кавардак тамошний!.. Бам! Бум!.. усаживался наконец на табурете, устраивался… и вот он, вальс!.. полились арпеджио, трели и прочие фалбалы!.. ритурнель на уличный лад… с вариациями распрекраснейшими… жалобными, кричащими, отрывистыми, бесконечными… неотразимо… Такое и крокодила растрогает… Тут манера важна… колдовская… чтоб очаровывать все и вся, любую клоаку, любое сборище по любому банальному поводу, хоть элегантный салон, хоть убогое празднество в угрюмых стенах, на зловещих перекрестках и Богом забытых улочках, по кабакам и по случаю причастия, в дни поминовения, истекающие притворными слезами, и на 14 июля!.. Дзинь-ля-ля! и пошло-поехало… и нет никаких преград!.. я-то знаю… Позднее, после многих передряг, мне доводилось торговать вместе с Боро этой ярмарочной приправой, этим дрыганьем пианинным… Надо было слышать, как мы лабали в три руки… Моя партия называлась “бас калеки”… У меня было время, много времени… обдумать, в чем секрет очарования… Главное, чтоб оно текло и текло! в этом весь фокус… чтоб не замедлялось и не останавливалось! чтобы сыпались ноты, как секунды, каждая со своей изюминкой, со своей маленькой танцующей душой, и каждая спешит, ведь, черт возьми, следующая на пятки наступает!.. вприпрыжку!.. трелью наподдает… заботы ваши зазвякивает… заигрывает время, мороки заплясывает, заверчивает и уносит, ах, озорница! ах, шалунья, там-тьям! галопом! нота за нотой!.. арпеджио! и снова трель!.. лукавый английский мотивчик!.. хрупкий ригодончик!.. гул педали! и никаких сбоев… вздохов… остановок!.. Грустно, если подумать… от того, как безудержная нежность ускользает нота за нотой… Надо было видеть Боро в деле! виртуоз, одно слово! звук кричащий… но ритм летучий!.. а какой репертуар!.. какая память!.. вариации бесконечные!.. От природы он скорее медведь, а с манией своей взрывательной и вообще невыносим, а тут — вольтижер, каскадер, канатоходец резвый!.. У него пальцы одухотворенные были… Руки феи!.. порхали бабочками по клавишам слоновой кости… Он жонглировал гармониями!.. подхватывал их на лету!.. мечтательно, капризно!.. гирлянды… развороты… беглые проказы… Одержимый!.. иначе не скажешь!.. Одержим десятью дьяволятами — по штуке на палец!.. <…>
Титус это понимал… По его физиономии не скажешь, особенно когда впервые его видишь: пузатый, плутоватый, бегемот толстокожий в грязном темном логове, а вот поддавался сразу, на седьмое небо от счастья взлетал, только чуть заслышит… а уж как заслушается — сидит загипнотизированный и млеет… В прострацию погружается, обмякает, больной от очарования. Шевельнуться боится… Изнемогает от восторга… глаза закроет… съежится на пуфах в кресле, махнув рукой на клиентов… на вопросы их не отвечает… А то и выставит вовсе… грубо… вместе с залогами их, тарелками, безделушками обшарпанными… только бы оставили его в покое!..
Все ему делалось до лампочки, лишь бы только музыка лилась… лишь бы без перерыва наплывали сверху волны гармонии!.. мелодии красивые, шутливые, игривые, вариации нескончаемые!.. лишь бы сыпалось и так… и эдак… волшебство из-под пальцев медведя этого… <…>
Горы барахла вокруг Титуса являли фантастическое зрелище. Они так и норовили обвалиться… И чуть что — обваливались, рассыпались лавинами, расстилались долинами, посуда и китайские побрякушки проносились звонкими смерчами по детским коляскам и дамским велосипедам, все разлеталось с грохотом, обрушивая матрасы, подушки, одеяла, которыми запросто можно было бы укрыть все четырнадцать доков; курганы корзин для бутылок, чудовищные гекатомбы, пирамиды шляп, веера, каких хватило бы, чтоб на тысяче тропиков закрутить аквилоны и повернуть вспять северные ветры, такое нагромождение пуховиков, что окажись вы под ним, постигла бы вас верная и неминуемая смерть, мягкое забвение, кома в перьях!.. В чудовищном омуте хлама Титус чувствовал себя как рыба в воде!.. тут бился пульс его коммерции… В недрах кратера-свалки он черпал энергию и смысл существования, здесь, за шаром водяной лампы, был его оплот… Нужно было видеть его в деле, никто не мог сравниться с ним в искусстве обескураживать клиента, расстраивать все его ухищрения… по тому только, как он развязывал сверток, как перекладывал из руки в руку под абажуром… гипюр ли… чайный сервиз, хрупкую вещицу, дорогую сердцу безделушку, как он умалял ее взглядом, как дул на нее, становилось очевидно, что она ровным счетом ничего не стоит… что это жалкое барахло, чих комариный… и просто чудо, что сам Титус, такой утонченный и разборчивый, согласился взглянуть на ничтожнейшее дрянцо, грязный плевок, дешевку!.. Взвешивание доставляло ему истинное наслаждение… По тому, как он похлопывал по чашечке весов… становилось очевидно, что вещь не весит ничего… ничегошеньки!.. Тьфу, да и только!.. Кофейник позолоченного серебра… проверял на звук… и ясно делалось, что грош ему цена!.. Затем он спрашивал владельца… Сколько желает? придирчиво, скептически… Сдвигал тюрбан… Затылок почесывал… Ответов он как бы не слышал… От лишних фраз его защищал слуховой аппарат… Он доставал его из-под стола под конец осмотра… в минуту вынесения приговора… Хлопал глазами… таращился… присвистывал… Ушам своим не верил!.. Ну и цену заломили!.. Святая наивность! нет, какая наглость!.. Снова прикладывал трубку к уху… Чтоб услышать еще раз!.. ошеломляющую сумму!.. Помилуйте!.. Быть того не может! Что я слышу! Он слегка приподнимал веки перед тем, как произнести свое решение… Сколько он даст? Да десятую часть!.. и то еще много! И то под вопросом!.. А пока что — вот монета! и все тут! Хотите берите… хотите нет!.. Развязка наступала быстро… Ни слова больше! ни вздоха!.. Настаивать бесполезно… Он откидывался в кресле… Кутался в халат… опускал тюрбан на самые глаза… Больше он ничего не видел!.. И самого его не было видно!..
У него темно было, днем как ночью, только лампа-шар на столе отбрасывала слабые зеленоватые аквариумные отблески… Ставни открывались на одну минуту перед ужином на время уборки, когда Дельфина приходила, гувернантка его, “governess”! она требовала, чтоб называли ее так и никак иначе.
— Зовите меня Дельфина или “governess”! но не “maid”! Дельфина или гувернантка! Но не служанка! Я вам не служанка!..
Как только вы появлялись в доме, она немедленно извещала вас о том, какое место она здесь занимает, чтоб не получилось с вашей стороны недопонимания, после “здрасьте” сразу сообщала, что она не “maid”, а “governess”!.. Самым что ни на есть безапелляционным тоном!.. Так продолжалось уже двадцать лет!.. <…>
Позднее, в минуты откровений, она мне признавалась… начистоту выкладывала…
— You understand? Понимаете?.. Between you and I… Между нами говоря… I played! Yes! Я играла! Да!
По секрету сообщала… шепотом…
— Я в театре играла! понимаете?.. Ах! Theater! Yes!..
Она наслаждалась вашим изумлением… А вы, часом, не были ли завсегдатаем? Дельфина? Это имя вам ничего не говорит?
Одевалась, между прочим, соответствующе, шляпа, митенки и все такое прочее, всегда при параде, кроме как когда из загулов возвращалась… после пьянки… в чудовищном состоянии…
Она часами в очереди выстаивала, чтобы место получить в “pit”, на галерке английской, расфранченная, в перьях, платье шелковом со шлейфом…
У Клабена богатый выбор имелся: шкафы, шкафы и шкафы! этаж целый платьев с шлейфами — кто угодно избалуется… всех цветов, любой материи… она брала попользоваться, приносила обратно, тут было чем произвести фурор по всему Гринвичу и даже на центральных улицах Лондона и в фойе престижных театров!.. Что она и делала… Ни одной премьеры не пропускала! ни одного мало-мальски заметного театрального события… Ходила пешком туда и обратно… незамеченной не оставалась, туалеты демонстрировала со знанием дела… в антрактах красовалась, первая в фойе выходила, последняя уходила. Из Клабеновых шкафов она извлекала модные наряды прошлого столетия, как летние, так и зимние… Понятно, ее разглядывали, дерзкие словечки на ее счет отпускали, бывало, казусы разные случались… но в целом проходило хорошо… с достоинством!.. Однажды только в Олд-Вик она так в раж вошла, что спектакль сорвала…
Давали “Ромео и Джульетту”. Она завопила с балкона… приветствуя мисс Глимор — Джульетту… Полиция ее вывела… Она не отступила… Отложила до антракта… Нисколечко ее это не усмирило!.. Пусть со всех двух тысяч мест увидят, что такое настоящий театр!.. вдохновение!.. жар души!.. трепетный голос!.. Она сама сыграла наверху, на заполненном зрителями балконе!.. знаменитую сцену из второго акта!..
Какой триумф! Нескончаемые аплодисменты! Разумеется, ее снова вывели! Это полиция!.. А публика была счастлива!.. Вопила от восторга! Стоя!.. Она повторила номер в другом месте… потом еще… из театра в театр… всегда неожиданно!.. с балкона!.. и весь зал поворачивался к ней… аплодировал! всегда после второго акта…
Она знакомилась с актерами, поднималась к ним в уборные… Личное общение с ними ее нередко разочаровывало… “Одно возбуждение, а души нет! but no soul!..” Таков бывал ее приговор! Фотографий актеров не собирала, хоть бы и подписанных, отказывалась наотрез, даже от фотографии самого Бэрримора…
“Poor mortal soul!.. Бедная смертная душа!..
Так она его называла. <…>
Светские манеры не мешали ей все-таки немного подворовывать… самую малость!.. сущие пустяки… она перепродавала их в базарные дни на Петтикоут-лейн и выручку пускала на мелкие расходы… на ерунду всякую, безделушки, обрезки отрезков… Титус все ее подловить хотел… Понятно, он догадывался!.. Получалась вроде как игра… Он подозревал ее уже двадцать лет… При этом они прекрасно ладили… С той минуты, как она входила, он не спускал с нее глаз… до самого ее ухода! Чтоб ни одно ее движение, ни малейшее шевеление от него не ускользнуло, он с другого конца комнаты наблюдал за ней в бинокль, цейсовский, морской. Требовал, чтоб окна были открыты, пока она с мебелью возится, видеть хотел, что происходит, но только в эти минуты… Чтоб не улизнула она с какой драгоценностью! с вещицей коллекционной. Он поднимался на самый верх лестницы, укутывался от сквозняков в три-четыре плаща… поверх парчи басурманской. Надвигал тюрбан пониже, сидел скрючившись на ступеньках с карабином на коленях и не спускал с Дельфины… глаз… бинокля то есть… Так продолжалось часами… <…>
Так вот, значит, пока тот наверху играл, старик немного успокоился… По крайней мере, хрипел не так сильно… Слышно, как Биг-Бен одиннадцать часов прозвонил… Баум! Баум! Удары в облаках раскатываются…
Такая вот картинка…
Теперь я, в общем-то, уже ничем особенно не рискую… могу рассказать… как все было… С той поры много воды утекло!.. Еще как много!.. Все прошло!.. Как сон… Остались воспоминания… и воображение!.. была потом война тридцать девятого… а потом все остальное, сами знаете… Теперь это уже совсем другой мир… А жаль… Очень жаль… Тех мест я наяву, наверное, больше никогда не увижу… Не пустят меня туда… а это, скажу вам, было бы моим последним желанием. Они меня скорее повесят… Жаль… Отчаянно жаль… <…>
Итак, я продолжаю с того места, где остановился… с “Баум! Баум!” и Биг-Бена, ну, с ударов, которые раскатываются в облаках… громыхают гулким эхо… все правда… я не пытаюсь вас растрогать… никаких художественных эффектов… Воет сиреной туман… это пароход поднимается по реке… Дышит тяжело, будто рядом совсем… Он и в самом деле близко проходил… Пыхтит, старается… винты молотят в сто оборотов… прямо у берега… вода тихонько бормочет… громадина… Чу! Чу! Чу!.. Прошел…
Боро наверху заснул за “Вальсом для милых дам”. Рухнул на клавиши, голову на локти уронил… В такой неудобной позе и спит…
Внизу, в лавке, мы с Дельфиной дремлем. Того гляди тоже заснем… Тут старик опять задыхаться начинает… Требует, чтобы мы ему нюхательную соль искали!.. Скандалит… Дельфина, та уже без сил… сама задыхается… Еще б в этой берлоге не задохнуться… чудовищный воздух… и непроглядный вдобавок от курений всяких и прочей пакости антиастматической… Невмоготу уже!.. больной! не больной!.. а хватит капризничать!
— Hello mister Claben! Hello please! Now you try a little air!.. Эй, мистер Клабен! Пожалуйста! Давайте впустим немного воздуха!
Умоляет, значит, чтоб позволил… дверь чуточку приоткрыть… в самом деле, подохнуть можно, до того спертая атмосфера, но он против! ни в какую!..
— Что?.. Открыть?.. — бормочет задыхаясь…
И остается лежать с открытым ртом…
— Мистер Клабен! Мистер Клабен! — стонет Дельфина.
Но он даже дотронуться до щеколды не позволяет.
Гнусный упрямец!..
Иду за бутылкой, смачиваем ему губы…
Соль не нахожу… Крепкое зелье, он рот корчит… Мы с Дельфиной выпиваем по маленькой… Я вообще-то не пью, но в иные минуты это полезно… Дельфина, она, полезно, не полезно, всегда поддает… Передаю бутылку ей, наливает раз… другой… третий… четыре стакана подряд… и тогда ее вдруг осеняет…
— Иду! — говорит. — Не удерживайте меня!.. Don’t hold me! Neither of you! Иду за доктором!..
Надумала! Поправляет шляпу, юбки…
— За доктором Клодовицем! непременно!.. A perfect man! Прекрасный человек!
Сообщила решительно… Мысль недурна… даже, я б сказал, превосходна… Но только вы же понимаете, где больница-то!.. Это ж сколько идти! мать честная!.. Сначала до тоннеля… потом на другой берег под рекой… затем через весь Уоппинг пешком, в темноте, одной.
