Стихи французских символистов в переводе Романа Дубровкина
Литературное наследие
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2001
«Столетье бьют часы…»
Стихи французских символистов в переводе Романа Дубровкина
От редакции
«Символ венчает целый ряд мысленных операций, который начинается с простого слова, проходит ступени образа и метафоры, включает в себя эмблему и аллегорию. Он самое совершенное, самое законченное воплощение Идеи. Современные поэты уже не раз пытались выразить ее посредством Символа и добивались успеха. Это высокое и требующее изрядного труда дерзание служит к их чести. <…> Быть может, они переоценивают свои возможности, но никому не возбраняется стремление ввысь…» Так сформулировал свое литературное кредо Анри де Ренье, чьи стихи привлекли некогда внимание Иннокентия Анненского, Валерия Брюсова, Бенедикта Лифшица.
Французский символизм интересен не только своими вершинами. В тени таких гигантов, как Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, в России оказались практически забыты десятка полтора поэтов, чьи стихи можно найти лишь в антологиях, хотя каждый из них бесспорно заслуживает отдельного сборника на русском языке. В их числе — представленные ниже А. де Ренье, Э. Рейно и А. Самен.
Анри де Ренье***
Мы плыли по морям отчаянья и гнева
Вдали от Вечного Цветения Земли,
И волосы твои, от прошлого вдали,
Шумели всходами единственного сева.С тоской смотрели мы, как ширился и рос
За убегающей кормой разрыв зловещий,
И, плача, думали, что брошенные вещи
Пропахли памятью изгнаннических роз.Но полудетский рай, разграбленный капризом,
Зарею первою вставал в тумане сизом
Из несчастливых чар и злобной тьмы ночной.Таинственная нить наперекор надежде
Мне преградила путь, и для Тебя одной
Цветочною резьбой фонтан играл, как прежде.
ШимпанзеВ привычном обществе болонки, попугая
У ванны мраморной полулежит она,
Служанка спину ей спешит накрыть, черна,
И оттого еще белее плоть нагая.Но тут ей в голову приходит мысль другая:
Шутить, капризничать, повелевать вольна,
Велит переписать две трети полотна,
Смешного шимпанзе в углу располагая.Совсем как человек, серьезен, важен, лыс,
С ужимками орех мускатный он надгрыз,
Уселся весело на полотенце банном.Приплюснут нос, глаза сощурены хитро,
И над плешивым лбом, над золотым тюрбаном,
Победно красное колышется перо.
Беседка
Корзина, белый гипс, где лентой голубой
К свирели пастуха простой привязан посох,
Над чьим-то профилем виньетки в крупных росах,
Овальный медальон, украшенный резьбой.Поспешный маятник и запоздалый бой
Работы двойственной часов медноголосых,
В усталом зеркале покой прудов белесых, —
Кто дверь незапертой оставил за собой?Кто вышел? Чьим шагам дорожки сада внемлют?
Уснула Память здесь, Воспоминанья дремлют,
Возврата долгого старинный минул срок.Окно распахнуто и веет над боскетом
Пропахший розами хрустальный ветерок,
Играя люстрою над лаковым паркетом.
Любитель прекрасногоВ Бургундии, в своем поместье родовом,
Где пенится вино в давильнях век за веком,
Он подставлял бокал шипучим винным рекам,
Скучая эдаким провинциальным львом.Пописывал стихи с отменным мастерством,
Среди соседей слыл ученым человеком,
Дружил с природою и рассуждал о неком
Фамильном дереве, старинном, но живом.Он в жестком парике по улицам Дижона
Шагал, и трость его стучала раздраженно,
И кланялись ему почтительно весьмаПрефект и депутат, но не за титул пэра,
Не за богатство, нет! — от самого Вольтера
Счастливец получил когда-то три письма.