Рискованно… там закоулки опасные — жуть!.. и никакого освещения… ну, почти… Ожидали налетов, может, снова цеппелины, поговаривали про самолеты с огромными бомбами в брюхе, потому что в Уоппинге много заводов… На улицах ох как небезопасно… Дело не только в цеппелинах!.. Люди разные шлялись, пользуясь темнотой… Но она упорствовала, спасти своего Клабена хотела!.. Сейчас!.. Немедленно!.. во что бы то ни стало!.. Ему и вправду вроде как хуже сделалось… Он теперь не красный лежал, как давеча, а мертвенно-бледный, серый почти… При памяти… Постанывал тихонько в промежутке между хрипами… Мы, пока обсуждали, идти ей за Клодовицем или нет, прикончили бутылку, а заодно и вторую… Во второй был коньяк… Мы так расшумелись, что разбудили Боро… Слышим, ворчит… спускается. И сразу к коньяку!.. Старик тоже выпить требует!.. Мням! Мням! говорит… рот раскрывает… а сам шевельнуться совсем не может… глазами только показывает… Мы ему губы смачиваем, только он даже глотать не может… Видя, как он плох, Боро с ним сюсюкать начинает, улыбки корчит… обнимает его… баюкает… Дельфина тоже вдруг с ласками бросается… Прилив всеобщей любви!.. Это у нее ревность взыграла… поцелуи чтоб только ей одной… В конце концов ложатся все вместе… гладят, тискают его наперебой, в клубок сплетаются прямо на кровати несчастного больного… я уж и не знаю, что сказать, что сделать, глядя на такую возню, хотя, впрочем, я тоже неплохо устроился, очень даже, я себе постель соорудил из восточных ковров, ватинов, покрывал между стеной и шкафом… Совсем недурственно!.. мне много не надо… Похоже на то, как я конюшню сторожил, но ведь не на навозе, чай! на парче да на плюше! “Вот и прекрасно! — думаю. — Пусть себе забавляются! пусть! Молодо — зелено!” Мне видно было, как они там любезничают… “Сперва как следует высплюсь! после поднимусь на кухню… хоть что-нибудь я там да отыщу… После всего, что было, сначала сон!.. Сначала храпака задать!.. Еда уже второе!”… Мать твою!.. Дельфина в эту самую минуту как завопит! К нам, значит, взывает!..
Что стыда у нас нет, что палачи мы форменные! Не пускаем ее за доктором! Безобразие вопиющее!.. Прямо из себя выходит!..
— Mister Claben! — визжит, — Mister Claben!.. You need a doctor!.. Вам доктор нужен!.. доктор!
Старик хоть и лежит без чувств почти, а все начеку!.. С нами двумя оставаться боится!.. Не доверяет нам! Хватает ее за оборку гипюровую!..
— Be a lady!.. Будьте леди!.. — стонет… — Don’t go out by night! Не выходите на улицу ночью!..
— But I am a lady, Sir!.. А я леди и есть!.. Леди я!..
Она не леди?!.. Что за вопрос! еще как леди! Самая что ни на есть!.. первоклассная!.. Как можно сомневаться! Это оскорбление! Что она и демонстрирует!.. Вмиг митенки нацепила, прическу поправила, шляпу, цветочки, перо страусиное, булавку для вуалетки! и вот она уже наряжена!.. готова к выходу!.. Полна решимости!
Вперед, Дельфина! Вперед, красавица! Пока! Никто ее не остановит! Только рюмочку!.. для храбрости!.. для решительности!.. Ура бесстрашной даме!.. Даже Клабен поет, хрипит, вернее! лихой куплет! посошок на дорожку!.. все хором!.. Слава храбрым! Она ничего не боится!.. ни темноты! ни хулиганов! ни бродяг! ни цеппелинов! какие там цеппелины! Веди нам Клодовица!
Дельфина! а! Дельфина! а!
Потому что славный был парнишка!
В путь!
И она отправилась! без четверти два ночи, вся разодетая, расфранченная!
На улицах, как я уже говорил, тьма, лишь кое-где на перекрестках закамуфлированный рожок.
Ну а мы себе спать ложимся!.. Окно открыли, чтоб запах немного выветрился, на старика рукой махнули, пусть задыхается сколько душе угодно!.. Прошло какое-то время… Спать — это, конечно, сильно сказано… Сначала ухо разбудило… в нем гул, щелчки… заснул опять… и снова кошмар… раза три-четыре подряд просыпался!
Не задалось!.. подпрыгну! Перевернусь!.. извертелся прямо … Так проходит два часа… может, около того… Тут слышу шум в дверях… Это Дельфина… нас зовет… Явилась не запылилась!.. Чертова кукла!.. Только ее не хватало… Хотел снова уснуть… А она — не в себе совсем!.. Рассказываю все как есть… Ну, чокнутая!.. перепугана!.. дрожит вся!.. отдышаться не может!.. взгляд блуждает!
— Ах! Господа!.. Ах! Господа!..
Больше ничего выдавить из себя не может!.. Дышит тяжело.
— Видели бы вы!
— Что? — спрашиваем.
— Человека!..
— Какого человека? — допытываемся…
— Который мне их дал…
— Что дал?
— Сигареты!..
Разжимает руку… на ладони липкие, склеившиеся сигареты… скрученные из зеленой бумаги… Переводит дух… начинает объяснять… нет еще, не отдышалась… вот, наконец… На выходе из тоннеля, у самой насыпи… около Уоппинга, значит… на нее, как снег на голову, человек свалился!.. Бух!.. сверху! Маленький черный человечек!.. Будто с верхушки фонаря упал! плюх на шляпу… И они вместе покатились в тоннель! Хорошо, он ничего не весил! ну совсем! Ей больно не было нисколько! К счастью! Повезло!.. Легонький был!.. Кулек с костями!.. невесомый!.. Не человек, а мешок костей!.. Кости так и звякали, пока он с ней боролся!.. пока она от него отбивалась!.. Они на ноги поднялись и опять сцепились… У типа не руки были, а прямо палки!.. Она это сразу почувствовала… кричать стала! но что толку! Вокруг никого! Тупик Уоппинг! сами понимаете!
Но это еще не все!.. Тип с ней заговорил!.. Фитюлька эта из костей! Она помнила все, что он сказал! чокнутая, да не совсем!.. Она даже голос его копировала!.. Он в нос говорил… с акцентом чудным… шотландским, что ли… не лондонец, короче…
— Не бойтесь меня, прекрасная Дельфина! — так он начал. — Я стану ангелом вашей большой любви!.. Your big love!.. — это собственные его слова. — Я желаю вам всех благ на свете! All the good luck in the world!.. Я хочу спасти вашего дорогого Клабена!.. Дайте ему, голубка моя, покурить вот эти волшебные листья!.. Бесценные листочки завернуты в лепестки цвета речной волны!.. Пусть он подышит тремя элементами!.. тремя стихиями!.. Огонь!.. ветер!.. дым!.. О пьянящий аромат!.. Бегите! Бегите скорей, любезная Дельфина!.. Возвратитесь к изголовью больного!.. Дальше никуда не ходите! Я Небесный Лекарь!.. Повелитель душ!.. Я умею возвращать дыхание умирающим!.. Не ходите дальше в город! Заблудитесь! Черт попутает!.. Дьявол очаровывает легкомысленных девиц! Берегитесь, Дельфина! Берегитесь!.. Воздушные чары!.. Хмельной дух!..
И только он это произнес, как сам вдруг съежился, скукожился на тротуаре… прямо у нее на глазах!.. улетучился!.. только тряпочка под фонарем осталась!.. а потом — раз, и вовсе ничего!.. Она ноги в руки… бросилась бежать!.. Он, пока с ней говорил, все время съеживался… она рассказывала, остановиться не могла… скрючивался, сжимался… в конце концов комочек остался!.. под газовым рожком!.. кучка тряпок!.. а после и та пропала!.. Тут уж она раздумывать не стала! побежала прямой дорожкой! юбки подхватила! и почесала! под Темзой на этот берег! через тоннель глубинный!.. Примчалась, значит, запыхавшаяся, без задних ног, чуть жива! Тип тот весь в черном был!.. Больше она ничего не знала… И весь из костей… колючий аж… <…>
Стали мы гадать… кто б это мог быть? ну, все втроем, значит… что если вампир?.. А, может, священник? А может, немец какой переоделся?.. или плясун канатный? или призрак?.. может, просто шутник?.. В общем, терялись в догадках!.. Понюхали сигареты… Пахнут чудно!.. на табак совсем не похоже… скорее мед с серой… смесь какая-то… малоаппетитный запах… Старика, однако, он сразу привлек… Оно понятно! учитывая его вкусы!.. Давай ему нюхать еще и еще!.. Весь в них выпачкался!.. по лицу развозит и развозит… полные ноздри набивает!.. Пристрастился в минуту… Потом пожевать захотел… похоже, помогло ему… на вкус, я вам скажу, вполне неплохо… Мы тоже попробовали… с каплей коньяка! А вот насчет курения… Черный человек ей так и сказал! Да! предупредил специально и еще повторил несколько раз! курение лечит больных и наповал убивает здоровых!.. всех подряд! без исключения! Мы недоумевали, как это так… Пожевали, пожевали, а после пить захотелось страшно… В шкафу еще джин стоял… джином, значит, запили!.. когда с водой, он очень освежает… Мы весь пузырь и опустошили! а после целую бутылку сидра! да с вином!.. и еще киршем приправили!.. тут и старик за стаканом потянулся!.. Ему еще полегчало!.. Ну и разволновались все по-страшному… Спорить стали! решать… курить или не курить папироски диковинные?.. сигареты небесные! ё-моё!.. Вот задача!..
В конце концов Боро одну разорвал!.. набил себе в трубку… зажег… горело неплохо… дым и пах-то приятно… Я тоже решил попробовать… Кощею оно, наверное, на пользу… Мы ж для него старались… в некотором роде на эвкалипт походило… Больной наш… он обычно много эвкалипта курил… Затягиваемся, значит… раз… другой… третий… Старик дым вдыхает… глотает… ото всех сразу… втягивает… и в самом деле, ему полегче становится… дышит лучше… отпустило немного!
— Feeling grand boys!.. Восхитительное ощущение, ребята!
Сообщает он нам… А сам доволен… И мне вдруг тоже радостно стало.
— В голову ударяет!.. и плывет все!.. Ох, какое великолепие!..
Это я произнес минут через десять… помню дословно!.. А потом меня подташнивать стало… не сильно, так, чуть-чуть… я сдержался… мутило просто… А что в голову ударяло, это точно… и через глаза выходило… слезами вроде как… У Боро тоже в глазах помутилось, он мне говорит:
— Тебя два!.. Два тебя, придурок!..
А уж Кощей-то как развеселился!.. Он вдыхал больше нашего… так и подпрыгивал на мехах своих… К тому же ему удобней было… он лежал… на него это как-то порочно подействовало… ерзает на кровати… распаляется… несмотря на одышку… Дельфину схватил… Сжал изо всех сил!.. На постель к себе завалил! а сам-то едва дышит… Целует ее взасос… в любви объясняется… и при этом пыхтит, кашляет… Забавное зрелище, нечего сказать!.. Перевозбудился он от этого запаха!.. Ну, думаю, сдохнет… так он дергался и при этом все кашлял и кашлял… Дельфина же… раскудахталась кокотка!.. разыгралась!.. то ускользнет от него!.. то вернется!..
— О! glo! O! glo!.. please Mister Claben!.. пожалуйста…
А сама-то на постели извивается… млеет… счастлива прямо…
И оба меня курить уговаривают!..
— Smoke little one!.. Покури сигаретку!.. покури!..
Меня тошнило… все плыло перед глазами… все мутным сделалось… а ведь я только чуть-чуть затянулся!.. Это точно не табак… Что-то гораздо более сильное!.. Одурманивающее… оглушающее… не шутка вовсе… Боро совсем чудным сделался… за какие-нибудь четверть часа… две-три сигареты, не больше… совсем рехнулся!.. Хочет подняться на второй этаж… вижу, лезет с трудом… за перила цепляется… Подтягивается! подтягивается!.. ступенька за ступенькой!.. Добрался до площадки… разворачивается… перекатывается!.. и оп! Летит в пустоту!.. Фантастика!.. И не страшно ему!.. нисколько!.. Полетел прямо по воздуху!.. Бум!.. приземлился!.. в груду барахла… исчез полностью!.. среди фарфора! посуды всякой! Глядь, выныривает счастливый донельзя!.. Фыркает… отряхивается! Выбирается! Трубки не выпустил!.. и она не погасла!.. Руки поранил, кровь выступила… А он еще хочет!.. Лезет снова на второй этаж!.. вверх по лестнице… Втащился!.. и оп!.. кувырок!.. Полетел!.. с высоты!.. Ухо себе все изорвал!.. Теперь уж весь в крови!.. Титуса это рассмешило!.. сел на постели… аплодирует! аплодирует! захлебнулся от смеха!.. Задохнулся совершенно!.. Мочи нет!.. Упал на Дельфину в конвульсиях!.. Ох, как весело!.. резвимся, значит!.. Тюрбан слетел!.. Мы его на место водворили… Боро тоже хохочет… весь кровью перемазан… Пьяный дальше некуда! Э! Думаю… сквозь тошноту… в травках этих несомненно яд… Осенило меня!.. Достаточно взглянуть на этих несчастных!.. как они орут!.. как корчатся!..
— Яд! Яд! — кричу я Дельфине… по-английски!.. — Poison!..
А ей плевать на яд! она, как была в шляпе, вуалетке, перчатках, только юбки задрала… взгромоздилась на Клабена! оседлала его!.. гарцует! Но! Но! хохочет… напевает… детскую считалочку!..
Но! но! но! моя лошадка!
Поглядите, какова!
То-то скачет без оглядки…
Угадай, где голова! <…>
Мы пьяны все вдымину… Дальше некуда!.. Кипим!.. того гляди взорвемся!.. И это не оттого, что мы выпили!.. Спиртное так не действует!.. Я еще кое-что соображаю… Это сигареты с ядом! Да! сигареты! я сразу сказал, как их увидел… Я им всем горло перережу!.. Это во-первых! Один против всех! Так надо!.. Я это чувствую!.. чтобы ложь вся из них наружу вышла!.. вся ложь!.. из ублюдков!.. Я их спасу вопреки им самим!.. Вижу картину битвы!.. Видение!.. как в кино!.. Вот так штука!.. я из темноты наблюдаю за трагедией!.. Их всех пожирает дракон!!.. задницу откусывает… и кишки… и печенку… Я все это вижу!.. Ай-ай-ай! несчастные! кровища хлещет! в глаза мне брызжет! задний проход отъел! Ай-ай-ай! сочный кусок!.. У дракона этого не клыки, а сабли!.. вот сволочь!.. Как вонзает в мясо… каждый раз… чмоканье такое! Чуик!.. Кровь бьет фонтаном!.. Сейчас я тоже силы поднаберусь!.. Я у них весь этот табак выкурю!.. Ага!.. Вот!.. О чудо из чудес!.. Вытаскиваю у Дельфины из сумки сигарету, две, три, четыре!.. все липкие, клейкие… минуточку!.. Сейчас увидите, как я их курить буду!.. Извините!.. еще одну и еще две!.. и еще дюжину!.. курю девять штук одновременно!.. разом!.. Полный рот набил… все сразу!.. Вот до чего избаловался!.. Прикуриваю все девять от лампы!.. <…>
Тут опять старик возникает!.. Орет, требует! Пианино ему подавай!.. О концерте размечтался!.. о музыке фортепьянной! И куколка тоже!.. Вот привязались!.. хнычут на два голоса!.. Боро иначе смотрит на вещи!.. Ему фунт задолжали!.. Они давай браниться!.. Деньги прежде всего!.. Титус уступает!.. Он готов на любые жертвы! Он изнемогает! На все готов, лишь бы ему играли!.. играли на пианино! волшебство! чары!.. Фунт!.. и два, и три!.. и десять!.. за “Вальс для милых дам”! Аккорды его с ума сводят!.. Он, в общем-то, благодушно настроен… Лежит под Дельфиной, млеет, она его вылизывает, поцелуями хищными впивается… верхом на нем сидит!.. Вдруг выворачивается круто… меня схватить пытается… чтоб со мной позабавиться!.. Боро встревает между нами… А ну прекратить!.. Подавай ему деньги, и немедленно!.. двадцать фунтов!.. Ни мало ни много!.. Ругается!.. чертыхается! Ярость обуяла!
— Ах ты жирная свинья! Двадцать фунтов! слышишь!.. Гони двадцать фунтов, не то прирежу!..
Старик и не думает оскорбляться… напротив!.. он вроде как даже доволен… сумочку свою хватает… это он-то, с его скупостью баснословной… когда у него каждый грош железным гвоздем прикован… он мешочек свой, кошелек поясной, на брюхо себе выкладывает… раскрывает широко!.. Запускает в него руку… Это чары действуют!.. иного быть не может!.. чудеса, да и только!.. Мы рты поразевали!.. А он — сама любезность… Фыркает, хлюпает, а все равно улыбается! харкает слюнями, астму свою откашлять тщится! неимоверным усилием! Еще раз… еще!.. А после выворачивает весь мешок… блямс! на кровать!.. динь! динь! динь!.. золото рекой полилось!.. по мехам… покрывалам!.. по коврам раскатилось!.. подпрыгивает!.. поблескивает!.. позвякивает!.. Я беру руку Боро и погружаю ее в прохладную ослепительную россыпь… а потом золото все вдруг взлетает! у нас на глазах!.. все монеты разом!.. крутятся блестки! трепыхаются!.. порхают сказочные бабочки! по всей комнате!.. Я вижу сотни, тысячи луидоров! маленькие, большие, соверены!.. никогда я столько денег не видел!.. То-то мерцают в воздухе! сверкают! подрагивают!.. всю лавку освещают!.. отсветами золотыми… побрякивают!.. Я обалдел!.. А те знай себе хохочут, на меня глядя!.. Закатываются… блеют… оттого, что я стою как кретин!.. Старик опять сумку открывает… Растягивает пошире, и все монеты в нее слетаются! исчезают в черной дыре!.. точно птички в клетку!.. А он снова ее выворачивает! Все на стол высыпает!.. ослепительную гору!.. И мы окунаем в нее руки!..
Втроем, Боро, Дельфина и я, мы погружаемся в золото… <…>
Никто никогда не видел, чтоб Кощей вот так на столе все свое золото раскладывал! сокровища свои!.. деньги все!.. и чтоб смеялся навзрыд! Я помогал ему монетки шаловливые удерживать!.. Ай-ай-ай!.. постойте!.. чтоб они не разбежались! в дверь не выскочили!.. ядрена вошь!.. в открытую-то!.. не утекли бы! не смылись!.. Мы все на них бросились!.. Сгребаем их!.. Давим!.. Сами сверху лежим!.. на постели!.. плашмя!.. Все втроем!.. на шкуре меховой!.. друзья-приятели!.. счастливы… в деньгах купаемся… по кровати катаемся… в золоте погрязли. Только Боро вдруг озверел… он первый!.. Это факт! Захотелось ему монету съесть!.. проглотить!.. как есть целехонькую!.. полгинеи! Десять шиллингов! Шесть пенсов! а потом десять!.. а потом пятнадцать одним махом!.. полный рот набил… Старик тут словечко вставил… Тогда Боро от злости побагровел весь, а после позеленел!..
Вмиг!..
Задираться стал…
— Клабен! А ну, давай! алле-гоп! давай тоже ешь! Сволочь толстая! Жопа! Дерьмо!..
Обзывать его принялся!..
— А ну, рот открывай!..
Старик от смеха сопротивляться совсем не мог!.. На спину откинулся с открытым ртом… Боро его пичкать начал… засыпать… в глотку заталкивать!.. монеты пригоршнями… с силой!.. Старик все глотал! Отдышится секунду!.. и тот ему снова запихивает!.. еще пригоршню! И приговаривает:
— Давай, папаша! поживей! с сольцой хорошо пойдет!..
И никакой пощады!
Дельфина своему любимому голову поддерживала, пока Боро его набивал… И целовала смачно!..чмок! чмок! чмок! в толстые щеки… в валики жировые… У старика аппетит неуемный! Как ни задыхался, а все еще хотел!.. больше! больше!.. все поглотить… маленькую! еще одну!.. и так все до единой!.. все монетки!.. Груду всю!.. ненасытный!.. Все сжирал! заглатывал!.. вот обжора!
— Еще одну!.. Еще!.. — требовал он… А у самого полная глотка… от смеха сотрясается!.. в животе трезвон стоит… в штанах позвякивает!.. и чем громче звенит, тем больше он веселится!.. все брюхо бряцало золотом!
— Еще штучку!.. Еще одну!.. Любимый!.. — подбадривала его Дельфина… чтоб еще пару-тройку заглотал!
На столе уже ничего не осталось… на постели тоже… все слопал… Вывернули сумочку… пошарили внутри… Пусто!.. Ни гроша! Все сожрал!.. все золото!.. Ах! обжора, жирная свинья!.. Он себе лежит не нарадуется!.. между приступами кашля!.. Хохочет-заливается!.. А кишки бренчат!.. Золотом набиты! Все запасы там внутри!.. Звон-перезвон!.. Ему лучше стало!.. Садится… прихорашиваться начинает, подкрашиваться!.. Губы напомадить хочет!.. ресницы!.. брови… Ну и кокет! <…>
Боро помрачнел, злиться начинает… Требует двадцать пять фунтов… сейчас… немедленно… twenty five! Гони, толстая гадина, быстро!.. нечего кривляться!.. В ярость впал!.. Он в минуту закипает!.. Точно как мой отец!.. глаза свирепые выкатывает, так что из орбит вываливаются!.. такая натура.
— Мой фунт! — вопит… — Нет, двадцать пять!.. Нет, тридцать!.. на стол, твою мать!
Все больше и больше ему подавай!..
Хватает старика за балахон… за платок… и давай душить!..
— А ну, скотина, рыгай деньги!..
Дельфина лежит навзничь, урчит во сне… Рыгает громогласно… Старик тоже рыгнуть силится… тужится… лает!.. Руками по воздуху бьет… будто гребет… Глаза закатил так, что одни белки видны!.. Травануть пытается… и не может!.. ни единой монетки золотой не выходит!.. Корчится, давится! только слюна вытекает!.. и бульканье слышится… а денег нет как нет!.. Уээ!.. Уээ!.. Надсаживается он понапрасну.
— Вспарывай брюхо!.. Вспарывай, — подло подначивает меня Боро… сам от злости того гляди лопнет. — Вспарывай, не то плакали денежки! давай, живей!.. Держи вора!.. потроши его!..
Отличная мысль!.. Превосходная!.. Я воодушевляюсь с ходу!
Да! но что скажет Дельфина?.. Разбудить ее сию минуту!.. Я на ее рожу посмотрю! Как ее любимого потрошить будут!.. А ну! расталкиваю куклу!.. за волосы таскаю, трясу… чуть не вырываю… Ничего не помогает! Она ворчит, но не просыпается! Боро тем временем Кощея оседлал, верхом на брюхе у него уселся!
Налегает на него всем весом!.. и при этом еще горло ему сжимает… все сильней и сильней!.. Кощей вдруг разом пожелтел… язык наружу высунул… И не дышит! это точно!.. Лежит желтый, будто из воска!.. Смотреть страшно!.. Я не выдерживаю!.. Я так сразу и говорю!.. Не могу я этого видеть!..
— Иди сюда! — подзывает меня Боро… — Он еще и командует!.. Помочь надо больному!.. Вот увидишь!.. Как ему полегчает!..
Да, помочь скорее!.. славная мысль!.. Я готов!.. Вот я тут!
Хватаем, стало быть, его за ноги… приподнимаем всю огромную тушу!.. Тянем вверх!.. Ох и весит!.. Тяжеленный!.. головой вниз!.. Как если бы быка поднимали! Тянем! приподнимаем! Надорваться можно!.. С меня пот льет!.. ручьями!.. глаза застилает!.. Подняли! еще немного!.. и плюх!.. отпустили!.. Бум! черепом об пол!.. дом затрясся!.. Задрожал от удара!.. тюрбан слетел… покатился!.. поднимаем снова! раз! два! взяли! подналегли!.. Подняли!.. и оп! Бум!!.. всем весом!.. Выплевывай денежки!.. Как бы не так!.. Не выплевывает! Ничегошеньки!.. Ни одной монеты!.. Поразительно! Мы потрясены!.. Разъярились оттого еще пуще!.. С кровати недостаточно высоко!.. Поднять его выше! На огромную высоту!
Во! Придумали!.. затащить его за пелерину головой вниз!.. по лестнице!.. На самый верх! О-о! Тянем-потянем! по ступенькам!.. на второй этаж! О-о! Тянем! То-то напрягались!.. то-то надрывались! Втащили! Отпустили! Баум! Ну и стук! бум! головой-то!.. весь этаж содрогается от удара!.. он не вскрикнул!.. не вздохнул!.. не ахнул!.. Рухнул, и все!.. Нельзя ж его так оставлять!.. Вскакиваем ему на пузо… Подпрыгиваем на нем!.. чтоб посмотреть, не выскочит ли чего!.. Хрен вам!.. Не охнул даже!.. не икнул!.. Нагибаемся на физиономию поглядеть… лампу-шар подносим… Ба!.. а голова-то раскололась!.. ай-ай-ай!.. дыра аккурат промеж глаз… Трещина!.. кровь сгустками течет, нос забила… А ведь не пикнул!.. Сколько головой ни били!.. Боро ему глаза раскрывает… там все мутно-белое… как у рыбы… удивительно все же… Ни звука не издал!.. Ни гроша не выплюнул!.. ни соверена!.. Вот скотина! Стойкий!..
— Нет, ты подумай! — говорит мне Боро… — Нет, ты подумай! Какое говно!.. не икнул даже!..
Я смотрю на него… ничего не понимаю… Сажусь… Ну и нагрузка, мать честная!.. Ведь тяжесть какая!.. Надорвались!.. Никогда б не подумал!.. Голова кругом идет!.. Даже и Боро выдохся!.. Уж на что силач!.. Садимся оба… Сидим, как дураки. Отдыхаем на мехах… На постели этого кретина! Спи, браток! бай! бай!.. Хорошенькое дело!.. Так я Боро и говорю…
Дельфине, ей на все наплевать! дрыхнет себе! Похрапывает!.. Закрываю глаза, чтоб убедиться, что не сплю. Щиплю себя… Не грезится ли?.. Нет, черт побери!.. нет, не сон!.. Все так и есть!
— Знаешь?.. — говорю я Боро… — я в себя прийти не могу…
Он тоже никак не опомнится… Я ему говорю:
— Это все спьяну!..
Я имею в виду случившееся…
Он не отвечает… его рвет… Дурно ему.
— Это алкоголь!.. — говорю я ему… — Может, и сигареты…
Ну конечно же!.. Никаких сомнений!.. Сигареты!.. я сразу сказал!.. Это все Дельфина!.. плутовка старая!.. Да, но этот на полу?.. с черепом!.. расколотым!.. Ё-моё!..
Пытаюсь разобраться, что к чему…
— Слышь ты, пьянь! — говорю… — Ты его башку видел?
А он в ответ:
— Это ты, задница!.. Твоя работа… все ты!..
То есть меня же и обвиняет!
Еще чего не хватало!.. Проснулся! Блевать перестал… Теперь, значит, поклеп!..
— Так! — говорю… — И не совестно тебе, скотина жирная? Разве не ты его шмякнул?.. Не ты его головой об пол бил?..
И показываю как…
А он свое…
— Это ты!.. ты!.. Надо было его на весу держать… Ты же его держал!..
Вы подумайте!.. какая подлость!.. Я опомниться не могу от наглой лжи! совести ни на грош!.. вот свинья!
Он не унимается:
— Это ты!.. Ты!..
— Ах ты мерзость!.. — говорю… — Кто ж как не ты ему голову расквасил?.. Ты видел его бедную голову?..
— Бедную голову!.. Бедную голову!.. Нет, вы только его послушайте!.. бедную голову!.. Это он мне говорит!..
Он возмущен моей дерзостью!.. Сраженный моей наглостью, садится на край кровати, задыхается от ярости!.. От бешенства захлебывается, так что слова сказать не может!.. покачивается… подпрыгивает… Просыпается Дельфина, плачет… ревет, сама не знает почему… <…>
Снаружи уже чуть брезжит… начинает только… сквозь ставни видно… ночь дрогнула… позеленела… посерела… Необычный рассвет… так я чувствую… Совсем необычный…
— Ты смотри поосторожней, слышишь!.. — предупреждаю я его с глазу на глаз!.. — сквознячков остерегайся!.. Старика видишь?.. Он от них помер…
Это я пробный шар катнул. Занятный получается разговорчик!.. сногсшибательный! прикокошительный!.. Пусть медведь поганый тоже посмеется!