Сад под дождемОкно раскрыто, шум дождя
Опять стихает — реже, реже,
О чем-то мелочно твердя
Листве проснувшейся и свежей.Деревья ожили, влажны:
Покой ветвей пуглив и тонок,
Потягиваясь у стены,
Зевает виноград спросонок.Скрипит песок, шуршит трава,
По саду точно бродит кто-то,
И различаются едва
Шаги без умысла, без счета.А дождь все шепчется, лукав,
С деревьями о тайне важной,
Из неба и земли соткав
Нерасторжимый полог влажный.Стою с дождем наедине,
И капли падают на землю:
Порывам, что шумят во мне,
С закрытыми глазами внемлю.
Эрнест РейноВерсаль
Вечернюю листву дурманом напитала
Душа омытых роз, но даль еще светла,
И розовеет фриз дворцового портала,
И нескончаем звон дрожащего стекла.На груды мрамора облокотясь устало,
Здесь Слава слушает, как лиственная мгла
Над золотом прудов прощально зашептала,
Как, плача, влажные ей вторят зеркала.Какой помпезностью заброшенною веет
От этих сумерек, от парка, что вдовеет
В предсмертных отблесках тускнеющих огней!Докучливая ночь опять сидит у края
Пруда, и верный плющ торопится, стирая
Героев имена, величье прежних дней.
СплинКак много я провел унылых воскресений,
И на толпу гуляк, на пестрое пятно
Как часто я смотрел в мансардное окно
Сквозь сумрак лиственный почти могильной сени!Как бесконечен дождь, как долог день осенний,
Когда ничто тебя не радует давно —
Ни книги, ни стихи: так на душе темно,
Что даже помечтать нельзя без опасений…Тоска воскресных дней, пустые вечера,
Другая комната, но та же, что вчера,
Измученной души бесплодная забота:Увлечься чем-нибудь, зажечься, полюбить,
Тягучие часы, в конце концов, убить —
Для сердца чахлого чрезмерная работа!
Альбер СаменОктябрь
Последних ласточек испуганная стая
Мелькает в небесах. Давно в пути зима.
Давай мечтать… очаг потух, завыла тьма.
Давай мечтать… очаг в отливах горностая.Трепещет абажур, как роза вырастая.
И души мертвого трюмо, сводя с ума,
«Remember» нежное сожженного письма
Твердят за осенью, и сеть дождя густаяВисит над городом, и окон свет белёс,
В тяжелых складках штор смолкает шум колес…
Мечты миниатюр туманней наших слез.Душа стремится ввысь, где в листьях гаснут крыши,
Столетье бьют часы, с ударом каждым тише,
И медный маятник по гулкой ходит нише…
Из цикла «Версаль»I
Версаль, как объяснить, что чахнущее лето
Торопит воскресить тебя из забытья?
Лазурный гаснет пыл, печали не тая, —
Природной дряхлости последняя примета.На прозелень прудов, цветных от пятен света,
На листья красные весь день смотрел бы я!
А ветер бы шептал, что красота твоя
Куда тревожнее, чем увяданье это.Тритон под тисами надулся, веселя
Аллеи, где уже не встретишь короля,
Ни шлемов, ни карет, ни праздничных султанов…Версаль, как лилия, неслышно гибнешь ты.
И, кажется, не плеск разрушенных фонтанов,
А чей-то плач всю ночь звучит из темноты.II
Какие имена! Изящество какое!
А церемониал гигантского дворца!
Изысканность манер, поклоны без конца
И кружевных манжет кипенье фатовское.Аббатов словеса в разубранном покое
Дофина юного и короля-отца,
Пустые, как пастух фарфоровый, сердца,
Блистательных балов веселье мотовское…И «австриячки» двор, и россыпи острот,
И споры герцогов: чей утонченней род?
И голубая кровь принцесс, и принцы крови.Как славный этот мир галантен был и глуп!
Отчаянный бретер со шпагой наготове,
Приветствующий смерть усмешкой гордых губ.