— А что куколка?.. Не колышется?..
Она опять повалилась без сил… опять захныкала!.. Я ее ногой в бок пнул… чтоб только поднялась!.. Она как завоет… Бешеная реакция!.. Глаза еще слипшиеся… трет их, чтоб продрать… и с места в карьер!.. Плюется… ругается… дрянью меня обзывает!.. Хороша, ничего не скажешь!.. При ее-то изысканности!.. все свое воспитание позабыла!.. а ведь только пнул легонько!
— Ах ты разбойник!.. — это она про меня!.. — гиена!.. холера!..
Ну, знаете, наглость!.. У меня есть чем ответить!..
— Шлюха ты… — говорю… — и мерзавка!.. Погляди на своего мужика!..
Она его даже не видела!.. Ничего не видела в одурении своем… Хватаю ее за волосы и наклоняю, наклоняю… силой… чтоб видела! Вплотную!.. К носу его!..
— Что скажешь?.. Ну же! Ну!.. говори!..
Но в доме слишком темно… она ничего не видит… Подношу поближе лампу… шар водяной… Ага!.. Увидела! разглядела… головой мотнула… и застыла, как окаменела…
— А! о! — говорит… глазам не верит… из оцепенения не выходит… и вдруг: “ай!.. ай!” как завизжит! как заорет! Упала!.. бросилась к телу… обхватила его… обняла… целует везде… рот! глаза! улеглась сверху!.. Целует лоб, кровь… сама перемазалась!.. а потом на нас как закричит:
— Murderers! Murderers!.. Убийцы!.. — пальцем на нас указывает!.. вроде как пересчитывает!.. — One!.. Two!.. One! two murderers!.. Один! два убийцы!..
— Да пошла ты!..
Она Боро на нервы действует… “тсс! тсс!” — говорит он ей… а ей плевать!.. она завелась! в транс вошла!.. Наступает, и как!..
— Why murderers! don’t you know me?.. You don’t know whom I am? Вы не знаете меня, убийцы? Вы не знаете, кто я?.. Finish your job!.. Доделайте, что начали!..
В жертву себя предлагает… в мученицы! добровольные! Давайте! не медлите!.. провоцирует нас!.. Вызов бросает!..
— One more to kill!.. Убейте еще одну!.. Нате! режьте!.. — и на грудь свою хилую указывает… оголяет ее…
— Finish your job! Доделайте, что начали!..
Лицо возбужденное… дышит прерывисто!..
— I am Marie Stuart! Yes! Я Мария Стюарт! Да!.. I am just arrived from France!.. Я приехала из Франции!..
После этого заявления она снова бросается к телу, молится… склонилась над Клабеном… дрожит вся… откидывает вуалетку… высоко… на перья на шляпе… шею обнажает… подставляет нам!.. чтоб рубили… хрупкую шейку… <…>
Надоела!.. Между прочим, надо уходить! Обставить тут все… попытаться по крайней мере!.. Мне не впервой, я видел трупы… и покровавей!.. куда более изуродованные!.. куда страшней!.. особенно в Артуа!.. под минометами… месиво!.. В определенном смысле я даже спокойнее был, Боро чувствовал себя хуже… <…>
Поднимаюсь… хочу на улицу выглянуть!.. воздухом подышать! Снова голова закружилась… сажусь… Обдумываю положение… Но башка трещит!.. в ухе после ранения гудит… в руку стреляет… попойка, оргия, сигареты!.. Пытаюсь представить себе, что будет дальше!.. Не получается!.. Старик!.. вот он тут, никуда не денешься!.. И голова расколота!.. Это факт!.. Вот он, лежит!.. в полном облачении!.. тюрбан, накидки… все при нем!.. <…>
Надо все-таки решать, что мы делаем дальше?.. Уходим?.. Не уходим?.. Пытаюсь думать!.. Чтоб мнение свое высказать! Но не высказываю!.. Сон одолевает, глаза болят… все плывет… Где право, где лево, не различаю!.. Нет, так не годится!.. Делаю над собой усилие… Выглядываю на улицу… на крыльцо… Вижу, как карабкаются вверх деревья в парке… растут на глазах… прямо передо мной… все ветки, ветки!.. выше! выше!.. до умопомрачительной высоты!.. а потом все делается маленьким… махонькие деревца, крошечные веточки, сжались совсем… в карман мне влезают! деревья целиком!.. Я не верю! Нет!.. Не верю! Меня не проведешь! Это головокружение! мираж! Но я же отчетливо вижу, как они движутся! Вот! вот! вверх поднимаются!.. Это дым!.. поднимается аж до Обсерватории! Она вся в зелени стоит… Тошнит от этих верхушек качающихся!
А тут еще Боро командует… Провозглашает значительно:
— Вперед!..
Шагаем в свежий ветер… Боро нас ведет… Далеко не уходим… До скамейки только… Усаживаемся… перед нами лужайка… клумба с гелиотропами… я их очень хорошо помню… как сейчас перед глазами стоят!.. А там — река! берег!.. дальше Поплар… серые дома во фронт… баржи на приколе.
Сидим втроем на скамье… размышляем… кто б мог подумать?.. Дельфина посередке… боится, как бы мы не сбежали… <…>
— А ну, вставай! — решаю тут я… — Пошли!..
Положение глупое получалось.
— Куда пошли?.. — спрашивает он…
— Куда? к Каскаду!.. забыл уже?.. Сам же предлагал!
Это и в самом деле его идея…
— А старик? ты его так оставишь?.. Тебя это не волнует?.. и дверь настежь?..
Обо всем подумал.
Правда… мы ведь даже не закрыли!.. все нараспашку!.. Вот беда-то! все от пьянства!.. Дверь эту распахнутую хорошо видно было, отсюда с лавки видно… Надо вернуться и закрыть!.. Это уж как минимум!..
— Ладно! А потом что ты собираешься делать?..
У него, как видно, родилась какая-то мысль…
— Мы его спустим!..
— Куда спустим?..
— В подвал!..
— А дальше?..
— Вечером вернемся с мужиками…
— Что ж, — говорю… — не глупо!..
Правда, не глупо… действительно, лучше в подвал…
— Помочь тебе, что ли?..
— Недурно бы!..
Что ж! делаю усилие… приподнимаюсь… ох, не надо было… опять замутило… и сонливость одолела… я снова впал в оцепенение…
— Давай! давай! пошевеливайся!.. — тормошит он меня.
Встаю… Беру Дельфину под руку… подходим к дому… дверь распахнута… что верно, то верно… все открыто… Заходим… внутри ничего не изменилось… До чего ж все странно… И ведь не пьяные… Идем дальше… Тело лежит, где лежало… во всех накидках… и шелках… а ковер мокрый, лужа образовалась, и тюрбан в ней плавает…
— Ну, давай, — теребит он меня… — бери за пелерину… А ты за ноги, Дельфина!.. Раз, два! взяли!
Тяжеленный, не поверите до чего! Еще тяжелей стал, чем когда на лестницу поднимали!.. Центнер точно весил! Будто из свинца, но только мягкий… Перекатывался прямо… Из рук выскальзывал… жирный, дряблый… Втроем мы его спустили… по ступенькам в подвал… хорошо, люк открыт был… лестница широкая… мы его свезли… в подвале пол песчаный… Положили на песок… ох! до чего ж тяжелый!.. темнотища непроглядная! лампа водяная еле-еле светила!..
Подвал большущий… потолок сводчатый… но какой кавардак! хуже еще, чем в лавке! все вверх дном… какой склад хлама! горы, тонны рухляди!.. могильники! Чего только нет!
— Все! оставляем тут! Сойдет!..
Сажусь отдышаться, из сил выбился… на лестнице… на ступеньку… в темноте… отдыхаю. Дельфина, та прямо на песок села.
— Дело сделано! — говорю…
Собираемся вылезать… Рассказываю точь-в-точь все как было.
— Чу? — говорит мне вдруг Боро и за руку хватает… дескать, шум слышит… наверху, в лавке. Настораживаюсь, прислушиваюсь — ничего…
— Тсс! — командует он… — Ни с места, я пойду посмотрю… Там кто-то есть!..
И оп! Наверх скорее, а нас внизу оставляет… Очень весело… с покойником рядом!.. Сам, значит, поднимается!.. И крышку люка здоровенную над нами закрывает! полная тьма… Ну уж, знаете!.. Чего-то я тут не понимаю! Хм! закрыл нас!
— Э! э! — окликаю я его… — Вот черт! не отвечает… Ни словечка!.. Слышу, ходит, мебель ворочает, ставит что-то нам на голову, на люк то есть… Тут уж я как заору:
— Боро! Боро! Что ты творишь?..
Он знай себе таскает… нагромождает… все, что можно, на крышку люка… Да он же нас заваливает!.. Кроме него никого не слышу… он в лавке один!.. Что же получается?.. Не может быть!.. ну да! конечно! нет сомнений!.. он нас замуровал!.. забаррикадировал!..
Я цепляюсь за ступеньки!.. колочу в крышку!..
— Боро!.. — кричу… — Боро!.. открой!..
Хрен вам!.. Я тужусь… выгибаюсь… отрыть пытаюсь… Мертво! Что он туда навалил?.. предатель чертов!.. Всю лавку стащил!.. Толкаю снова!.. Изо всех сил… У-ух!.. ага!.. подалась чуток, сука!.. щелочка приоткрылась… вижу лавку… на секунду только!.. становлюсь поудобней… спина у меня крепкая… У-ух! У-ух! еще немного… ага! пошло! сдвинул!.. просвет образовался!.. И в эту самую минуту — бац!.. камень!.. прямо по голове!.. прямо в морду! из щели! бац!.. Падаю!.. лечу кувырком!.. навзничь!.. выпускаю крышку!.. она падает!.. захлопывается! Вот бандюга!.. Трах-тарарах!.. оглушительный громовой раскат в темноте!.. в подвале!.. всё одновременно!.. что-феерическое!.. я накрыт с головой!.. погребен под обломками… Это он свою штуку бросил! Собака поганая… взрыв чудовищный!.. Он, он!.. точно!.. как тогда в “Дингби”… Ну конечно!.. Этого следовало ожидать!.. меня закружило вихрем щебня и штукатурки!.. и все в полной тьме!.. подхватило, понесло, шмякнуло! Труха, доски, балки обрушились мне на голову!.. Зову Дельфину… “Дельфина!..” Откликается!.. Она зарыта в песок… воет… но жива… хотя ей на голову чего только не просыпалось!.. шарю под горкой деревянных обломков… ощупью… ни зги не видно… нащупал… ухватил!.. ее за ботинки… тащу… выдергиваю!.. Она орет… но, представьте, невредима… лежит в песчаной воронке… под грудой поломанных ящиков… Тащу… вытаскиваю!.. все в полнейшей темноте…
— Это бомба!.. — объясняю я ей… — Боро бросил!..
Она не понимает… задыхается… Весь подвал… едким дымом заполнился… не сигаретным — настоящим! Из дальнего конца идет… чувствую, гарь! пожар!.. сквозь дым… вижу языки пламени… А Дельфина орет… ну точно я ее убиваю!..
— Все в порядке, Дельфина! С вами ничего не случилось!.. Помогите мне! — кричу я… чтоб она мне люк открыть помогла!..
— I am blind!.. — вопит она… — Я ослепла!..
— Да нет! нет! это дым!.. и темнота!..
Дельфина мечется… убежать пытается! спрятаться в глубине! где огонь! отлавливаю ее… тащу на ступеньки!..
— Сюда! дура!.. Давай вместе!..
Хочу люк открыть… Последняя попытка!..
— Толкай, голубушка!.. Толкай!.. Push!..
Крышка чуточку приподнималась… и тут же падала! захлопывалась!.. Бум!! На ней же мебель грудой… вся, какая была!.. Ничего у нас не получалось! Там сундуки!.. определенно!.. буфеты в тонну каждый!..
— Толкай! Push! — кричу я!..
— But I do! Да я толкаю! — отвечает.
Из лавки тоже дым валил!.. другой уже!.. в щель врывался!.. отовсюду дым!.. из отверстия!.. из глубины подвала! из лавки!.. Клубы окутывали нас… подступали… накатывали… душили!.. Балаболка эта теперь старалась не на шутку! изо всех сил толкала! Все! никаких тебе кривляний! налегает, налегает на створки!.. Умирать теперь уже не собирается!.. про Марию Стюарт забыла!.. про стенания свои!.. Но крышка, чтоб ее, не поддается! Раз! два! взяли!.. и бум! все зря! Упала снова!.. неподъемная!.. Надо что-то другое придумать!.. Я голову не теряю!.. хлюпаю, хриплю, кашляю… но не пугаюсь… самообладание сохраняю!.. надо найти что-нибудь твердое… да! железку… или что-то такое… шарю в темноте… в обломках… натыкаюсь на металлическую стойку!.. Ощупью упираю ее в крышку… в глазах резь нестерпимая… от дыма… упираю, значит, в крышку и оп! налегаем вдвоем!.. напираем! напираем!.. приподнимаем!.. лучше уже!.. Раз! два! налегли!.. есть! качнулось! полетело! все!.. что там навалено было!.. опрокинулось! ящики! шкафы!.. весь хлам… что он на нас нагромоздил!.. Дверца люка качнулась и приоткрылась! Ура!.. победа!.. Ха! как бы не так! Лавка в огне! А дыму-то!.. все имущество горит! второй этаж полыхает! Огонь храпит, гудит!.. дом пламенем охвачен… язычки его лижут всё, играют, урчат… ай-ай-ай! мамочки родные!.. Уже не язычки, а лавина огня… Чихаем… фыркаем… горло дерет… Невероятно!.. Хуже, чем в подвале!..
— Do something! — кричит мне Дельфина… — Сделай что-нибудь! малыш! дорогой!..
За руки меня хватает!.. Виснет на мне!
— Нет!.. Нет!.. — ору… — давай вместе! еще раз!..
Надо крышку люка откинуть… чтоб выйти можно было… на пол встать… А там бегом!.. наружу! сквозь пламя! через дом пробежать! крышку откинули!.. Давай! живей! Нечего валандаться!.. Я вижу дверь… там свет… белый прямоугольник… сквозь дым… туда бежать!.. прямо на свет!
— Давай, Дельфина! внимание!.. вместе! раз! два! три!.. прямо!.. оп!.. оп!..
Бросаемся… Ба! Я-то не видел!
Плюх! падаю! меня толкают! приподнимают! несут! две руки! десять рук! держат меня!.. тащат, как мешок!.. Дым повсюду!.. Я ничего не вижу!.. А там снаружи! снаружи-то! пожарные!.. людей полным-полно!.. Мы на улице! спасены!.. Толпа кругом! народу!.. А пожарные-то!.. ну трюкачи! каски! медью блестят! лестницы! струи!.. брызжут, кропят! окатывают! Нас снова хватают!.. поливают!.. водой обдают!.. Я не обгорел!.. Дельфина тоже нет!.. Не важно!.. все равно под душ!.. в воду окунают, в огромную бадью!.. Вылавливают, встряхивают, растирают, в одеяла заворачивают… Все взволнованы!.. Участвуют в спасении!.. А после вопросы, слова разные… салям алейкумы! приветствия! рукопожатия! Shake hands!.. Отважным ура!.. объятия! Хэллоу! Hello!.. Они видели, как мы сквозь пламя прорывались!.. Это было потрясающе!.. Спасать — это захватывает! “Восхитительно! Превосходно! Mаrvellous! Superb! Вот так парень! What a jump! Какой прыжок!.. Вот так девица! Браво, Дельфина!..” Галдят все хором! И вопросы! вопросы! Вопли! “Клабен!.. Клабен!..” Толпа требует Клабена…
Хотят знать, где он! Старик Клабен!.. Что с ним? Клиенты расстроены!.. Клиенты волнуются!.. Подходят к огню… Отступают!.. Теперь уже все горит!
— Там! — указываю я им, с трудом переводя дыхание… изнемогая от усталости… — Там он!.. Там внутри!.. There!.. There!.. — И показываю на огонь… на гигантский костер… На ревущее, урчащее пламя…
— O! O! — восклицают они.
Какой ужас!
— Да! он в лавке спал…
Я бормочу, повторяюсь… сам верить начинаю… ведь должно быть убедительно… на все сто… понятное дело…
— Вы его видели?..
— О! да!..Yes! Yes!..
И никаких сомнений… Чтоб не было в дальнейшем заблуждений на этот счет… Закрыть вопрос!..
Дом трещал и полыхал… снизу доверху!.. пожарные сделать ничего не могли… на сто ярдов приблизиться не смели!.. барак этот превратился в сплошной костер… безумный, огромный… из всех окон вырывалось пламя… Народу собиралось все больше… должно быть, из разных кварталов набежало… галдеж сливался с ревом огня… все толпились вокруг гигантского пламени… его, поди, издалека заметно… черт знает откуда!.. Вот и стекались толпами!.. тучи болтунов!.. Спасатели-иоанниты превосходно о нас позаботились… о нас с Дельфиной то есть… возились с нами… их героическими объектами спасения!.. накормили, обогрели… печенье… бренди… горячий кофе!.. наконец-то!.. Я когда увидел, так и сказал Дельфине:
— Coffее! Кофе!
Она уже шляпку поправляла, кокетство к ней вернулось!.. Платье ее шелковое порыжело… во как рисковали… и митенки она потеряла… Мы смотрели, как полыхает дом… дом Клабена… Ни о чем другом я думать не мог!..
Ничто не завораживает так, как пламя, особенно такое, мятущееся, танцующее, устремляющееся в небо… Сидим мы, значит, с Дельфиной бок о бок… на траве… оторопелые… околдованные… смотрим, как оно извивается!.. сидим, как дураки, и глазеем…
Вдруг кто-то меня за плечо хватает… трясет, чтоб его! обнимает, душит в объятиях!.. Что за притча?
— Малыш мой!.. Малыш!..
Я подумал, это опять они! Пожарные то есть!.. что опять нас водой заливать будут! операцию по спасению повторить решили! О ужас! я закричал! заголосил! ан нет, не они! я присмотрелся! это не пожарные! это Боро! скотина! собственной персоной! расчувствовался! сука! обнимает! слезу проливает!
— Малыш мой!.. Малыш!..
И целует!.. и целует!.. Наш славный друг! как он рад нас видеть!..
— Вы не обгорели?..
От радости прямо голову потерял… Визжит!.. плачет!.. блеет!..
— Дети мои!.. Ах! дети мои!..
Потрясающая сцена!..
— Дети мои, вы целы и невредимы?..
Люди устремляются к нам… Все жаждут нас обнять…
Единодушный прилив чувств… Что я могу сказать… Я его тоже обнимаю… всех обнимаю!.. пожарного! спасателя!..
— Ах! дети мои!.. Дети мои!..
Одуматься нам не дает…
— Пошли домой!.. Скорее!..
— Куда это домой?
Где дом?
Он хватает Дельфину за локоть… тащит ее прочь… я тоже пойду… пойду за ними… Смотрю еще раз на дом… а пламя-то куда вознеслось! бушует!.. лезет выше… танцует в вышине!.. гребешки желтые… красные!.. О, какое пекло!.. нельзя здесь оставаться! не то снова возгорюсь!.. я бегу… как могу… догоняю их… Ну, теперь ты нам ответишь, голубчик! Как только заходим за павильон, я на него набрасываюсь!..
— Отвечай, жирная тварь!.. отвечай, скотина!..
Он молчит… только шагу прибавляет… Каков наглец!..
Дельфину под руку держит, не выпускает! чтоб она пошевеливалась!.. поспешала! Она умоляет — секундочку!.. не может больше!.. в бок вступило!.. и туфля!.. каблук подворачивается! черта с два!.. не дает передышки!.. трусит!.. трусит! она хромает… “А ну, давай!”… щиплет ее… она как взвоет!.. Люди оборачиваются… вся улица!.. Мы быстрей, быстрей… в метро, на станцию Стефам… они вниз… я за ними… он билеты берет… Наконец-то! можно сесть! Уф! вагончик тряский… Я спрашиваю, куда едем?
— Как куда? К Каскаду! Сам знаешь!..
Я раздражаю его своими вопросами…
Проехали станцию, другую, третью…
Не тянет меня к Каскаду… нет, не хочу… хватит!.. Что я за ними, как говно, таскаюсь… и потом, сволочь какая!.. неслыханно!.. И пусть я вымотан, выжат, потрясен, измотан, болен и все такое… к черту! Не поеду с ними!.. не поеду!.. Подонок жирный! и эта в митенках! нет, смываюсь!.. Хватит с меня их кривляний!.. Каскад тоже хорош!.. и такая меня ярость охватила, вспыхнула разом! Да какой же я кретин! видеть их больше не хочу никогда в жизни! У меня достанет сил, черт побери!.. ни тех, ни этих не хочу! В вагоне стук… тряска… на нервы действует… Проезжаем еще станцию… скоро Клапам…
— Ты не сердишься? — спрашивает он…
— О! нет! конечно нет!..
Очень мило с его стороны…
— Погоди!.. — говорю я себе… — до следующей только станции!.. А там как рвану!.. И поминай как звали!..
Клапам! приехали!.. настал момент!.. свисток!.. двери закрываются! Я бросаюсь! раздвигаю их… Оп!.. готово дело!.. я на платформе!.. успел! как раз! Молодец, малыш! Поезд трогается!.. Надо было видеть их рожи!.. как они на меня смотрели! Я не ударился!.. Все отлично! все удачно! уф! сбежал!
— Пока!.. — кричу я им вслед…
Готово дело! Теперь отдых!
Перво-наперво — присесть! на минутку… разобраться, что к чему… на станции это как раз удобно.
Я, стало быть, свободен… таскаюсь два дня… три… Сплю где придется… В кино хожу… На людях стараюсь поменьше показываться… Центральные районы стороной обхожу… Не встретить бы кого не следует! Средства экономлю… они, однако, все равно к концу подходят… Осталось уже два-три шиллинга… тогда я себе говорю: надо сидеть на вокзалах… Там тепло, спится хорошо, люди вокруг тоже сидят ждут…
Где конкретно, я не знал… думал, думал… и наконец выбрал Ватерлоо… Зал ожидания там самый красивый… <…>
…Наконец я снова один… пробую улыбнуться… девушкам за стойкой… все зря… их привлекает летчик… хихикают, курочки… ну и отлично!.. пойду за столик сяду… пока я здесь… Подумаю немного… Заказываю кофе… потом еще… сижу… отупело… Вижу, кто-то мне с улицы машет через стекло… Не узнаю… плохо видно… Э! да это ж коротышка!.. Лу Сорокоручка… Засек меня.
— По вокзалам работаешь?
Ему смешно, что он меня тут увидел…
Голова у него только до стола достает… Он почти карлик… И ноги колесом…
— Скверное дело!.. Ты не в курсе?.. В Лестере о тебе говорят!.. “Миррор” не читал?..
Нет, не читал…
— Елки-палки!.. Дай-ка мне пенни!..
Уходит… приносит “Миррор”… Там во всю страницу фотография… Ай-ай-ай! дом старика!.. то, что от него осталось!.. И название “Трагедия в Гринвиче”… громадными буквами… дым… руины… балки… все, в общем.
— Ух ты! жуть какая!
Странно, но я как будто не понимал! все смотрел, смотрел… ущипнул себя даже… Мне все не верилось.
— Ты думаешь, правда? — спрашиваю… — Думаешь, да?
— Читай!.. Написано!..
— Я не умею…
— По-английски не читаешь?..
Он-то читал прекрасно…
— Слыхали? Не понимает! — заключает он… Говорим о другом… Он поваром работал у Бороды на Сохо-сквер и еще в “Ройял” подрабатывал… “член профсоюза”, видите ли… постоянная работа!.. а главное, карлик наш в картах специалист был!.. Это его первейшее дело! волшебник прямо!.. С картами что хотел, то и вытворял!.. Как “член” вхож был повсюду… С шефами на “ты”… во всех клубах Лондона… Штучки им всякие показывал… в покер! вист! в трик-трак! непобедим при любом раскладе!.. Потому его Сорокоручкой и звали… Никто не видел, как он входит и выходит… Так, партию на ходу!.. Вперед, господа! Сам не выше стола!.. карлик… Ему подушки подкладывали, чтоб он нормально сидеть мог… Танцовщицы его любили… любезный такой, обходительный… и еще по скачкам мастер! осведомленность! ну Папа Римский! бесподобно! На дерби всегда на тройной ставил!.. это самое меньшее!.. Уже восемнадцать лет как в Лондоне! и сбережения имел!.. К армии непригоден из-за ножек своих коротких и ручек… никогда ни дня не служил!
— Зато пальцы у меня очень пригодные! Это в нашем деле самое главное!..
Умный и не скрывает этого.
Что пальцами вытворял! из одной колоды на глазах у вас десять делал! высший пилотаж!.. Играл только с клиентами, с друзьями никогда!.. Нет уж! вне конкуренции!.. <…>
— Да… — говорит он мне, значит, это я к рассказу возвращаюсь, — в скверную ты, бедолага, влип историю!..
Разглядываем фотографию… Читаем вместе эту дребедень… “Тело известного ростовщика Титуса Джерома Ван Клабена было обнаружено вчера в пять часов по-полудни…” А я-то и не знал, что его кроме Титуса звали еще и Джеромом… “сильно изувеченным и полностью обгорелым”…
Язык статьи сложностью не отличался.
“Пожар уничтожил строение полностью и еще два соседних дома… Пожара такой силы не наблюдалось на Уигморской аллее нашего замечательного Гринвичского парка с 1768 года. Судебный пристав, ведущий расследование, отказался поделиться с нами своим мнением о причинах трагедии, которая, по утверждению некоторых специалистов, может объясняться злонамеренностью. Частная жизнь Титуса Джерома Ван Клабена не вполне соответствовала общепринятым нормам… Кроме лиц, составлявших его клиентуру, Титуса Ван Клабена нередко посещали порочные и подозрительные элементы… хорошо известные, впрочем, служащим Скотланд-Ярда… Среди окрестных жителей трагедия продолжает широко обсуждаться… Поговаривают, что Ван Клабен любил переодеваться в восточные костюмы и курить гашиш, подолгу слушал фортепьянную музыку, увлекался непритязательной французской игрой “лото”… Разыскивается женщина средних лет по имени Дельфина, в прошлом учительница, занимавшаяся хозяйством в его доме…”
Я так и подскочил!
— В лото не играли!.. Никогда в лото не играли!.. Чистейшая ложь!..
— Ну да! Ты же сам там был?..
— Откуда ты знаешь?..
В самом деле, откуда он знал?..
Перечитываю гнусную статейку… и меня снова трясти начинает… вот так прямо: смотрю на газетенку и трясусь… нагнали на меня страху журналисты эти пронырливые…
— Подумать только!.. Ну и везет!.. А ты-то, коротышка, откуда знаешь?..
— Узнал в Лестере!.. Они пришли третьего дня! Боро с Дельфиной… Перво-наперво на жратву накинулись!.. Как оголодали, мамочки мои!.. Невиданно!.. Все подряд уминали!
— И дальше что?..
Мне надо было знать.
— Каскад сказал, что он от тебя такого никогда не ожидал!..
— Значит, они все рассказали?..
— Досконально!
— И куда ушли?
— Поди знай!.. Но тебя-то как заложили!..
— Меня заложили?.. Что за шутки?
— Поливали тебя как могли! А чего? нормально!.. Тебя же не было!.. Сходи к Каскаду!..
Ага! я чувствовал, к чему он клонит… Погоди, голубчик!.. Я молчу… Вроде как дурачком прикидываюсь… Выхожу с ним на улицу… В некотором смысле я рискую… но была не была!.. Выходим, значит, идем рядышком… Коротышка семенит скоренько… в сторону Букингема… Я к обстановке приглядываюсь… у меня свой план… вон там подъезд… чуть подальше, метров двести… Я его цап за шиворот… А то хитрый больно!.. и в угол его тепленького!.. одной левой!
— Говори, Сорокоручка! — тут я его встряхнул хорошенько, — тебе кто заплатил?..
— Мне?.. заплатил?.. Да ты что? — бьется, извивается… вопит…
— Разве тебя не Каскад прислал?..
Опускаю его на землю.
— Каскад никогда никого не присылает!.. Запомни это, идиот!.. Он сам вопросы решает!.. Только вот тебе его слова: “Фердинанд оказался не тем, что я думал!.. Я к нему с доверием отнесся!.. за серьезного парня держал… А он нас обманул!.. пришел, другом представился!.. дескать, от Рауля!.. бедняга Рауль!.. И повел себя как подонок!.. А ведь от Рауля!..” Ему это как ножом по сердцу… Вроде бы свой, от Рауля!.. а повел себя как подонок!..
Сорокоручка, видно, правду говорил.
— Боро на тебя все свалил!.. Тебя ж не было!.. Так что за милую душу!.. “Вы совершенно правы, Каскад!..” Ну и под разными соусами! маленький преступник!.. Это все про тебя!.. “Он убил несчастного Клабена!.. Деньги все заграбастал!.. Дом поджег!.. И смылся!.. Чудовище!..” Точные их слова!..
— Да что ж это делается!..
Меня трясет аж! Злодеи! я задыхаюсь!
— Как? Как они смели, сволочи?.. Скоты, предатели!.. Ну, пусть только они мне попадутся!.. Неужели так прямо и говорили?..
— Да, и при всех!..
Нечего и сомневаться.
— А ты, говнюк?.. — спрашиваю я его…
И за горло опять беру…
— Ты зачем мне это все наплел?..
Мы еще в подъезде были… Он изворачивается, невинность из себя разыгрывает.
— Вот те слово сутенера!.. — хрипит… — Я тебе лгать не стану, Фердинанд!..
Вырывается… стонет… жалуется…
— Я знаю, Фердинанд, ты калека! увечный! Я не хочу тебя обижать!.. Никогда не хотел!.. клянусь тебе!.. я тебе зла не желаю!.. Я для твоей же пользы!.. В Лестере на тебя сердиты!.. Смотри, как бы… Зуб они на тебя имеют!.. <…>
— Послушай! — говорю я ему… — Ты думаешь, это дело… чтоб я вот так прямо в Лестер вернулся?.. Может, лучше мне туда не соваться?..
— Имей в виду, Фердинанд!.. Каскад, он славный малый!.. но если только он почует, что ты его за нос водишь!.. встречи с ним избегаешь!.. Он подумает, что дело неладно! И тогда хана!.. Рассердится старик! Боро и кукла эта, они его голыми руками возьмут! Они ж тебя с дерьмом смешивают! За глаза-то!
Он требовал, чтоб я с ним ехал… чтоб мы вместе в метро вошли… привязался, и все тут… Ох, надоел, голова от него болит… Уже возле самой станции я снова засомневался…
— Слушай, — говорю, — Сорокоручка! Не поеду я!..
Передумал, стало быть.
— Зря ты так, Фердинанд!.. Зря!..
Не по нутру ему мое упрямство!.. По роже его насупленной видно… Я вроде как поддаюсь… Прохожу два-три шага… Останавливаюсь… На нас люди смотрят… как мы с коротышкой спорим, значит… Заходим в метро… Я еще рта раскрыть не успел… а он уже в кассе…
— Давай, Фердинанд!.. поехали!.. Пользуйся случаем!.. Так лучше будет!.. Тебе же спокойнее!.. Не раздумывай!.. Пошли!..
Плетусь за ним… тащусь… я так устал, что мне уже все равно… Станция Бейкер-стрит… Он берет билеты… Людской поток засасывает нас в лифт… и душит, душит… а меня вдруг снова беспокойство охватывает!.. И так уже сердце будто галопом скакало… со вчерашнего дня… с утра то есть… с тех пор, как там, в Гринвиче… а теперь еще пуще припустило! в коробке этой запертой! Трепыхается! трепыхается! Страшная душегубка!
— Послушай, коротышка! — говорю я ему… — Ты точно уверен?..
Лифт опускается, опускается…
— Не валяй дурака! Фердинан!.. Объяснишь им, как дело было!.. А не придешь, они всему поверят!.. и тогда — ой плохо будет!..
Стоим в клетке, сдавленные! Высаживаемся, наконец, прямо на платформу… он меня за локоть держит.
— Нам бы тут друг друга не потерять! — говорит…
Ждем, стало быть, поезд… а народ все прибывает… Не знаю, что такое… душат они меня!.. не могу дышать!.. Напирают со всех сторон! Расталкиваю… высвобождаюсь!.. делаю три шага вперед… к самому краю… И тут напротив? кого же я вижу? кто же там стоит?.. на той стороне?.. ё-моё! У меня глаза на лоб полезли!.. Его пальто реглан!.. его шляпа!.. и рожа его!.. Мэтью! Мэтью здесь! на другой платформе!.. Мэтью смотрит на нас в упор!.. Я так и охнул!.. Дыханье сперло!.. стою не двигаюсь… точно загипнотизированный… смотрю на него!.. И он на меня смотрит! Но мысль все-таки работает!.. И мысль простая!.. “Это же коротышка!.. вот этот самый!.. Стукач!.. Так!.. Так!.. Так!..” Созрело все само собой!.. я сосредотачиваюсь… сосредотачиваюсь… бровью не веду… полнейшее хладнокровие… Вокруг люди разговаривают… Тоже поезд ждут… Слышно, как он погромыхивает… приближается!.. там, в темноте… в дыре черной… справа… Так!.. Так!.. Так!.. ближе! ближе! Грохот растет, раздувается… Бррр! Брррум!.. Так! Так! Так!.. Совсем близко уже… Гляжу на Мэтью… и коротышку рядом чувствую… в руку мне вцепился… потерять боится!.. БРРР!.. выкатывает локомотив… Фьюу!.. ФьюУУУ! свистит… Бац! наподдаю бедром! коротышку! Он падает!.. Налетает гром, прокатывается по нему! Свистит! Еще! Еще!.. Все вокруг воют! свод воем заполняется!.. Я подаюсь назад! Меня тянет! ровно магнитом!.. да!.. приподнимает!.. Я невесом! меня несет!.. неудержимо! К выходу!.. всасываюсь в лестницу! Лечу!.. Это инстинкт! Спасаюсь бегством!.. Всю винтовую лестницу! все четыре этажа!.. я их вихрем пролетаю! Я их не замечаю!.. ноги в руки!.. меня засасывает!.. Я не касаюсь ступенек, так я легок!.. Я птица страха!.. Выпархиваю из клетки на улицу!.. Бегу!.. Бегу!.. Мчусь!.. Перебегаю одну улицу… другую!.. третью!.. окрыленный паническим страхом!.. Лечу стрелой!.. Еще улица… сквер… проспект… сад… поворот… петляю… едва касаюсь земли… едва касаюсь… молния!.. метеор!.. Я сбиваю людей!.. еще сквер!.. обегаю его кругом… замедляю… уф!.. останавливаюсь… Язык на плече… Все! конец!.. Сейчас упаду!.. Нет, не падаю!.. Сажусь на каменный бордюр!.. под деревом!.. Озираюсь… не выслеживает ли меня кто?.. Нет! они меня потеряли!.. Поднимаю глаза на табличку!.. читаю: “Баркли-сквер”… Красивый район… лимузины, ландо… Времени, наверное, около шести… людный час… Это дорога на Риджент-стрит. Публика элегантная… Отдышавшись, оправляюсь немного… и снова беспокойство на меня находит… думаю… и снова к сердцу подступает!.. новый приступ… оно о грудную клетку так и бьется… и еще голову дергает… какой тут отдых… внутри все гудит, звенит, кипит… сознание пошатнулось, поплыло… Я ничего не вижу…. потом опять все вижу!.. Я не я!.. Потом снова я!.. Швырнул я коротышку поганого!.. подкинул в воздух!.. в воздух!.. Черт возьми!.. черт возьми! он теперь в месиво превратился! Бррруа! поезд! и Мэтью напротив! глядел! во все глаза!.. Как сейчас гада вижу!.. зонтик и все такое!.. А зенки-то вылупил!.. Он не случайно тут оказался!.. Это уж как пить дать!.. Сорокоручка падаль мерзкая! жулье, махинатор! Тсс! Тсс! ни слова больше! Черт! Каскад еще!.. Теперь все на меня! И Клабена тоже! Нет! невозможно! Все застилается туманом!.. Огонь!.. голова пылает!.. гудит!.. как горящий дом! Я в огне!.. А задом на камне сижу, холодном как лед!.. Охлаждаюсь!.. Все как там, на пожаре! О провидение! Я спасен! мне лучше! от камня! Да здравствуют спасатели-иоанниты! Да здравствуют пожарные! но только это ненадолго!.. Жизнь не задалась с самого начала!.. Вспоминаю стариков своих!.. мать там, во Франции, в лавке своей кружева чинит… Как представил, так больно в голове стало… сидит глаза себе портит под газовым рожком… а клиентки всегда недовольны… Я б им врезал, клиенткам этим!.. Я б их манерам научил!.. Отец в своей “Божьей коровке” адреса переписывает!.. и нет им конца!.. коллеги, сволочи, скандалят, не унимаются!.. А я здесь сижу убийцей! черт!.. Все это снова у меня перед глазами вставало, всплывало, голову мутило… аж пошевельнуться не мог… “Фердинанд! — говорю я себе… — Ты жертва заговора!.. ясно как день: на тебя порчу напустили!.. особенно на голову!.. Честен ли ты?.. Вот вопрос, который меня волнует… Клабен тебе сделал что-нибудь плохое?.. Значит, ты его обокрал, просто чтобы выпить? Доказательств ни у кого нет!.. И у Сорокоручки тоже!.. Он теперь под поездом!.. Еще меньше стал!.. Будет знать, как безобразничать!.. Все это чудовищно!.. Фердинанд, ты за все заплатишь!.. Правда на стороне Мэтью!.. Он на службе!.. Нет сомнений! Он разыскивает тебя… имеет право!.. Он облечен силой Полиции!.. Он на посту!.. это его работа! терзания преступника! наказание и т. п.! Эх, парень! все правильно!..” И снова прошлое не дает мне покоя! достает меня! мучает! все в голове сконцентрировалось! будоражит меня! люди из Пассажа! увольнения! Соседи разные! “еще и не то будет!” Они меня обвиняют! К чему это они клонят? наглость! “еще и не то будет!” Суд совести!.. “Увидишь… люди на твою мать и смотреть не захотят!.. она все глаза себе выплачет!.. Он дезертир, мадам! такой никому не нужен!.. Да он просто чудовище!.. Бандит!.. Несчастный отец!.. Он должен был его в свое время в тюрьму отправить!.. в Рокетт!.. где держат разбойников! На пользу бы пошло!.. Он дезертировал в Лондоне!.. Ранен был!.. Он псих!.. Пьяница!.. Сатир!.. Лжец!.. онанизмом занимался по углам!.. сколько раз его застукивали… У него были гнусные наклонности! Аттестат три раза проваливал!.. А круги под глазами!.. это все помнят!.. Как он с матерью разговаривал!.. Они его слишком жалели!.. Он три булочки украл!.. Они ради него всего себя лишали!.. Было бы ради чего!.. Он хозяина обокрал!.. А потом в армию подался!.. Там он поначалу даже мужество проявлял!.. В сентябре ушел… трижды благодарность в приказе объявляли!.. и потом медаль получил!.. Начал геройски… но его ненадолго хватило… после он все растерял!.. храбрость и остальное! все благие намерения!.. Умирать ему расхотелось!.. Беспутный малый, как был, так и остался!.. Я это всегда говорил!.. медаль за отвагу!.. ранение в голову!.. но сущность преступная!.. В Лондоне его взяли!.. Посадили!.. Пытали его там!.. И поделом! Он совсем голову потерял!.. Во всем признался!.. Они ему глаза вырвали!.. они его хорошо знали! достал он их своими преступными наклонностями!..” Голоса эти доносились из-за ограды сквера!.. поднимались со всех сторон… оглушали!.. Откуда им взяться на Баркли-сквер! Я только их и слышал… Даже машин не слышал… Голоса были настоящие… некоторые звучали по-английски… с акцентом… “Watch your step! Осторожно! Кровавое убийство! Bloody murder!..” Они тихонько пробивались среди других!.. и еще немного музыки среди уличного шума… Убийство! Убийство! Итак, надо действовать быстро!.. Плохие дела, Фердинанд!.. Они тебя сцапают!.. Свалятся на голову, как на Дельфину в туннеле…
Нет! не дамся!.. Ядрена вошь!.. Я знаю все их штучки! как они войну ведут не на жизнь, а на смерть! засады строят! Черта с два! Я тихонько встаю… легко-легко… и оп!.. припускаю!.. На противоположный тротуар… быстрее!.. бегу!.. вдоль стен!.. на Бонд-стрит!.. Марилебон!.. Я знаю, куда бежать!.. Сердце колотится!.. Барабанная дробь!.. но дух не сломлен!.. “А ну, веселей!..” слышу я голос полковника… “Кавалеристы! шашки наголо!” Голос полковника Антре!.. “Вперед!.. гало-о-оп!.. В ата-а-аку!” Я откликаюсь на призыв!.. Прибавляю ходу!.. Мчусь!.. несусь!.. лечу в атаку!.. Фенчерч-стрит!.. Уордор!.. Авеню Страфтсбери!.. Я знаю, куда бегу!.. Вперед!.. За родину!.. Маршрут известен! Я не заблужусь в сердце Лондона! На всем скаку! закусив удила!.. Гип! Гип! Ура! ну и скачки! Вихрь! Вперед! Веселей!.. Доблестней!.. Только победа!.. Виктория!.. Тоттнем-Корт-роуд!.. Меняю ход!.. ниже шею!.. натянуть удила!.. пришпориваю!.. Нападаю на автобус!.. на все стадо! мастодонтов! жирных! трепещущих! урчащих! рычащих! в двадцать пять моторов!.. замерли притворно! красные все… морды низко опустили… сжались упрямо… дрожат от нетерпения!.. задом пыхтят! пфт! пфт… буйволы кровавые!.. Они мне нипочем!.. я тоже фыркать умею!.. бррр!.. брр… бр… ры!.. В атаку! молнией! маневр! прорезаю стадо!.. просачиваюсь сквозь!.. стрелой! ускользаю!.. аккурат на перекрестке!.. перед гигантской чайной…”Лайонз”… круглосуточной… Night and Day… Храбрец! герой!.. Смотрите-ка! полисмены мне свистят!.. Свистят!.. свистят!.. Напрасно! Я гарцую еще выше!.. Спасайся кто может… На бешеной скорости мчусь вдоль стен!.. Ноги в руки, так сказать… Там! впереди! вдалеке! Бедфорд-сквер! Принюхиваюсь!.. все верно!.. устремляюсь дальше!.. Цель близка!.. деревья вижу! это YМCА!.. Молодежная христианская ассоциация!.. смоковницы по периметру площади!.. дубы!.. консульство!.. я его вижу!.. оп! оп! дружочек!.. Скачи!.. лети!.. еще рывочек! У-у-уй! дождь! проливной! как из ведра! Я мокну!.. истекаю! струюсь на лету! Ныряю под зонтики… спотыкаюсь!.. падаю!.. Хоп! встали!.. мчусь!.. не чувствуя себя!.. Бедфорд-сквер! консульство!.. мое?.. нет! русское!.. ошибочка!.. еще немного!.. Скорость у меня слишком велика!.. сбавить надо чуток!.. осадить!.. мелкий галоп!.. рысь!.. Их тут, консульств этих, с дюжину будет, не меньше… всех стран… вокруг площади… манеж прямо!.. бок о бок стоят!.. Вот это! русское! самое громадное! Здания три-четыре занимает… Перед дверьми давка… Врезаюсь в гущу… прорываюсь!.. пихаюсь… меня оттесняют!.. Не выдерживаю напора!.. падаю в гущу русских!.. Они кипятятся… плюются!.. ругаются!.. Затормозили-таки… Я поврежденный метеорит!.. Я оседаю!.. Я сдавлен, сжат, перемолот телами!.. Толпе этой нет конца!.. Очередь трижды вокруг сквера обвивается! Они тут топчутся днями! неделями!.. кашляют… харкают… солнце ли… дождь… дверь конторы закрыта… Иногда она чуть-чуть приоткрывается… они впускают по двое… и держат их часами… сутками… по поводу виз!.. Все скопище вшами кишит!.. чешутся все усиленно!.. я тоже чесаться начинаю!.. Кого тут только нет! Мешанина полная… Стоит двери приоткрыться, все глаза — на нее… сборище разномастное… толкаются между решеток… скребутся — вшей ищут… остервенело… все вперемешку… кокеток образчики… крупные торговцы и мужики!.. всего много… самодовольные господа в плащах… профессора в пенсне… крестьяночки в платочках… теснятся, ноги друг другу отдавливая, чтобы продвинуться на миллиметр… Мне нужно сквозь них пробиться!.. нет! ничего не выйдет! Консульство мое французское! вон оно! удаляется! меня относит в сторону! влево! я собираюсь с силами! высвобождаюсь! опрокидываю евреев в картузах… целую компанию!.. с пейсами и в толстых очках… Два попа стоят с крестами на животах… плотно пригнаны друг к другу. Врезаюсь в толщу мясного паштета… разрубаю!.. прорываюсь вперед к моей колоннаде… к моему консульству… на французскую землю!.. Тут тоже густо!.. закупорили вход… пищат яростно на франко-русско-бельгийской смеси кто во что горазд!.. зычногласая тарабарщина… перебранка… трескотня горничных… артисты… знакомый мне официант-грек… пышечка какая-то речь держит… с тулузским акцентом… Ждут открытия… в восемь открывают снова для виз на вечерний поезд…
Я спешу больше их всех!.. я им, сволочам, так и кричу!.. Меня следует принять немедленно! Я не для того пришел, чтобы тут ждать!.. мне нужно видеть консула лично!.. Собственной персоной!.. незамедлительно!.. Я ору поверх голов… “Господин Генеральный консул!..” Это еще что!.. Я вот пиджак порвал… в лохмотья превратился… так меня за него дергали!.. Клочьями сзади висит!.. мой пиджак реглан… Я приветствую флаг над дверью!.. и герб!.. наш славный триколор!.. “Смирно!” командую я… гаркаю по-над толпой… “Смирно!”… В дверь барабаню… Войти хочу… Бабы вокруг, учительницы французского, шалопаем меня обзывают, бандитом, грабителем… Я им не отвечаю… я стучу… сильнее!.. я эту дверь высадить готов!.. дубасю изо всех сил!.. ногами!.. Приоткрывают наконец-то!.. щелочку… я врываюсь! сокрушаю… швейцара!.. привратника!.. я внутри!.. победа!.. Но тут сердце мое не выдержало! ноги подкосились!.. я осел на пол!.. Перенапрягся!..
— Месье! Месье!.. Мистер! — заявляю я… — Долг превыше всего!.. “Вперед, сыны отчизны!”… — выкрикиваю я!.. сил не жалею!.. холуя этого оскорбляю!..
Он отвечает по-английски:
— Go away!.. I am the Commissionnaire!.. — убирайся, дескать, вон, я швейцар, то есть род лакея в ливрее, каких нанимают по часам, по неделям оберегать прихожие, конторы и всякие служебные помещения!..
— Консула Франции!.. — требую я… — Мне нужно видеть консула Франции!.. Господина Генерального консула!..
Вот наконец-то служащий… Настоящий, в люстрине… а за ним еще три!.. потом еще десять!.. все в люстрине, в пенсне и с целлулоидными воротничками… я обомлел! Ох уж мне эти воротнички!.. они меня совсем с толку сбили! В первый раз в Лондоне увидел!.. обалдел прямо! Смотрю как завороженный! У всех галстук бабочкой!.. на резинках специальных!.. мать честная!.. Это ж юность моя!.. Я на бабочки эти вытаращился, все глаза проглядел!.. оторваться не могу!.. Это ж детство мое!.. ученичество! Первые шаги!.. Пассаж Веродода!.. Быть того не может! На каждом по бабочке… все одинаковые! в точности как у отца!.. на резинке!.. и полоски зигзагом, как у него! черные и белые… У меня слезы выступили!..
— Господа! Господа! — обращаюсь я к ним… — Простите мне!.. мою слабость!.. Это голод!.. Легкий обморок!..
— Вы голодны?.. — спрашивают они в один голос… Изо рта у них воняет… В нос мне дышат… Зубы их гнилые вижу…
— Вам требуется помощь, молодой человек?.. Помощь?.. Утром в десять!.. Приходите завтра!..
Гонят меня, стало быть.
— Помощь?.. Помощь?..
Ах они хамы!.. Я вне себя!..
— Я в армию хочу, сволочи!.. Я на войну хочу! Родину спасать!.. Сучьи потрохи!.. У меня и документы фальшивые при себе! — так прямо им и заявляю! кричу в лицо.
Вижу, они думают, что у меня не все дома… Знаки друг другу делают.
— Пойдемте с нами, молодой человек!.. Пойдемте с нами!.. Поднимайтесь осторожно… с нами… осторожно…
Ведут меня… сопровождают… Окружили плотно… Чтоб не сбежал… Ишь, хитрые!.. Видали мы таких!..
Поднимаемся на второй этаж… проходим насквозь два… три… четыре кабинета анфиладой… все машинисточками заполненные… дурнушки бледнолицые… все на меня косятся… одна горбунья…
Там в глубине “Военный отдел”… на двери обитой написано… далее: “Военный врач”… Вваливаемся всем скопом… втискиваемся… и машинисточки все за нами!.. хихикают, поганки… Провожают меня… шагу ступить не дают!..
Давненько я врачей в форме не видел… с самого госпиталя!.. Это на меня сразу подействовало!.. Госпиталь тот в Хазбруке был, во Фландрии…
— Смирно!.. — кричу я… — Смирно!..
Все хохочут… ха! ха! Ха!
— Ваши документы, молодой человек!.. Предъявите документы!..
Разрываю внутренний зашитый карман пиджака… карман этот целехоньким сохранился!.. Протягиваю документы врачу… Список мой послужной… упоминания в приказах!..
— Фальшивые!.. — так его сразу и предупреждаю… — Целиком и полностью!..
Заявляю об этом во весь голос!.. Настаиваю.
— Фальшивые от корки до корки!..
Он меня усаживает. Вот и отлично!.. Пусть изучает вволю!.. Устраиваюсь поудобней в самом большом кресле… Пусть полюбуется… Пусть порадуется… А я погляжу на клубы тумана… они плывут за окном… танцуют… в оборках все… будто балет!.. пока он там бумажки изучает… Я даже песенку замурлыкал!.. Это после дождя… балет туманный… Вот он уже уплывает… невесомый уносится ввысь… к Сент-Олбену… Церковь вся черная стоит!.. а шпиль на солнце золотом сверкает! Поразительное зрелище!.. Облака рассеиваются… Да! я подвержен мечтательности!.. Забываюсь запросто!.. грежу по всякому пустяку… надо ему тоже сказать… я ему сообщаю, доктору то есть… уведомляю вежливо…
— В воздухе, — говорю, — чудеса творятся…
Так просто, соображение высказал.
Пусть знает.
— Подойдите ко мне, молодой человек!.. — отвечает он любезно, но твердо. — Раздевайтесь!.. А вы там! выйдите за дверь!
Все выходят.
Разглядывает руку мою… шрамы…
— Смирно!.. — ору я что есть мочи… — Смирно!..
Он мне ноги ощупывает, ягодицы, мошонку… везде потрогал… слушает… опять щупает!.. пройти заставляет… вперед… назад…
Головой качает… Вижу, сейчас откажет…
— Я хочу на фронт, господин военный врач!.. Я хочу на фронт!.. умоляю вас… не откажите!.. Я должен ехать!.. Они за мной гонятся!..
И тут я ему все выложил…
— Я убийца! господин военный врач! я убил десять человек!.. нет, сто!.. нет, тысячу!.. А в следующий раз я их всех убью!.. Господин военный врач, отправьте меня!.. мое место на войне!.. на фронте!..
— Посмотрим!.. Посмотрим!.. — отвечает он спокойно… — Одевайтесь!..
Он мне трех слов не сказал… По-моему, это оскорбительно… Натягиваю штаны, повязку, рубашку, изорванную в клочья… Он на меня смотрит… И головой все качает… С бородкой, упитанный такой, пузатый, щеки круглые, пенсне то снимет, то наденет… На нем краги, шпоры, здоровенная кобура… интересно, зачем?.. Чем он рискует у себя в кабинете?.. Вызывает еще одного в пенсне… потом швейцаров… и еще лакеев!.. тех, что меня в дверях встретили… вслед за ними еще народ набежал… из всех кабинетов… весь персонал… все консульство!.. машинисточки с пучками! то-то будет зрелище! Я окружен!.. Все перешептываются!.. мой случай обсуждают!.. перемигиваются!..
— Вы можете идти, мой мальчик!.. Вы можете идти!..
Таково его решение!..
Нет! Это возмутительно!..
— На войну!.. — кричу я!.. — на фронт!.. Иначе как на войну я отсюда не уйду!.. Направление должно быть подписано немедленно! здесь и сейчас!.. без проволочек!.. Я требую!.. Выбирайте!.. Жизнь или смерть!..
Они не отвечают.
— На войну! — твержу я им!.. — На фронт! как Пьеро Короткоручка!.. как Рене Гвоздь!.. Как Жожо Поцелуйчик!.. как Люсьен Волокита!..
— Но вы уже вернулись с фронта, молодой человек!.. Вы выполнили свой долг!.. Вы получите пенсию!..
Ха! знаем мы эти сказочки!.. Умилостивить меня хочет!.. Болтун поганый!.. Я воплощенная совесть!.. Успокоить хочет мои терзания!.. Мизер недоделанный!.. гнусный!.. Уж я слов не пожалею!..
— Долг этот я плохо исполнил!.. Вы что, не видели?.. За мной еще множество долгов волочится!.. А как у вас с долгами?.. Расскажите-ка!.. Пенсию?.. Нет у меня пенсии!.. И не будет никогда!..
Так им и сказал!..
Он не рассердился, опять меня урезонивать стал… Ласково так…
— Будет!.. Будет!.. обязательно!.. Вы ее получите!.. вы инвалид войны!.. вы получили тяжелое ранение!.. Вы один из наших доблестных воинов!.. У вас восемьдесят процентов!.. Требуйте прибавки!.. Восемьдесят процентов — это хорошо!.. Две тысячи франков в год!..
А я только больше распаляюсь!..
— Я же убийца, господа!.. Убийца!.. Вы меня слышите?..
Я обращаюсь ко всем сразу… ору!.. реву во всю глотку!.. Никакого взаимопонимания!.. Вид у них печальный такой… Человек тридцать, в кружок выстроились, все в люстрине, окружили со всех сторон… рты поразевали… и смотрят! А потом опять как загалдят!.. как затрещат!.. забалабонят!.. и еще хихикают потихоньку…
— Я двоих убил!.. — талдычу им снова… — десятерых!.. куда там! больше!.. И убью еще больше!.. Послушайте меня, господин военный врач!..
Я умоляю… бросаюсь перед ним на колени!..
Он непреклонен! Я его раздражаю!
— Вы освобождены от воинской повинности, мой мальчик!.. Ваши бумаги! документы ваши в полном порядке!.. Безупречны!.. Вы освобождены от военной службы!.. Понимаете?.. У вас восемьдесят процентов нетрудоспособности!.. Вы проходили призывные комиссии! В Дюнкерке! Бетюне! Ла-Рапе!.. Помните?.. Теперь ждите пенсии! Ее оформляют!.. Вы в Лондоне у родных живете?..
Что-то он разлюбопытствовался не в меру!.. Запугать меня хочет! Я чувствую, куда он клонит! отвратить меня от исполнения долга хочет!.. Ай-ай-ай! подлец!..
— Я дюжину убил! — кричу!.. — Нет! сотню!.. И это еще не все!.. Я хочу назад! Я хочу убить тысячу! Вину свою искупить!.. Я в строй хочу!.. в шестнадцатый полк!.. шестнадцатый кирасирский!
Дальше опять беседа потекла… Он меня образумить пытается… Сочувствия преисполнен… С лестью подверстывается!.. Величает меня “Герой!.. Герой!..” При этих словах все писаки тамошние… и барышни канцелярские от смеха скрючились…
— Вы награждены медалью!..
— Я дюжину убил, господин военный врач!.. Я тут всех перебью!.. Я хочу во взвод!.. Разжалуйте меня!.. разжалуйте! Я служить хочу!.. сейчас прямо!.. Во второй кавалерийский пойду, если надо!.. — упорствую я…
— Послушайте, дружок!.. Что вы так волнуетесь?.. Вы исполнили ваш долг!.. Полностью исполнили!.. Вы хотите вернуться во Францию?.. Хотите видеть консула?.. У вас нет средств к существованию?.. Мы вас репатриируем!.. Кто вы по специальности?..
Вконец измучил балабон несчастный!
— Довольно!.. Хватит!.. — говорю я ему… — Хватит сюсюкать!.. Я хочу вернуться в строй!.. Слышали?.. Я хочу исполнить свой долг еще раз!.. Однозначно! Один исполню, если надо!.. Всех убью!.. Берегитесь, господин военный врач!.. так дело не пойдет!.. Я не хочу возвращаться в Париж!.. Я на фронт хочу!.. как Люсьен Волокита!.. как Бенуа Усач!..
— Но вы не можете, дружок! У вас восемьдесят процентов!..
— Тогда я вас убью!.. — парирую я. — Где моя сабля?..
И раз! хватаю кочергу… тут же рядом, в ведре с углем… Я его насквозь проткну!.. на бороденку не посмотрю!..
Тогда они на меня вчетвером набрасываются!.. Валят!.. Скручивают!.. Я ногами отбиваюсь!.. Кусаюсь!.. Они меня тащат… волоком… рвут на части! Пол мною натирают!.. за руки, за ноги… Проезжаем мимо открытой двери… за ней большой неосвещенный зал!.. И кого бы вы думали я вижу?.. там, в глубине… бледные, как призраки… на черном совершенно фоне?.. “Чур-чура!”… кричу я грубиянам этим… подлецам, которые меня четвертовать пытаются…
Эй! Смирно! Я вижу их!.. Всех вижу!.. Там! в глубине!.. Все старые друзья! стоят на черном фоне!.. вытянулись!.. Все вместе, один… два… три… пять… шесть!.. в стойке! “Привет! — кричу я им! — Привет! Э-ге-ге! Приветствую вас!.. Так держать!..” Я их ясно видел! Совершенно отчетливо! Стоят навытяжку! В самой глубине Нестор… отрезанную голову в руках держит!.. перед собой!.. это один из лестерских!.. ушел на прошлой неделе!.. И Брюхан рядом!.. И Фред Мотоцикл!.. И Пьеро Короткоручка!.. И Жожо Поцелуйчик!.. И Рене Гвоздь!.. у этого живот вспорот!.. Все кровью истекают!.. Вот что интересно!.. И Люсьен Волокита, и Ландыш там!.. Мухобой в форме морского пехотинца!.. Лю Морковка артиллеристом!.. Выстроены все в шеренгу в глубине зала! где всего темней… Все молчат!.. стоят в обмундировании, но с непокрытыми головами… А бледны-то как!.. белые… совершенно белые… будто подсвечены изнутри…
— Э-ге-ге! мужики! — зову я их! — Э-ге-ге! Привет, олухи!.. Эй, земляки!.. Как дела?..
Они не отвечают… Не шелохнутся!..
Окаменели, черт побери!..
Я всех за собой тащу!.. Хочу поговорить с теми, в зале! Поближе подойти!.. лицом к лицу, так сказать… Эти в меня вцепились!.. но куда там! я сильнее всех! Они мне руки выкручивают!.. я вою!.. их штук четырнадцать бюрократов!.. и две-три старые девы!.. за всякие места меня ловят!.. силы мои удваиваются!.. тащу всех на себе! весь персонал!.. со швейцарами!.. всю ораву!.. в глубину!.. в черноту!.. с корешами поговорить хочу!.. которые там окровавленные стоят!.. бледные!.. по стойке смирно… Дотронуться до них хочу!.. Ага!.. Сейчас дотронусь!.. Ан, а их и нет!.. Это ж черт знает что такое!.. Я кричу об этом во весь голос!.. Надувательство!.. Хрен знает что такое!.. Сбежали!.. испарились!.. Им же хуже! Чтоб им пусто было! Они за это заплатят!.. Они в Большой Дыре никого не найдут!.. Пушечное мясо!.. Я их всех узнал!.. Все лестерские!.. Они меня тоже видели!.. И слиняли!.. в темноту зала… кишки свои вокруг пояса обмотав!..
— А ну! Вниз!.. Вниз!.. Уведите его отсюда!..
Вот как со мной обращаются! Так-то швейцары свой долг исполняют! Они мне войну объявили! А я хочу остаться тут на полу, полежать, подумать. Я — раз! под лавку. Они меня настигли, тянут, дергают, рвут на части. Озверели совсем! Довел я их до крайности! Даже доктора, а ведь какой добродушный… Терпение потеряли полностью!.. Набросились на меня все одновременно!.. Все служащие консульства!.. Разъяренные мужчины, женщины, барышни!.. Падаю! качусь! лечу!.. Приземляюсь внизу лестницы!.. И все-таки кричу: “Да здравствует Франция!.. Да здравствует консул!.. Да здравствует Бедфорд-сквер!.. Да здравствует Англия!..”
— Вон!.. Вон!.. — орут они!.. Вот как мне отвечают!.. Рвут меня на куски!.. с остервенением!.. еще клок от пиджака оторвали!.. швейцары, секретари, начальник канцелярии и сам консул!..
— Я консул! — сообщает он мне.
У, злодей!.. У него пенсне, как у прочих!.. Явился, чтоб меня оскорбить!..
— Убирайтесь вон, проходимец!..
Грубее некуда.
— Вы невежа!.. — отвечаю я ему… — Да здравствует французская армия!..
Хм! ему это не нравится! он брыкается! топочет! ярится!.. подпрыгивает аж на месте!..
— Уведите его… Уведите!.. — говорит он четырем швейцарам, что дверь сторожат… Крепкие ребята, богатыри!.. Отрывают меня от пола!.. Дверь раскрыта!.. на улицу!.. Вылетаю по параболе!.. Снарядом!.. Высоко лечу!.. надо всем!.. Ракета!.. Над тротуаром… новый вид оружия… по-над толпой!.. и плям!!.. плюхаюсь в гущу!.. в толщу русских… в месиво!.. Встречают меня звериным рыком!.. Я пять штук разом укокошил!.. лежат! все пятеро!.. бабы за меня взялись!.. обрывают остатки одежды!.. Скольжу по животам… эмигранток в платочках, крестьянок, что в Америку подаются… На меня ополчился целый народ!.. Ноги застревают среди сплетенных конечностей. Снова ступаю по телам… мы все топчем друг друга… Тела честят меня почем зря на русском, итальянском и чешском… Самым злобным, самым скандальным из тех, кто там под ногами лежал, был маленький китаец, человечек в сером шелковом балахоне с большущим свитком папируса, который он собой придавил, громадным папирусом с печатями!.. он имущество свое собирает, встает… зонтик у него, широкополая артистическая шляпа… эдакая сковорода для каштанов… галстук-бант поправляет!.. и обращается ко мне!.. заговаривает со мной!.. Ей-богу, он француз!.. ни малейшего акцента… а одет китайцем!..
Я поначалу обалдел… потом опомнился… спуску ему не дал!..
— Молчать!.. дрянь такая!.. — во как рубанул.
Он в ответ:
— Вандал! Дикарь! Папуас!..
Я ему:
— Да вы знаете, с кем говорите?
А он:
— Со скотом!.. с убийцей!..
А я ему той же монетой!
— Правильно, — говорю, — сударь! — и на этом не останавливаюсь!.. Я горжусь тем, что я убийца!.. Он в точку попал! Убивал ли я?.. может не сомневаться!.. еще как убивал!.. О! я в ударе!.. Я ему все излагаю!.. Я десять человек убил!.. какой там! тысячу!.. Я с неба упал!.. Вы сами видели! Своими глазами, китаеза поддельный!.. Ну уж я и натешился!.. Ну и номер!.. Дрянь паршивая!.. Я орал на весь Бедфорд-сквер!.. То-то веселье!.. Не я один веселился… вся толпа!..
Тут я этого склочника получше рассмотрел… По размышлении он показался мне меньшим кретином, нежели остальные… Я его цап! хоп! тащу за собой!.. за рукав… Инициатива перешла в мои руки!.. Мне надо было ему кое-что сказать!.. Нас снова закружило!.. сдавило… сплющило… прокатило… и выпихнуло, наконец!.. Он снова стал шляпу свою поправлять… с полями широченными… Мне надо было ему объяснить… исповедаться в подробностях!.. Такая вот неожиданная потребность!.. род извинения, что ли!.. посвятить его во все… все, что со мной случилось… ведь такое не каждый день бывает!.. объяснить, отчего все неприятности!.. чтоб не носить все в себе… Он бант свой перевязал!.. тщательно так… Мы сели с ним на камни в сквере под смоковницей…
“Хм!.. Хм!..” хмыкал он, пока я рассказывал… с оттенком недоверия, я же видел!.. Не совсем верил тому, что я говорил… Вот, думал, фанфаронит парень! рисуется… старику мне пыль в глаза пускает! Но я его убедить хотел! Упорствовал! Начал с самого начала!.. Как в госпитале, в Хазбруке, чуть до ампутации не дошло, до того с ногой неладно было… и с рукой одновременно!.. схлопотал, в общем, как следует… плюс голова… менингит… осколок в левом ухе… такое, в общем, состояние и жар, что уже и не знали… так вот, на краю бездны, одной, можно сказать, ногой в могиле, я подружился по-настоящему с одним парнем, в палате госпитальной в Хазбруке… Палата Святого Евстахия!.. так она называлась!.. Фарси Рауль, ранен в левую руку… Фарси Рауль из Второго африканского… Со мной в одной палате… через койку!.. Палата Святого Евстахия… Ему руку оперировали… После операции он все кричать продолжал… гангрена началась… сорок дней продолжалась… У нас было достаточно времени, чтобы поговорить… Я ему приглянулся… Мы планы всякие чудесные строили. Он мне ровесник… “Поедем вместе в Лондон!..” На том и порешили!.. Имелось в виду, когда выпишут!.. Как он предполагал, к зиме!..
— Увидишь у дяди Каскада!.. как у него все поставлено!.. Жизнь увидишь!.. заведение!.. Он отличный мужик, дядюшка Каскад!
Он без конца о своем Каскаде говорил… Наконец-то мне начали приоткрываться какие-то горизонты!.. Планы заманчивые вырисовываться!.. Я в них нуждался… Состояние у меня было хреновое!.. Я сдавал и сдавал!.. Ох уж эта палата Святого Евстахия!.. Они мне трижды латали плечевую кость, и берцовую, и я все это вынес… А после — боль адская! Потом еще дренажи, фитили, гипсы… кости по кусочкам склеивали… болело так, что я выл почти все ночи напролет… В конечном итоге меня Рауль к жизни вернул, потихонечку, помаленечку планами своими разными на будущее!.. дух он во мне укрепил, вот в чем все дело! Это мне больше всего нужно было!
— Ты, парень, не тревожься!.. в голову не бери!.. — так он со мной говорил. — Мы сюда не вернемся!.. Лондон посмотришь!.. приживешься!.. Погоди, вот выпишут!
Внимательный ко мне был.
И я сквозь швы и струпья духом немного воспрянул… А уж сколько всего натерпелся!.. Можете мне поверить… И вдруг — трах-тарарах!.. рухнуло все!.. Однажды утром за Раулем Фарси пришли!.. Он как раз из перевязочной выходил.. Жандармы его забрали, увели с собой!.. в наручниках!..
— Ты куда? — вырвалось у меня…
— Смерть легавым!.. — крикнул он в ответ… — Смерть легавым!.. — прямо при всем госпитале… А потом еще напутствовал меня издали уже… пока они его тащили: Каскад! слышишь!.. Каскад!.. Давай! обязательно! Смерть легавым!.. — Это его слова!.. последние, какие я слышал… В тот же вечер мы узнали подробности… он под трибунал попал!.. Два дня спустя они его порешили!.. Фарси Рауль… умышленное членовредительство!.. Второй африканский дисциплинарный батальон!.. Правда это или нет!.. Они что хотят, то и делают!.. выяснениями не утруждаются… Там отряд был из выздоравливающих, последние почести ему отдали… Его расстреляли на рассвете, во дворе, во дворе Барнабе, по названию военной тюрьмы. Он не дрогнул… “Смерть легавым!!” — крикнул он, когда уже они стреляли. И все.
О! Это был удар!.. Я подобное редко испытывал… Меня, маленького человека по рождению, сына своих родителей, добросовестных тружеников, покорных, любезных, услужливых… меня Рауль просветил, глаза, так сказать, открыл, признаюсь, мне его не хватало… Рауль… он писать не очень умел… за него я письма строчил… левой рукой… я писал в Лондон его дяде Каскаду… Фарси Каскаду… по два письма в неделю… Фарси Каскад, Лестер-стрит… все было договорено… Он ждал нас обоих… с распростертыми объятиями!.. Насчет увольнительной у нас все одинаково было, женаты… оба… на англичанках! случайное совпадение!.. документы, разрешения, все!.. все предусмотрено!.. все в ажуре!.. подделано отменно!.. И тут — бац!.. Рауль! Такая история!.. А я только чуть поправляться стал… во всяком случае, перестал подыхать!.. Черт! ладно!.. Хватит!.. пишу, значит, дяде! Фарси Каскад, Лестер-стрит…
Он мне сразу отвечает: “Приезжай. Приезжай, хочу с тобой поговорить!” А ведь он меня только по письмам знал!.. А я Раулевой болезнью заболел… страх животный он мне свой передал… отвращение к войне!.. “Домой не возвращайся!.. — крикнул он мне в последнюю минуту… Сцапают!.. Погляди!.. Они ж всех подбирают, кто остался!..” Это он о себе…
— Поезжай в Лондон!.. Не забудь про Каскада!.. — так и сказал!.. Эти слова у меня в ушах звучали! последние его слова!..
Между тем я поправлялся… Я упорно шел к цели… “Приезжай!.. Приезжай!..” Я уже ни о чем кроме Лондона думать не мог!.. Получил три месяца на поправку… и не спасовал, отправился за море. Меня приглашают! Я пользуюсь! самое время! подфартило!
Приезжаю!.. О радушие!.. Я встречаю настоящих братьев… корешей по крови… именно!.. Сразу расспросы… Объясняю Каскаду про Рауля… Уж как он горевал!.. Раз десять, не меньше, повторить меня заставил!.. Не верил все!.. Никак не мог поверить!.. Ему не надоедало меня слушать!.. просил, чтоб я снова начал!.. еще!.. и еще!.. он его как сына любил!.. Рауля Фарси… Потрясло это его… Так вот я приехал в Лондон!.. случай, Провидение… повезло, что я с Раулем познакомился, с беднягой Раулем и дядей его Каскадом…
Рассказываю я, значит, свою повесть китайцу, сидя с ним на каменном бордюре… Захотелось мне его во все посвятить… легче от этого делалось…